Я лежала на своей королевской белой кровати, устроив голову у Дениса на коленях. В другой ситуации забота и нежность с его стороны осчастливила бы меня. Но сейчас я, точно марионетка, подвешенная на сцене за одну ногу, болталась в воздухе, ожидая, когда вот-вот больно шлепнусь об пол.

– Тебе получше? – спросил Денис, поглаживая большим пальцем мою щеку.

– Лучше, – выдавила я улыбку.

Он склонился надо мной, и при виде его родного и любимого лица у меня защипало в глазах. Денис весело подмигнул мне. Я так боялась потерять его, что была самой себе омерзительна. Я становилась очень слабой, когда дело касалось Дениса. Я зависела от него, а теперь зависела еще и от его рыжей подружки. И если зависимость от Дениса делала меня в основном счастливой, то любая другая зависимость выводила из равновесия. Я даже не солгала ему по телефону, сказав, что плохо себя чувствую. Я ощущала себя уязвимой и глубоко несчастной. Ведь все, чего я добилась за последний год, было готово превратиться в туман и ускользнуть сквозь пальцы.

– Как Стефу приняли одноклассники? – поинтересовался Денис.

– Нормально, – ответила я.

– Как ты думаешь, у Дани и Стефы может еще что-то быть?

– Почему ты спрашиваешь? – насторожилась я.

Он дернул плечом.

– Да так, прикольно было гулять вчетвером.

– А-а-а…

Мне уже всюду мерещилась ревность: не приревновал ли Денис Стефу к своему брату? Что он вообще к ней испытывает? Только ли дружеские чувства? Я помню, как он жаловался мне летом, что Стефания проигнорировала все его попытки связаться с ней. Он переживал из-за ее отъезда. Не влюбился ли он в нее за то время, пока они дружили?

– Так что? – спросил он.

Я вскинула брови.

– Ты о чем?

– О Стефе и Даниле. Они сойдутся, как думаешь?

Мне хотелось крикнуть, что мне наплевать и думать об этом я не желаю, но я сдержалась и лишь обронила:

– Не знаю.

В голове промелькнула мысль: «А что, если снова свести Стефу с Даней?», но я тут же отказалась от этой идеи.

Не выйдет. Стефа, может, и приехала из места, где на завалинке семечки лузгают и перетирают одни и те же новости захолустья, но она не так глупа. Третий раз на крючок Даниной «любви» она не попадется. Да и совершенно очевидно, когда говорила, что хочет заполучить Дениса, она не шутила.

– Может, она влюбится в кого-то другого, – предположила я.

– И в кого? В хлыщей из вашей гимназии? Нет, они не для Стефы.

– А кто, по-твоему, для нее? Даня?

Денис молчал, у меня внутри что-то болезненно сжалось, я выдохнула:

– А ты бы влюбился в нее?

Он взглянул на меня так удивленно. И я было уже успокоилась, поняв, что он такой вариант не рассматривал. Но радовалась недолго, потому что Денис задумчиво сказал:

– Стефа совершенно особенная девушка. Она добрая, милая, веселая, с ней… приятно. Я понимаю, почему Даня увлекся ею. – Денис помолчал, затем наклонился и чмокнул меня в кончик носа. – Но у меня есть ты.

– А если бы меня не было?

– А где бы ты была? – шаловливо улыбнулся он.

– Умерла!

Он лишь фыркнул и на мой вопрос не ответил. Я и так чувствовала себя достаточно жалкой, унижаться еще больше, демонстрируя ревность и неуверенность в себе, мне не хотелось.

Денис посидел со мной еще полчасика и засобирался домой. До позднего вечера я просидела за столом перед пустым листком бумаги, который приготовила еще до прихода Дениса. Я надеялась, что меня посетит план, как мне быть, когда Стефа отдаст мой дневник Денису. Но соперница затеяла какую-то пока не понятную мне игру. Дневник она не отдала, Дениса сама отправила ко мне, узнав, что я «приболела». Что она хотела этим сказать? Я у нее под прицелом и она выстрелит, когда захочет? А пока я должна позволить ей насладиться господством надо мной?

Какой именно мне нужен план? План по составлению плана?

Я подозревала, что Стефа неспроста взяла паузу. Возможно, она ждет, когда я сама оступлюсь? И меня, как в глупом кино, поймают с ножом над мирно спящей в постели Стефанией. А потом она вручит Денису дневник и, горько вздохнув, скажет: «Даже после всего, что она мне сделала, я хотела быть ее подругой! Но она неисправима!»

Этому не бывать! Я убью ее нежно, так, что никто не поймет. А пока нужно вернуть дневник!

Я плюхнулась на переднее сиденье отцовского «БМВ» и пристегнулась. Андрей настоял подвозить меня до школы, как раньше. Мама не хотела, чтобы я его обременяла. Но я неожиданно для себя поняла, что если он не будет отвозить меня хотя бы в школу, наше общение может вообще сойти на нет. Пусть так, но мы виделись. Не знаю, зачем мне было нужно его присутствие в моей жизни, в которой его не было шестнадцать лет. Но за прошлый учебный год, проведенный в его квартире, я успела привязаться к нему. Хоть мы и не всегда ладили.

– Славная кофточка, – проронил Андрей, скользнув по мне взглядом васильковых, таких же как у меня, глаз. Правда, на этом наше сходство заканчивалось. Андрей был все так же хорош собой: черные густые волосы, даже без намека на седину, лощеное аристократическое лицо, длинные черные ресницы, делающие взгляд выразительным.

В его голосе сквозил сарказм. Я покраснела и почувствовала необходимость оправдаться:

– Мама купила.

– О, похоже, она добралась до Апрашки. И мир дешевых тряпок ее поглотил.

Мне не нравилось, что он так пренебрежительно говорит о вкусе мамы, но я промолчала. Кофта не нравилась мне самой – она была рыже-зеленой, с позолоченными крупными пуговицами и едва прикрывала пояс брюк. Но я надела ее, не хотела обижать маму. Еще до того, как Андрей высказал свое фи, я не считала эту вещь совсем уж чем-то криминальным. Но теперь вдруг взглянула на нее по-новому, как будто со стороны, и увидела себя в ней аляповатой деревенщиной, которую в прошлом году в первый же учебный день избили в туалете.

Столько времени работать над своим образом, а теперь взять и все перечеркнуть, просто чтобы угодить маме?

Я уехала из Харабали, попрощавшись со всеми своими друзьями и подругами… с Таней. Решила круто изменить свою жизнь и стать другой – усовершенствованной версией себя, такой, какой была рядом с Лией, но уже не столь наивной. Но почему-то перед мамой я очень стеснялась быть новой Стефанией. При мысли, что мама может подумать, будто я изображаю здесь из себя ту, кем не являюсь, мне было очень стыдно. И это смущение оказалось настолько велико, что я не посмела сказать: «Я больше не хочу носить дешевые вещи, лишь потому что на них была скидка…» У меня язык бы просто не повернулся. Если мама узнает, что новая я стесняюсь одежды, которую мы с ней когда-то вместе выбирали, тратя отложенные деньги, – это разобьет ей сердце.

Я украдкой взглянула на Андрея. Он всегда хорошо выглядел.

На нем были джинсы и белая рубашка, поверх – синий спортивный пиджак. Обычно он предпочитал костюмы. Похоже, он не на работу собирался.

– А ты куда? – полюбопытствовала я.

– Тренинг в области.

– И как зовут тренинг? – хмыкнула я.

– Мила, – рассмеялся он.

– Мило, – обронила я.

Он отъехал от дома. От него не укрылось, что мое настроение свалилось на отметку ноль.

Андрей бросал на меня косые взгляды, но заговорить не пытался. Неожиданно он свернул в какую-то арку. Это было явно не по маршруту.

– Куда мы едем?

Он затормозил, отстегнул ремень безопасности, перевесился через спинку кресла и принялся шарить на заднем сиденье.

Я наблюдала за ним. Наконец в его руке оказалась какая-то голубая тряпка. Он кинул ее мне и предложил:

– Примерь.

Я развернула тряпку. Это оказалась тонкая однотонная рубашка. И она явно принадлежала не Андрею.

– Чье это? – скривилась я.

– Какая разница? – закатил глаза Андрей и взглянул на часы. – Давай шустрее.

Я все еще сомневалась, а он подлил масла в огонь, обронив:

– Сомневаюсь, что ты сможешь второй раз объяснить одноклассникам свой нелепый вид тем, что пишешь статью о гонении нищих аутсайдеров.