Бяка-Задавака так спешил выполнить поручение доктора Меэрике, что всю дорогу буквально бегом бежал. Странным образом ему все отчетливее вспоминалось время, когда он, еще ловкий и подвижный, выступал в труппе кукольного театра, отлично владел своим телом и доставлял ребятишкам минуты истинного наслаждения. Теперь-то бежать ему было куда как трудно, но обида на Шоко-Роко придавала сил.

— Доктор Меэрике, — начал он, не переводя дыхания, — просила вас немедленно скрыться. Правителю наябедничали, что вы собираетесь собственноручно приладить к днищу парусник, то есть, к паруснику днище. С минуты на минуту вас должны схватить!

И в тот же момент на аллее, ведущей ко дворцу, показались два кривляки — Носатый и Лопоухий.

— Скройтесь-ка лучше вы, Бяка-Задавака, — распорядился Тельняшкин. — Предупредите Гава и спрячьтесь вместе с ним в зарослях у шоколадной мельницы — я вас потом разыщу. А с этими болванами я и сам справлюсь.

Бяка-Задавака послушно закивал головой и побежал по боковой дорожке к Комнате Кукол. Тельняшкин же нарочно подошел к деревьям и стал их придирчиво разглядывать, будто выбирал подходящее для ремонта парусника. На самом же деле Тельняшкин хотел на прощание найти дерево с самыми вкусными шоколадными конфетами, и притом без фантика.

Когда, приплясывая и размахивая руками, болваны подошли поближе, Тельняшкин ловко вскарабкался на высокое дерево. Болваны уже издалека наперебой заверещали:

— Сейчас же слезай, чтобы мы тебя схватили! Слышишь? Мы должны тебя схватить! Слезай!

— Ничего не слышу, — невозмутимо ответил Тельняшкин. — Кругом деревья, фантики шелестят, слов не разобрать. Подойдите поближе. Так что вам надо?

Носатый и Лопоухий встали под деревом и задрали головы.

— Слеза-а-а… — но как только Лопоухий открыл рот, туда тотчас же упала конфета. Пока он ее прожевывал, Носатый решил ваять инициативу в свои руки.

— Эй, ты! А ну-ка-а-ам!

И дальше дело никак не трогалось с места. Стоило болванам раскрыть рот, как туда падала конфета.

— Слеаа-ам. Ням-ням-ням.

— Дава-ам. Хрум-хрум-хрум.

Болваны не успевали даже как следует прожевать конфету, как за ней следовала другая.

— Что вы там мямлите? — торопил болванов Тельняшкин. — Что вам приказал ваш досточтимый господин? Может, это срочно, а вы ничего не говорите, только чавкаете.

— Слеза-ам, ням-ням-ням.

— Дава-ам, хрум-хрум-хрум.

Вот и все, что они могли ответить. Наконец, Носатый, весь измочаленный, отошел в сторону, за ним, едва ковыляя, отступил Лопоухий. Икая от избытка сладкого и бранясь друг с другом, они вновь попытались объяснить, что Тельняшкину надо слезть с дерева, потому что им, болванам, приказано взять его под стражу.

Но опять Тельняшкин пожимал плечами и жаловался, что не разобрал ни слова. И опять он приглашал их подойти поближе, под самое дерево, и опять с дерева летели им в рот конфеты одна за другой.

В конце концов Лопоухий так объелся сладкого, что ему стало дурно и глаза его стали круглыми, вот-вот выпрыгнут из орбит. Он посмотрел на Носатого, с ним происходило то же самое.

Они едва выбрались из-под дерева и, беспомощно опираясь друг на друга, поплелись во дворец жаловаться Шоко-Роко на издевательства Тельняшкина.

Тельняшкин собрался было слезть с дерева, как вдруг заметил на Карамельном бульваре телохранителей Шоко-Роко, которые куда-то вели доктора Меэрике. Тельняшкин заподозрил неладное, залез повыше и затаился в густой листве.

Между тем мучения Лопоухого и Носатого еще не кончились.

Пес-санитар по имени Гав видел из окошка Комнаты Кукол, чем закончилась попытка болванчиков арестовать Тельняшкина. У него родился хитрый план, в которой он и посвятил пришедшего Бяку-Задаваку. Пока Носатый и Лопоухий в обнимку пересекали улицу, он отыскал три больших стакана, налил в два из них касторки до краев — а ведь всем известно действие касторки — в третий же плеснул лимонаду почти такого же цвета. Стаканы он вынес на маленький столик перед Комнатой Кукол, сам уселся перед ним и начал потягивать лимонад.

Он помнил, как болванчики любят его песни, и, чтобы привлечь их внимание, запел:

На сей раз у него не было достойного образца, приходилось все от первого до последнего словечка сочинять самому. И надо признать, его старания увенчались успехом.

— Эй, что ты там пьешь? — поинтересовался Носатый и жадно уставился на полные стаканы.

— Что это у тебя за лекарство? — спросил Лопоухий.

— Это замечательное лекарство, — ответил Гав и отхлебнул изрядный глоток из своего стакана. — Если у тебя что-то вращается, кружится, хлебнешь лекарство — и мигом все остановится. Я тут наведался к речке Какао и, наверно, переел-перепил сладкого. Голова пошла кругом… — он допил лимонад и поставил перед собой стакан с касторкой.

— Гав, любименький, — заканючил Носатый, — дай нам тоже! У нас глаза вылезают из орбит от сладкого!

— И тошнит, — добавил Лопоухий.

— Ладно! — нехотя согласился Гав. — Мне уже, вроде, лучше. — Он подвинул один стакан Носатому, другой — Лопоухому. — Только пейте залпом, а то не подействует. Я же вижу, как вам плохо. На вкус не обращайте внимания. Хорошие лекарства вкусными не бывают, сами знаете. Невкусно, зато полезно!

Носатый и Лопоухий припали к стаканам и выпили все до капли.

Не успели они как следует поблагодарить Гава, как почуяли что-то неладное, в животах забурлило, заурчало… Первым схватился за живот Носатый, за ним Лопоухий — и вместе они со всех ног кинулись в сторону Дворца.

— Мы на тебя наябедничаем! — успели они пригрозить.

— Случается, что слабый организм не выдерживает, — кричал им вслед Гав. — Доктор Меэрике предупреждала, но откуда я знал, что у вас такие слабые организмы? Вы же не предупредили.

Тем временем доктор Меэрике сидела одна-одинешенька в своей тюрьме из пастилы и горько плакала. Она была глубоко обижена подлым поведением Шоко-Роко, а что будет дальше, не могла и предположить. Увидит ли она когда-нибудь Квартирляндию?

А вот Тельняшкин отлично знал, что будет дальше. Как только телохранители ушли, он спустился с дерева и побежал к домику из пастилы, куда заперли доктора Меэрике.

— Доктор Меэрике! Доктор Меэрике! — позвал он шепотом.

Ответа не последовало. Наверно, стены из пастилы были слишком толстые и не пропускали шепота.

Тельняшкин махнул рукой и побежал к речке Какао чуть пониже Большого Мармеладного Моста.

Здесь он крикнул во весь голос:

— Мама-Бегемотиха! Где вы?

Вскоре в ответ раздалось знакомое фырканье. Тельняшкин спустился пониже и встретился с обоими сразу — с мамой и сыном. Еще утром они предупредили его, что будут где-нибудь поблизости. Как-никак, арест пчелы Жужи был делом серьезным, и могла понадобиться их помощь.

Бегемотиха внимательно выслушала Тельняшкина и решила:

— Нет. Гиппо я туда не пошлю. Он еще ребенок, и у него от сладкого может разболеться животик.

У Тельняшкина вытянулось лицо.

— Но я пойду туда сама, а ты посторожи, чтоб никто не увидел.