— Ты, — сказал Парахан.

— Ну, раз уж такое дело, скажи нашим людям расседлать лошадей и поупражняться с оружием, — сказала Суда своему близнецу.

— Уже, — ответил тот.

Тогда-то Браяр это и ощутил, легчайшее касание зелени. Он вдохнул, и забыл выдохнуть, выжидая. Вот, оно повторилось снова. Его грудь внезапно стянуло, и он закашлялся, не имея возможности перевести дух. Парахан сунул флягу с чаем ему в руки. Браяр выдул её наполовину. Когда он снова смог нормально дышать, Браяр вытянул свою силу так далеко, как только мог. Это касание было немного сильнее. Оно соединилось с его магией; оно было ему знакомо как своё собственное.

— Я думаю, что вы будете рады тому, что мы — последние, — небрежно бросил он.

Лицо Парахана просветлело:

— Розторн?

Браяр кивнул.

Был почти полдень, когда люди Капитана Ланго выехали через ворота, направляясь на север. Браяр поехал с близнецами, чьи отряды должны были выезжать следующими.

— Я встречусь с ней, и догоню вас, — сказал он. — Я думаю, она доберётся до переправы к середине второй половины дня.

Парахан поманил к себе Джимута, вышедшего с осёдланными лошадьми.

— У меня есть для неё свежая лошадь, — сказал Джимут. — И без охраны ты не поедешь.

Браяр был слишком нервным от предвкушения, чтобы даже помыслить об оспаривании этого. После того, как все попрощались с главной жрицей и командующим храма, отряды Парахана и Суды выехали из северных ворот. Браяр и Джимут поехали на юг вместе с бригадой из десяти воинов, на присутствии которых настоял Парахан. Прежде, чем они оставили храм позади, Браяр остановился, чтобы попрощаться с оранжевым каменным тигром, игнорируя странно поглядывавших на него солдат.

Они отвели своих лошадей вниз, к реке, чтобы подождать, и съесть обед, который они выпросили у храмовых поваров. Двое солдат стояли на страже, глядя на север и восток, в то время как остальные отдыхали и беседовали. Браяр расхаживал вдоль берега. Он понятия не имел, как будет рассказывать Розторн про Эвви. У него сводило живот от одной лишь мысли об этом.

Облака расходились по небу, когда Браяр увидел вспышку зелени — настоящей зелени — на дороге, которая вела в Дримбаканг Лоу. Он закричал «ура», затем сжал кулаки так сильно, что его ногти впились в татуировки на его ладонях. Бутоны и стебли его татуировок, стремительно превращавшиеся в разноцветные розы, с его хваткой несогласны. Он молча попросил прощения. Предполагалось, что враг покинул эту местность, но он и его спутники согласились на том, чтобы быть осторожными. Издавание звуков при виде Розторн не подходило ни под чьё определение осторожного поведения. Вместо этого он прыгал вверх и вниз, отчаянно махая руками. Он остановился только тогда, когда она подняла руку, показав, что увидела его, и пустила своего коня рысью.

Они встретились на его стороне моста, где Розторн спрыгнула со своего коня, и крепко обняла Браяра. Она пахла сосной, древесным дымом, и комашковым чаем, который она пила от головной боли. Он не увидел ни следа того противного кожаного рюкзака, который она уносила с собой. Она выглядела как его старая добрая Розторн, чьё внимание занимали здесь и сейчас. Её карие глаза остро оглядели его.

— Что такое? — спросила она. — У тебя глаза опухли. Ты выглядишь так, будто тебя тащили задом-наперед через кусты. Говори.

— Эвви, — сказал он, и ощутил ком в горле.

Джимут взял на себя её коня. Розторн отвела Браяра на берег реки, где они и уселись. Когда он снова смог говорить, Браяр рассказал ей о письме, и о каменном алфавите Эвви. Потом он обнимал её. Какое-то слишком короткое время они оплакивали погибшую.

— Нам надо ехать, — наконец хрипло сказал Браяр. — Нам нужно дотемна догнать обоз, для верности.

Розторн сходила к реке, и намочила два носовых платка в холодной воде. Одним она вытерла себе лицо, а второй дала Браяру. Заморосил дождь.

— В такие моменты трудно быть хорошей посвящённой и верить богам в том, что ничто не происходит без причины, — сказала Розторн охрипшим голосом. — У неё была такая трудная жизнь. Мне кажется, что боги ей задолжали лучшую, и не такую короткую долю.

Она посмотрела на свой носовой платок, и выжала его досуха.

— Поскольку от богов я ответы никогда не получаю, то придётся выместить раздражение на Уэй-шу и его армиях.

Браяр кивнул. Она облекла его ярость в слова. Они заставят Уэй-шу поплатиться.

Розторн обняла его одной рукой, пока они шли к остальным. Те уже были в седле. Джимут передал Розторн поводья свежей лошади, которую для неё взяли. Конь, на котором она доехала досюда, был с их сменными лошадьми. Розторн задержалась ненадолго, чтобы дать ему горсть овса, затем вскочила в седло свежей лошади.

Браяр посмотрел на исходившие моросью тучи, жалея, что у них с Розторн не было тех широкополых соломенных шляп, которые они обычно носили в дождь. Куда эти шляпы делись? На восток, вероятно, вместе с Торговцами. Он забрался в седло своего собственного скакуна.

— Рысью готова? — спросил у Розторн командовавший их отрядом сержант. — Чтобы мы покрыли хорошее расстояние?

— Я не отстану, — сказала Розторн. — Обо мне не беспокойтесь.

Браяр ехал рядом с ней, внимательно приглядывая за своей наставницей. Ему было ясно, что она расстроена, но он-то ей знал. Для остальных она должно быть казалось глубоко погрузившейся в свои мысли. «Это хорошо», — сказал он себе. «Она терпеть не может, когда ей сочувствуют».

Сам Браяр нёс каменный алфавит Эвви в перевязи у себя на груди, вместе с семенными шариками, которые он использовал в качестве оружия. Время от времени он вытаскивал из кармашка алфавита кусок камня или кристалла, и держал его, напоминая себе о том, за что он должен расплатиться с императором и его солдатами.

Они вошли в ритм рысь, шаг, рысь, отдых. Они поили лошадей, пили чай, проверяли, что их оружие готово к использованию, и снова садились в седло. Этот устойчивый темп позволил им догнать обозные телеги в поздний час второй половины дня. К концу дня они нашли Парахана, Судамини, Капитана Ланго и их солдат. Те разбивали палатки на дальней части территории, где встали лагерем западные племена и храмовые воины. Их друзья поприветствовали Розторн, выразили свои соболезнования её потере, и пригласили её и Браяра присоединиться к ним за ужином.

Освободившись от своей храмовой ноги, Розторн была рада делить с Браяром его палатку. Джимут позаботился об этом, разбив её сбоку от более крупной палатки Суды. Пока они ждали вызова на ужин, Джимут также принёс поклажу Розторн, которая ехала в обозе. Они с Браяром тихо посидели, проверяя свою экипировку.

Наконец Браяр не выдержал:

— Как оно там было?

Розторн вздохнула:

— Я не могу сказать.

— Разве это не был просто храм?

— Да, и нет. Лучше я сказать не смогу.

— Но можешь попробовать.

— Браяр, это запрещено. Я должна была дать клятву.

Он знал, что она была настроена серьёзно.

— Я этого терпеть не могу, знаешь ли. Могла бы хоть раз нарушить клятву.

— Тогда как бы ты вообще мне доверял, мальчик, или я — тебе?

— Я не твой мальчик.

В шокирующей вспышке нежности она нагнулась поверх лежавших между ними семенных шариков, и обняла его:

— Ты всегда будешь моим мальчиком. И никогда больше не станешь меня слушать, если я нарушу клятву.

— Ты знаешь, что Парахан и остальные будут спрашивать.

От ответил на её объятия взаимностью, и они отпустили друг друга одновременно.

— Они получат примерно такой же ответ.

Розторн вздохнула. Какое-то время они молчали вместе, пока она наконец не сказала:

— Я буду так рада уехать домой.

— Я знаю, что ты имеешь ввиду, — пылко сказал он. — Эта страна просто такая странная, Розторн. Изображения оживают и насмехаются над тобой…

— Есть таинства, которым меня в моём храме не учили, — добавила она.

— Статуи двигаются.

— Я слышу голоса, которых быть не должно. Эмелан такой чудесно обычный, — сказала Розторн. — Мы поедем домой, и это место будет казаться похожим на далёкий сон. Оно просто обязано.