Этим дело не кончилось. Андрейка подобрал себе самых отчаянных свистунов и с ними — по митингам. Как только какой-нибудь эсер, меньшевик, кадет, анархист начинал ругать большевиков, поносить Ленина, Арбуз давал сигнал и мальчишки начинали такой свист, что оратор затыкал уши.

Вскоре о Замоскворечье пошла слава — сюда ораторам, враждебным большевикам, лучше не соваться.

Однажды Андрейка здорово оконфузился.

Выступал на митинге человек в пенсне, при галстуке, не призывал, а разъяснял: что такое капитализм, империализм; кому выгодна война; почему все буржуазные правительства подписывают тайные от народа договоры.

И вдруг какой-то матрос в распахнутом бушлате, в полосатой тельняшке крикнул:

— Хватит! За что боролись? За что кровь проливали?

«Если матрос против, значит, оратор чужой», — решил Андрейка и, заложив два пальца в рот, свистнул.

Но тут же его схватили за шиворот сильные рабочие руки.

— Ты что вздумал? Кто тебя подослал наших ораторов освистывать? За сколько куплен?

Худо бы пришлось Андрейке, да кто-то из замоскворецких узнал его.

— Да это же наш парень! Арбуз!

— Это сынок кузнечного цеха! — подтвердила подошедшая Люся. — Такой активист — и вот, извольте…

— Активист на свист!

— Ладно! Надрать ему уши и отпустить.

— Извинения придется просить перед товарищем. Это представитель Московского комитета большевиков.

Весну в Замоскворечье приносили ласточки. Утро возвещали петухи. А теперь к петухам присоединились мальчишки — продавцы газет.

— «Утро России»! «Русское слово»! «Московские известия»! «Правда»! будили людей звонкие мальчишечьи голоса.

Мчались мальчишки, словно крыльями, размахивая газетами. И все просыпались, спешили на улицы. Теперь все люди новостями жили. Что там в газетах о войне и мире? Куда движется революция?

— Большевики — пособники Вильгельма! Разлагают армию! Предают свободу! — кричала Стенька Разин.

— Ты чего такое орешь? — остановил Андрейка Стешу.

— Ой, Арбуз! Так в газете написано. Вот читай «Русское слово».

— Это слово врать здорово!

А мимо уже Зиновей-чумазей бежит и еще громче кричит:

— Агент Вильгельма, провезенный в запломбированном вагоне в Петроград, занял дворец Кшесинской!

— Это еще про кого? — спросил Андрейка.

— Про Ленина. Газета «Копейка».

— А ты так кричи: «Вот газета „Копейка“, врет, как индейка! Гадит на лету! Печатает клевету!» — научил Андрейка товарища.

— Да так и в «Биржевых ведомостях» написано! Вот смотри «Биржевку», показывает Дарвалдай.

— Газета «Биржевка» — буржуйская плутовка. Сама Россию продает, а на Ленина врет! — опять на ходу сочиняет присказку Андрей.

— А в какой же правда, Арбуз?

— В «Правде» и правда!

— Арбуз, а в этой вот есть правда?

— Конечно, чудак! «Социал-демократ» — рабочим друг и брат. Ее московские большевики издают.

— А откуда ты знаешь, Арбуз?

— А я теперь все знаю! Я в Союз рабочей молодежи вступил.

— Ух ты! Как же в этот союз попасть? Я бы тоже хотела, — попросилась Стеша.

— Не доросла. В союз с четырнадцати лет берут.

— А ты как попал? Тебе до четырнадцати не хватает.

— Арбузом подкатился! — усмехнулся Андрейка.

И рассказал Стеше:

— По заводу объявили об организации Союза молодежи. Началась запись. Заводские ребята как в очередь за хлебом стали, не пробьешься. Ну я маленький, верткий, под ноги, под ноги и пошел, покатился и вынырнул из-под стола прямо перед Баклановым, который список составлял. «Пиши меня первого!» — сказал ему.

«Это почему тебе такая честь?» — спрашивает.

«Потому что для моего воспитания наш Союз организуется. Люся сказала, мой революционный энтузиазм надо помножить на политическую сознательность!»

«У нас много таких, в которых надо политическую сознательность поднять».

«Я и по алфавиту подхожу в первые — зовусь Арбуз!» Ну Бакланову крыть нечем. Занес меня в список и про годы забыл спросить.

— Ловкач! — позавидовала Стеша.

Ловкий Андрейка опустил, конечно, некоторые подробности происшествия на митинге, когда он чуть со стыда не сгорел из-за политической необразованности, освистав представителя большевиков.

— Значит, ты теперь не сам по себе, — уважительно сказала Стеша.

Арбуз не только в глазах Стеши вырос, но и в своих собственных тоже. Шутка ли! Ему поручили выступить от Союза на митинге молодежи на Воробьевых горах, где он должен был прочесть наизусть рассказ Чехова про письмо Ваньки на деревню дедушке.

Бабушка готовила его к этому, как к святому празднику. Пиджачишко залатала и вычистила, штаны выгладила. А ботинки он сам высветил ваксой.

И вот настал весенний праздник — 1 Мая. Первый раз по новому стилю, на тринадцать дней раньше старого календаря. Листва еще не распустилась, и деревья были прозрачными, как кружево. Сквозь их узоры вся Москва внизу была видна.

На дощатой трибуне молодой парень, встряхивая золотистым чубом, читал:

— «Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный…»

Когда на месте этого великолепного чтеца появился маленький невзрачный мальчишка, всем подумалось, что выскочил он на трибуну просто из озорства. И как же все удивились, когда его представили:

— Андрей Павлов прочтет рассказ Чехова.

Удивить — победить! С мальчишеской отчаянностью Андрейка начал шпарить Чехова наизусть с закрытыми глазами. Так было спокойнее, как будто един в лесу кричишь. Иногда он делал паузу, прислушиваясь, как токующий тетерев, и, уловив подбадривание, продолжал читать дальше.

Наконец он окончил чтение, но продолжал стоять на трибуне, не открывая глаз.

Раздался веселый, дружный смех и крики:

— Браво!

— Арбуз, ура-а!

Андрей открыл глаза и уткнулся в зеленую стенку: плотный строй скаутов в парадной форме… «Зачем они тут? Откуда взялись?»

— Слушай, Люся, — шепнул он своей наставнице. — Гляди, скауты стоят. Чего они глазеют? Зачем на наш праздник пришли эти буржуйчики?

— Пусть послушают нас, — улыбнулась Люся. — Люди они молодые, должны быть восприимчивы к добру… Я скажу кое-что для них.

И вот Люся одна на трибуне. Тоненькая, в белой кофточке с высоким воротничком, в синем скромном костюме, с гладко причесанной темной головкой. Она словно синекрылая, белогрудая ласточка, которые всегда реют над золотыми куполами московских церквей.

Доброжелательно, с улыбкой оглядела Люся собравшихся.

— Весна пришла! С весной вас, юные товарищи! У нас все впереди. И жаркое лето, и плодотворная осень. Но пусть не будет у нас злой седой зимы. Революционеры живут и умирают молодыми! И в этом счастье!

На том месте, где два русских юноши — Герцен и Огарев — поклялись отдать свои жизни за свободу народа и стали первыми русскими революционерами, мы клянемся продолжить и завершить их благородное дело.

Свобода завоевана! Как хорошо дышится ее вольным воздухом. Ни стражники, ни жандармы, ни казаки не грозят нам. Мы собрались открыто, свободно, на виду всей Москвы. Мы освободились от гнетущего ига царизма! Но борьба за свободу трудового народа от гнета капитала еще впереди!

Полная свобода для нас наступит тогда, когда мы откроем молодым рабочим двери университетов, институтов, библиотек. Пусть черпают из всех кладезей знаний. Мы раскрепостим все способности и таланты рабочего класса. Мы уничтожим эксплуататоров. И мир удивится чуду, которое произойдет с Россией… Вы увидите это. Вы юные. Мы зовем вас в наши ряды! Приходите, помогайте, не опаздывайте. Весна не ждет. И помните. Кто не с нами, тот против нас!

Люся призвала всех присутствующих юношей и девушек дать клятву верности делу рабочего класса и, трижды повторив вместе со всеми: «Клянемся! Клянемся! Клянемся!» — спрыгнула с трибуны.

Алеша Столяров, сопровождающий Люсю всегда и всюду, ловко подхватил ее.