— Ну и глупышка этот Гиппо, — милостиво улыбнулся Шоко-Роко. — Опять он забыл, на каком острове живет. Даже если и порвет он свои красные штаны, он тут же получит новенькие, с иголочки, еще красивее прежних. Бегите, скажите ему об этом, чтобы он ни в коем случае не перетрудился, разыскивая подходящую заплатку.

Скоморохи опять помчались на берег, но Гиппо там уже не было. Они даже солнечные очки нацепили, но и это не помогло обнаружить юного гиппопотама.

— Наверно, он уже нашел заплатку и уплыл восвояси, — предположил Лопоухий.

— Давай скоренько доложим это правителю.

— Он будет доволен, что мы такие расторопные и так быстро выполнили его распоряжение.

— До чего ж ты все-таки умный, Лопоухий! — восхитился Носатый. — Мы можем сказать Шоко-Роко, что Гиппо больше никогда не будет утруждать себя поисками, потому что нашел сразу две заплатки — тогда Шоко-Роко в два раза больше обрадуется и вдвое больше нас похвалит.

И радуясь собственной находчивости, приплясывая и гримасничая, они двинулись во дворец.

Увидев по пути пса-санитара, сидящего на берегу сладкой речки из какао, они издалека закричали ему:

— Слышь-ка, Гав, Гиппо нашел сразу две заплатки и больше ничего не ищет.

Гав сидел на берегу по поручению Тельняшкина — они договорились, что Гиппо пришлет сюда весточку. Теперь собачье сердце бешено забилось: Гав был уверен, что Гиппо дает таким образом знать, что лодка найдена. Даже две! Иначе почему бы речь шла о двух заплатках? Тельняшкин велел Гаву хранить все в тайне, что бы ни случилось. Но пса распирало от радости! И он запел любимую песню Тельняшкина, только со своими словами, потому что настоящие вылетели из головы.

Тут он испугался, что нечаянно проболтается и счел за благо умолкнуть. Лопоухий и Носатый подождали второго куплета, но, не дождавшись, поскакали дальше.

Гав едва дождался, пока они скроются, и так припустил, что его уши затрещали, как белье, которое повесили на веревку сушиться, а тут налетел шквальный ветер. Гав открыл пасть, чтобы удобнее было дышать, и с веток сами собой посыпались вкусности, но только в рот попасть не успевали, так быстро он мчался, и они падали позади него на землю.

— Гиппо-по, по-по-по, поискал — и нашел, — выпалил он свою новость, — и не одну, а целые две красные моторные лодки!

— Что ты несешь? — остановил его излияния Тельняшкин. Он сразу догадался, что Гав что-то путает. — Как он мог найти две моторки, когда у нас была только одна-единственная?

— А он нашел две. И прислал весточку с Лопоухим и Носатым. Они-то и сообщили, что, мол, Гиппо нашел две красные заплатки. Сам посуди: что это, как не две красные лодки? Просто он не мог сказать о них в открытую, ведь мы же все должны хранить в тайне.

— Ну и чудак же ты, Гав, — расстроился Тельняшкин. — Твое место — в свите болванчиков, вот что. Отличная тебе компания — Лопоухий и Носатый. Хорошо еще, что ты им не проболтался.

Только вечером Тельняшкин узнал, что на самом деле произошло с их моторной лодкой. Вскоре после разговора со скоморохами, услыхав от них о судьбе красной лодки, Гиппо отправился по шоколадной речке на условленное место, но Гава он там уже не застал. Оставаться долго в сладкой речке он не мог — это привлекло бы лишнее внимание и вызвало бы подозрение: отчего это мама-Бегемотиха обычно не позволяет плескаться в какао, а сегодня раздобрилась?

— Ну вот видишь, мой верный Гав, — вздохнула доктор Меэрике, огорченная тем, что полдня было потеряно впустую из-за непонятливости пса-санитара. — Учиться тебе надо! Как только вернемся, засядешь за уроки.

— Ничего страшного, — смягчился Тельняшкин.

— Все равно ни Бегемотиха, ни Гиппо не могут заплывать в поисках нашей лодки далеко в море. Мы должны просить о помощи Буревестника, а его мы увидим не ранее, чем завтра поутру, когда он будет по обыкновению пролетать над островом.

— Но не можем же мы кричать во весь голос, этак другие услышат раньше, и тогда грош цена нашей тайне.

Все призадумались, но доктор Меэрике тут же нашла выход из положения:

— Привлечем-ка мы к этому делу пчелу Жужу. Пусть она подлетит к Альбатросу и там, вдали от чужих ушей обо всем и переговорит. В пределах-то острова она может летать беспрепятственно.

Все обрадовались, а доктор Меэрике опять загрустила — она вспомнила о том, что здесь, на острове, она не в силах залечить крылышко Жужи.

Но кстати, где же сама Жужа? Ее никто не видел и о ней никто не слышал со вчерашнего дня.

— Давай-ка, Гав, беги к своим болванам Лопоухому и Носатому да постарайся разузнать что-нибудь про Жужу. Если они хоть что-то знают, то обязательно выболтают. Сам же собери весь свой умишко и не дай себя перехитрить.

— Я постараюсь быть еще умнее, чем я есть, — пообещал Гав на радостях, что друзья его простили и доверяют по-прежнему.

Первым делом он бросился во дворцовый парк, где обычно прохлаждались скоморохи, колотя друг об дружку медные тарелки для звона.

Лопоухий и Носатый на этот раз тарелками не брякали, а грызли шоколадный забор у домика из розовой пастилы.

Теперь Гав поступил очень хитро. Он сделал вид, что в прошлый раз нарочно не спел один куплет скоморохам, а теперь, проходя мимо, бубнил себе под нос:

— А мы тоже знаем! Подумаешь, секрет! — загалдели Лопоухий и Носатый. — Она сослана на Сахарные Рудники на принудительное поедание сахара. Оттуда ее никто так скоро не выпустит, уж очень она сильно провинилась: ей, видите ли, работать захотелось. Пусть теперь ест сахар, сколько влезет, и еще больше.

— Убедился теперь, что мы знаем все про Жужу? — расплылся в глуповатой улыбке Лопоухий.

— Получше тебя знаем, получше тебя! — вторил ему Носатый.

— Да я это еще раньше вас знал, — небрежно бросил Гав. И если бы он тут же побежал и сообщил новость друзьям, все, может, и сложилось бы хорошо. Но Гав-то решил быть умнее, чем он есть. Он вспомнил слова скоморохов: «Ее никто так скоро не выпустит» и решил, что дело просто в том, что некому выпустить бедную Жужу.

— Я сам ее выпущу! — решил глупый, но смелый Гав.

И он отправился на Сахарные Рудники, время от времени тайком полизывая то здесь, то там Сахарную Гору. Обежав всю гору вокруг и продравшись сквозь густые заросли конфетного кустарника, он нашел, наконец, зарешеченный вход в пещеру. За металлическими прутьями виднелась целлофановая клетка, в которой томилась пчела Жужа. Гав начал было хлопотать над задвижкой, как за его спиной послышался львиный рык:

— Ка-ак перекушу сейчас лапу надвое! Сгинь сию же минуту! Ты что, надпись не видал?

Гава будто на пружинах подбросило вверх, и он мигом повернулся мордой в ту сторону, откуда доносились угрозы. Прямо перед ним стоял разъяренный марципановый лев из личной охраны правителя. Наверно, он был одним из самых верных телохранителей и стоял тут в дозоре.