Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Здоров адмирал. Двух царей перепил, — вставил Павлов.

— И вдруг на станции Вишера глубокой ночью остановка. Поезд задержан по приказу из Петрограда. Здесь уж генералу Воейкову пришлось царя будить и все докладывать.

«Что творится? — удивился его величество. — Кто может нам приказывать?»

«Подписал распоряжение поручик Греков», — отвечает Воейков.

«Это что, бунт? Нами командуют поручики? — вскинулся царь. И обратился к адмиралу Нилову: — Скажите, голубчик, что это в Петрограде?»

«Большие беспорядки! — вздохнул Нилов. — Молодые солдаты взбунтовались, и Родзянко гадит…»

«Так что же вы мне не докладывали?» — спросил царь у Воейкова.

А тот: «Не такие уж там беспорядки, чтобы в день-два не справиться, государь! Революционеры, студенты и хулиганы взбунтовали молодых солдат. Эти молодые солдаты окружили Думу. Власти проявили нерешительность. А Родзянко, поддавшись угрозам черни, вступил с ней в сделку за счет династии…»

«Как? И я ничего не знаю?!» — совсем разгневался государь.

«Ваше величество, вам надо во главе георгиевских кавалеров явиться в Царское Село, взяв верный вам гарнизон, двинуться в столицу, и Государственная дума станет на колени. А взбунтовавшиеся солдаты вспомнят о присяге и расправятся с зачинщиками бунта», — отвечал Воейков.

«Так давайте действовать!» — воскликнул царь.

В это время вошел генерал Цабель, начальник караула.

«Все это ложь, государь. Вас обманывают, — козырнул он. — Мы уже пленники революции! Железнодорожные рабочие испортили наш паровоз. Повсюду красные флаги. Демонстрации. Солдаты братаются с рабочими. Войска переходят на сторону бунтовщиков».

«А где же мои верные гвардейские полки? Семеновцы, павловцы, преображенцы?»

«Изменили… Даже гвардейский экипаж во главе с великим князем предал вас!»

«Да, да, да! Великие князья всегда не любили меня. Все кончено».

«Ничего не кончено, ваше величество. Мы прорвемся в Царское Село!» Воейков выбежал из царского вагона.

Прихватил конвой. Приказал отцепить паровоз поезда, где ехала царская свита, заменил им испорченный паровоз царского поезда, ругался, грозился, и поезд, наконец, тронулся.

«В Москву! В Москву! — торопил царь. — Москва отстоит своего царя!»

Дали мы обратный ход. Но на станции Бологое нас задержали. Снова поехали на станцию Дно. Вот так и катали нас в поезде туда-сюда. А придворные генералы ссорятся, грызутся…

На станции Дно встретились нам георгиевские кавалеры с генералом Ивановым, их тоже на колесах туда-сюда. Собрались генералы вокруг царя, что делать?

«Остается одно, — заявил Воейков, — обратиться за помощью к императору Вильгельму! Открыть фронт немцам. Пусть германские войска придут и усмирят взбунтовавшийся народ. В первую очередь в Петрограде!»

Адмирал Нилов воспротивился:

«Неудобно это, господа. Ведь если немцы заберут Россию, они ее нам уже не отдадут. Дудки-с!»

«Император Вильгельм благородный человек. И ваш родственник, настаивал Воейков. — Если вы обратитесь к нему как император к императору. И больше того, как кузен. Он не откажет…»

— Ворон ворону глаз не выклюет! — крякнул Павлов. — Экие подлецы! Ну и что же Миколашка? Расею продал?

— Государь отвечал: «Это можно было сделать раньше, когда все еще мне повиновались как главнокомандующему. А теперь ни Рузский, ни Брусилов не подчинятся», — сказал это царь и заплакал.

Генералы тоже прослезились, Нилов медведем заревел, и прислуга в плач. Конвоиры стали разбегаться. Вышел к ним царь, лицо бледное, шинелька внакидку, провел по лбу рукой и говорит:

«Не волнуйтесь, я подпишу отречение. Поеду в армию, попрощаюсь с солдатами, и пусть без меня делают с Россией что хотят. А я в Ливадию, в Крымское имение. Только бы уцелели мои жена и дети…» — И снова прослезился.

Конвойные тоже.

— Ишь, какие вы там все жалостливые, на царских хлебах вскормленные, — упрекнул Павлов. — Ну и что же?

— А дальше известно. Все в газетах описано. Явились из Думы господа Гучков, Шульгин, Пуришкевич и предъявили отречение. Царь подмахнул бумагу. И за себя, и за наследника. На том династия Романовых и отцарствовалась… Вот как было дело!

Бабушка перекрестилась.

— Триста лет царствовали, и вдруг… О господи, не ищи виноватых.

— Я все интриги, как положено царскому лакею, знал. И скажи я царю с глазу на глаз, что творится вокруг него, все бы не так вышло. Государь бы послал в Питер верных людей. А сам бы в Москву поехал. Да и наобещал бы, как в революцию пятого года. Ну манифест там и еще чего. А сам на Питер напустил бы казаков. И прибрал бы к рукам народ при помощи германцев.

— Так чего же ты, милый мой?! — выскочила Филониха. — Такая тебе козырная карта выпадала!

— Хорошо, что не козырнул. Цари своих спасителей не любят Придворные представили бы дело так, будто его сам бог просветил, а наушника в яму. Так бы мои косточки в каком-нибудь овраге и сгнили в безвестности…

— Ловко же ты сфилонил! — крякнул Павлов. — Значит, из-за тебя царь революцию зевнул и сдал царство?

— А говорят, царь не сразу сдался! — сказал Саша. — Подписав отречение, он решил обмануть народ. Как в 1905 году, когда забрал обратно манифест о свободе. У него был план: пробиться к верным войскам в Москву, отсюда и начать все. Мрозовский для него уже покои в Кремле готовил. Приказал царские ковры чистить.

— Верно! — сказал Филонов. — Государю удалось уехать со своей свитой и частью конвоя под предлогом попрощаться с войсками в Могилев. Оттуда он надеялся прийти с верными казаками в Москву… Да его Мрозовский подвел.

— Не Мрозовский его подвел! А московский народ, рабочие и солдаты, сказал Саша. — Как вышли они по призыву Михаила Константиновича всей массой на улицы Москвы, так и свершили революцию!

— Это кто же такой Михаил Константинович? — удивился Филонов.

— Так для конспирации называли мы его при царизме. Теперь можно сказать: Михаил Константинович — это Московский комитет нашей партии.

Андрейка даже пирог мимо рта пронес, услышав такое.

А Филонов знай свое:

— И наш брат лакей, если бы захотел, тоже мог!

— Хорош гусь! — кивнул Павлов на лакея. — Ловко от хозяина сбежал. Знать, пословицу вспомнил: «Близ царя, близ смерти».

— Меня государь сам отпустил, как и всю поездную прислугу. Памятки нам роздал. Мне вот портсигар с вензелем.

— Спер в суматохе!

— Никак нет! Вещица дареная.

— Видать, ты и без царя не пропадешь?

— Зачем же пропадать? Теперь, при свободе, каждый сам себе царем будет.

— Ну что ж, может, и так! — подтвердил Павлов. — При царе жили не померли, глядишь, и при свободе проживем. Будет что моим рукам ковать, будет что и зубам жевать!

И хозяева и гости снова принялись за пирог — первый пирог, испеченный при свободе…

Часть вторая

ЧУДЕСА СВОБОДЫ

Жизнь у замоскворецких мальчишек шла бойкая: что ни час происшествие, что ни день — событие. Митинги, собрания, демонстрации. Мальчишки гоняли по улицам с утра до ночи. И ни тебе городовых, ни жандармов; дворники и те присмирели — смотрят на их мальчишеские проказы снисходительно. Даже отец Андрейки при всей его суровости от шлепков и подзатыльников воздерживался. «Ладно уж, теперь свобода», — говорил, когда подзатыльник требовался.

Свобода! Это пьянящее слово «свобода» теперь у всех на устах: и у бедных и у богатых.

Прежде миллионщика Михельсона рабочие и не видывали. Через управляющих управлял. А теперь собственной персоной является на митинг с красной ленточкой в петлице и уговаривает получше работать ради свободы.

Лавочники, мясники, булочники, зеленщики, бывало, чуть очередь зашумит против повышения цен, кличут полицию, а теперь только руками разводят: «Свобода, граждане! Нам по любым ценам свободно торговать, а вам свободно покупать или не покупать!»

Да, менялись люди с приходом свободы.

14
{"b":"570680","o":1}