Вскоре Пахомов распорядился издать приказ, которым объявлялась благодарность капитану и экипажу танкера «Рабочий» за мужество во время жестокого зимнего шторма. Этим же приказом капитан был премирован и награжден значком «Ударник водного транспорта». Я испытывал чувство глубокого удовлетворения, что смог хотя бы косвенно помочь хорошим людям, особенно в то время — ведь наступал 1937 год…

Как и следовало ожидать, никаких особых причин, мешавших плаванию на Каспии, не оказалось. Дело обстояло проще. Ряд крупных танкеров требовал срочного ремонта, и они были выведены из эксплуатации. В результате резко снизились перевозки нефти. Вместо того чтобы прямо об этом сказать, Каспийское пароходство пыталось оправдать невыполнение плана не существующими на Каспии ледовыми условиями.

12 февраля мы вернулись в Москву и мне разрешили использовать остаток отпуска. А оставалась всего-навсего одна неделя.

22 февраля О. Ю. Шмидт — начальник Главсевморпути — направил заместителю наркомвода письмо следующего содержания:

«В навигацию 1937 года по плану Главсевморпути предусмотрен рейс грузового судна по маршруту Ленинград — Камчатка и обратно в одну навигацию.

Придавая большое значение этому рейсу и для успешного его выполнения, прошу Вас найти возможным назначить капитаном судна, на которое будет возложено выполнение задания, тов. Бочека А. П. и предоставить ему возможность подбора парохода из числа судов Балтийского пароходства, в счет выделяемых наркомводом для арктических рейсов судов».

Часов около одиннадцати утра мне позвонил Альфред Янович Каулин — начальник Северного Центрального управления морского флота:

— Слушайте, Бочек, здесь от Шмидта получено интересное письмо, — он коротко передал его содержание, — я прошу вас зайти ко мне.

По дороге в Наркомат я вспомнил разговор с Отто Юльевичем еще в сентября 1936 года.

Задание это действительно необычно, еще никогда ни одно судно не проходило Северный Морской путь дважды в одну навигацию. И вообще, выполнимо ли это? Как будет организована проводка в арктических водах? Какая будет погода? Какой будет ледовая обстановка?

Каулин встретил меня по-дружески и смеясь забросал вопросами.

— Опять «громкое» задание, товарищ Бочек! И чем вы только покорили Шмидта? Как вы на это смотрите? Подтверждаете свое согласие или воздержитесь? Мы обсуждали здесь этот вопрос и, откровенно скажу, считаем двойной сквозной рейс невыполнимым делом. Зачем вам браться за это задание и дискредитировать себя? У вас репутация хорошего моряка и нам не хотелось бы, чтобы вы ее потеряли.

— Мне тоже не хочется портить репутацию, но я несколько другого мнения о сквозном рейсе. Тем более, что еще на «Анадыре» у нас был разговор с Отто Юльевичем. Прошу мне поручить это задание.

Оно нелегкое, но я, так же, как и Шмидт, считаю при известных условиях его вполне выполнимым.

— Дело ваше, — несколько недовольно говорит Альфред Янович. — В таком случае мы удовлетворяем просьбу Шмидта. Можете сказать об этом при обсуждении рейса в Главсевморпути. Когда будете готовы, зайдите ко мне — дадим указание Балтийскому пароходству о вашем назначении и о предоставлении вам возможности выбрать наиболее подходящее судно.

До конца февраля неоднократно обсуждалась организация этого перехода в морском управлении Главсевморпути.

Очень большое значение придавалось выбору судна, ведь ему предстояло пройти в тяжелых условиях свыше тринадцати тысяч миль.

Я остановил свой выбор на пароходе «Моссовет», построенном в 1936 году. «Моссовет» имел ледовые подкрепления и обладал, казалось, всеми данными для прохода, хотя и у него было слабое место — он предназначался для перевозки леса, а это значит, что судно не имело твиндеков и поперечных переборок между носовыми и кормовыми трюмами, поэтому в смысле прочности уступало пароходу «Челюскин».

Пароход «Моссовет»

«Моссовет» к этому времени проплавал около года и собирался стать на гарантийный ремонт в Копенгагене. 2 июля был закончен ремонт парохода и он встал под погрузку в Ленинградском порту.

Планом предусматривалось погрузить на «Моссовет» две с половиной тысячи тонн, фактически же приняли свыше двух тысяч шестисот тонн муки, сахара, макарон и многих других продуктов, а также промышленных товаров для различных организаций в Петропавловске, главным образом, для Акционерно-Камчатского общества. За время стоянки в Ленинграде судно укомплектовали хорошим экипажем. Старпомом был назначен штурман дальнего плавания Алексей Михайлович Матиясевич, неоднократно плававший в Арктике, один из блестящих судоводителей морского флота. По предложению Наркомвода вторым помощником поставили Лазаря Моисеевича Шатуновского, штурмана дальнего плавания, квалифицированного эксплуатационника. В его обязанности входили и исследовательские работы по целесообразности таких рейсов. Старшим механиком оставался один из лучших механиков Балтийского пароходства Александр Алексеевич Терентьев. Под стать комсоставу были машинная и палубная команды.

10 июля 1937 года мы закончили грузовые работы и вышли из Ленинграда в Мурманск.

За сто девяносто два часа перехода еще раз проверялась работа машин и всего экипажа. Вечером, на исходе восьмых суток, мы вошли в Мурманский порт, где предстояло принять дополнительное снабжение и пополнить запасы бункера и пресной воды. Здесь же к нам на борт прибыли назначенные на переход уполномоченный Главсевморпути Г. А. Эрман, научные работники из Арктического института Я. Я. Гаккель и С. К. Демченок, аспирант Академии наук В. А. Перевалов, кинооператор Д. Г. Рымарев и спецкорр «Известий» М. Э. Зингер.

В конце июля «Моссовет» снялся со швартовых и лег курсом к проливу Маточкин Шар. После его прохода засвистел штормовой норд-вест, на море поднялось волнение. Судно сильно валило с борта на борт, временами крен достигал сорока градусов. На рассвете при подходе к острову Диксон встретили одиночные мелкие льдины, их легко преодолели и 24 июля отдали якорь на рейде острова.

После небольшой стоянки мы должны были идти совместно с ледоколом «Ермак», который решил провести ледовую разведку в Карском море вплоть до пролива Вилькицкого. Обстановка для нас пока складывалась весьма благоприятной и надо было, не теряя времени, максимально продвинуться вперед. Только тогда можно было рассчитывать на успешное выполнение нашего необычного задания.

К сожалению, начальник западного сектора Арктики Павел Петрович Ковель, находившийся на «Ермаке», думал иначе. Он заявил, что «Моссовет» присоединится к общему каравану судов, идущему в пункты арктического побережья до бухты Тикси. Выход этой группы намечался на первые числа августа, ибо, заявил Ковель, раньше этого времени пролив не пройти из-за льдов. Мы были категорически против такого решения и 26 июля я и Эрман прибыли на ледокол для разговора с Ковелем и капитаном Ворониным. Мы хотели убедить их взять «Моссовет» при выходе ледокола на разведку или разрешить выйти нашему судну самостоятельно, используя имеющиеся данные летной разведки пилота Махоткина. Наше предложение было отклонено в довольно резкой форме, при этом мне заявили, что я плохо знаю западный сектор Арктики. Все наши доводы словно наталкивались на каменную стену.

Видя бесплодность увещеваний, Эрман заявил, что сообщит руководству ГУСМП об отказе разрешить «Моссовету» выйти по назначению. Немного поколебавшись, Ковель согласился вывести «Моссовет» и пароход «Правда» после обследования льдов до острова Скотт-Гансен. При этом нам дали понять, что для них наш рейс не представляет никакого интереса, так как все равно это пустая и авантюрная затея. Весьма обескураженные таким отношением, мы возвратились на пароход. Эрман предлагал сообщить об этом Шмидту, но я отговорил его — не хотелось осложнять отношений с людьми, от которых во многом зависит успех нашего рейса.