(Из наблюдений старого ловеласа)

Толпу, собравшуюся у лазарета, Арха разглядела, стоило ей из дома выйти. Да и сложно было не увидеть такое сборище. Похоже, на вытоптанном пятачке собрались не только все Дубки, но и подтянулось население ещё из трёх — четырёх сел. Конечно, в реальности такого случиться не могло. Никто бы не пропустил сюда чужих. Просто до сегодняшнего дня ведунья не представляла, сколько в деревне живете народу. Обычно-то улицы пустовали. И если лекарка видела местных, то только издалека.

Сейчас же крестьяне стояли плотно и, кажется, чему-то с большим интересом внимали.

– А ты всё ж мне ответь! – услышала голос деревенского старосты. – Может, ты тут и дело глаголешь. Но от как нам быть? Ты, малец, одно толкуешь. А, вишь ты, проповедники-то светлых другое грят. А?

– Так нет тут никаких тайн, уважаемый, – бойко отозвался Данаш – не тот, который с рогами, а рыжий. – Вот ты же сам сказал: про Свет тебе проповедники толкуют. А видели они его? Были с ним или, может, разговаривали? Не-ет. А я тут, перед вами. Если что хотите знать – спрашивайте. Отвечу без утайки.

Пробраться сквозь крестьян делом оказалось непростым. Жители стояли плотно. Но, что странно, оглядываться-то они оглядывались. И даже смотрели недовольно. Но в ответ Арху никто не пихнул, локтем в ребра не дал и не обругал. Поворачивались, теснились, а протиснуться в первые ряды дали.

И делалось это не из какого-то особого пиетета к лекарке, а исключительно по доброте душевной мол: «Раз лезет вперёд, то ей, видать, нужнее!». В столице наглой ведунье давно и ноги отдавили, и подробно рассказали не только об её собственной интимной жизни, но и всех предков по женской линии помянули бы вплоть до седьмого колена. Пожалуй, столичным жителям было чему поучиться у местных.

– А ты сам-то со Тьмой чего? Вась-вась? Да вроде молод ещё, – хохотнула разбитная деваха, которую Арха никогда не видела.

Предположение о странных отношениях Данаша с Тьмой общественность поддержала одобрительным ворчанием и смешками. А девушка, наконец-то, протолкалась в первые ряды зрителей. И едва за голову не схватилась. Кажется, демоны решили, что девиз: «Ни дня без спектакля!» – весьма актуален. И если вчера гастроли давал Шай, то сегодняшней звездой сцены стал рыжий Данаш.

Маленькая пакость не только собрала вокруг себя всю деревню. Демонёнок ещё и на бочку взобрался, встав в картинную позу оратора. И видимо, чтобы внушительнее выглядеть, обмотал вокруг себя зелёную бархатную тряпку. Лекарка заподозрила, что в прошлой жизни эта импровизированная тога – или мантия? – была юбкой одной из леди, живущих при ставке.

– Мне васиться ни с кем не нужно, – Данаш шутки не оценил. Хотя, скорее всего, по молодости лет он её и не понял. – Замыслы свои мне Тьма открывает. Этот дар у меня с рождения.

Для убедительности рыжик постучал себя костяшкой пальца по лбу.

– С чего такая великая честь? – скептически прищурился староста.

– С того, что я сын бога! – гордо заявил паскудник. – И я вам сейчас это докажу! Но потом вы меня слушать станете безоговорочно!

Данаш напыжился, даже, кажется, щеки надул. Мордаха его покраснела, как зрелый помидор. И вроде бы, кудряшки от напряжения приподнялись. А потом демонёнок… пропал. Вместо него на бочке замерцала линза, полная клубящейся, гипнотизирующей тьмы. Она покачивалась на остром конце. Словно раздумывая – упасть ей или постоять ещё. Но смешного в этом зрелище было немного. Пожалуй, это колебание только усиливало завораживающий эффект.

По крайней мере, крестьяне трюк оценили. Надо отдать им должное, визжать и грохаться в обморок никто не стал. Но толпа слаженно ахнула и шатнулась назад. Все, кроме Архи, сложившей руки на груди и глядящей на представление не без скепсиса.

– Что? – послышался недовольный голос из-за мерцающей завесы.

– Ничего. Восхищаюсь божественными умениями, – честно призналась вредная лекарка. – И очень бы мне хотелось узнать, к чему же нас призывает божественный сын. И как мы ему служить должны? Кстати, вы личико-то своё верните, а то мы тут того… ужасаемся.

В воздухе громко хлопнуло, будто гигантские ладони ударили, и даже ветерок поднялся. А «божественное дитя» вернулось на бочку, отправив мерцающую завесу в небытие. Выглядел новоявленный пророк неважно. Данаш вспотел, как будто вокруг деревни раза три обежал. И дышал тяжело. Да и колени у него вроде бы подрагивали. Что и не удивительно. Для прямого оперирования Тьмой силы нужны – энергию она сосёт, как сами арифеды кровь.

– Служить мне уважаемые должны просто! – насупившись и глядя на не ко времени появившуюся ведунью исподлобья, пропыхтел пророк. – Дары дарить и ублажать меня всячески.

– И какие же дары предпочитает уважаемый сын бога? – поспешно перебила его Арха, опасаясь, что кто-нибудь из местных сосредоточит своё внимание на «ублажении».

Быть причастной к посвящению, пусть и теоретическому, мелкого арифеда в некоторые тайны взрослой жизни, Арха не желала категорически. Вряд ли папуля «пророка» такое бы оценил.

– Ну, какие… – рыжий застенчиво шаркнул ножкой и даже глаза отвёл. Не подготовился заранее, бедолага. Но всё-таки выход из положения он быстро нашёл. – Всякие!

Он победно глянул на девушку и, кажется, едва удержался, чтобы язык не показать.

– А какие откровения Тьмы нам поведает сын бога? – прищурилась ведунья.

Зря щурилась. Данаш ухмыльнулся весьма пакостно. Снова принял одухотворённую позу – даже руку вперёд выставил. И, возведя очи к небу, начал вещать.

– Грядёт свет, который пожрёт нивы наши и пашни, укроет непроницаемой пеленой дома и хозяйства. Отравит воду, землю и небо ядом своим. Затуманит разум и каждого свободного превратит в раба! – проповедовал он с воодушевлением, а не тарабанил, как обычно. Даже с драматическим подвыванием. – И прольют тогда слезы и младенцы, и девы, и старики. А мужьям лишь останется защищать с железом в руках дворы. Только поздно будет! Ибо когда Тьма грядёт – ничто не укроет, ни спрячет, и не спасёт!

– Свет, – поправила Арха, когда оратор взял паузу, чтобы дыхание перевести.

– Чего? – не понял пророк, видимо, охваченный вдохновением.

– Я говорю, поздно будет, когда Свет грядёт, а не Тьма. И мне кажется, что «непроницаемая пелена» звучит не очень. Если речь, конечно, о свете идёт. Уж лучше сияющая.

– Много ты понимаешь в пророчествах! – буркнул Данаш и, сопнув носом, утёрся кулаком.

– Да куда мне! – не стала спорить Арха. – Пойдём, лучше у папеньки твоего спросим и про Свет, и про Тьму. И кто кого чем укроет.

Лекарка многозначительно подняла брови, самым подлым образом намекая «пророку», что она его с бочки и за ухо стащить может. Миссия такого подхода к проблеме не оценил и глянул на предательницу враждебно. Но, всё же, слез.

– Эй, девка, погоди, – преградил им дорогу деревенский староста. – Это что ж получается? Раз вот это сын Бога, а ты его к батюшке ведёшь, значит, Бог-то рядом иль как? А, может, ты сама из этих?

Мужик мотнул головой куда-то в сторону. Видимо, показывая, что «эти», по его мнению, в березняке обитают.

– Потрясающая логика! – оценила выводы староста ведунья

Но пояснять ничего не стала. Способствование зарождению, как, впрочем, и уничтожению новых религий в её компетенцию не входило.

***

Данаш топал чуть позади Архи, сопя, как рассерженный бычок, но сильно не отставал. Даже иногда шагу прибавлял, придерживая свою мантию, как придворная дама шлейф – перекинув через руку. И не забывал при этом бросать на лекарку обиженные взгляды, которые, видимо, должны были пробудить в ведовской душе совесть.

Совесть спала, и ничто её не тревожило.

– Мы, правда, к уважаемому отцу идём? – как о совсем ничего незначащем, поинтересовался демонёнок.

– Для начала мы зайдём в лазарет. А там ты мне в подробностях и красках распишешь, где всю эту ересь услышал. И кто тебя надоумил проповедовать, – успокоила его девушка. – А, заодно, поведаешь, как это ты, такой талантливый, самостоятельно научился во Тьму ходить, да ещё и жрецов обманывать?