— Злишься? — Тору копнул еще глубже.

Это и была его цель? Конечно, разъяренный противник мог забыться и допустить ошибку. А драгуны и их наездники вовсе не были бессмертными. Всего один пропущенный удар мог оказаться смертельным.

— … — Доминика вздохнула и отпустила воротник Тору. — Лучше бы ты сделал это утром. За ночь даже я остыну.

— Ясно, — Тору кивнул и поправил воротник.

Он не выглядел расстроенным. Выходит, он все же не стремился разозлить ее?

Или…

— Проектор… — вдруг вмешался осторожный голос в разговор Доминики и Тору.

Возможно, в тот момент, когда Доминика обернулась, в ее взгляде все еще были видны следы гнева. На мгновение Чайка испуганно втянула голову в плечи, но затем решительно сказала:

— Починить. Простите.

Казалось, что эта сребровласая девочка действительно сожалеет.

Возможно, Тору просто взял ее с собой, не рассказывая о том, что собирается сделать. А может, ему и самому эта мысль пришла в голову спонтанно.

— Копание в механизмах. Уметь.

— …Ладно, — согласилась Доминика, немного подумав. — Делайте, что хотите. Только не думайте, что я отдам останки в обмен на проектор.

И сам проектор, и иллюзия Люсие были очень дороги Доминике… но их можно заменить.

— Конечно. Починка. Завтра. Днем… перед битвой, вернуть, — ответила Чайка, кивая на каждом слове.

Видимо, это означало, что они не собираются использовать иллюзию Люсие для создания хитроумной ловушки.

— Можешь не сомневаться — мы откликнемся на твою просьбу о битве, — добавил Тору, пожав плечами.

Он был диверсантом. Доминика не знала, насколько может доверять его словам.

— Уж надеюсь, — бросила она напоследок и развернулась.

Теперь, когда здесь не было иллюзии Люсие, ей незачем было оставаться.

Впрочем, раз уж на то пошло, сейчас Доминика не видела большой разницы между своей комнатой и обочиной дороги. Ей было все равно, где находиться. Она давно потеряла то место, которое могла бы назвать своим настоящим домом. Любой дом казался ей лишь временным.

Вот только…

— …

В ее голове все еще раздавались слова Тору.

«Ты ведь на самом деле не так уж и скорбишь, правда?»

— Неправда, — Доминика попыталась убедить саму себя. — Это неправда. Мне грустно. Я скорблю. Просто…

Тору ошибался.

Но ошибался он не во всем…

— Это… неправда, — уходя, тихо прошептала Доминика.

Покинув внутренний двор, Тору направился к «Светлане».

Хоть Акари и осмотрела их комнату самым тщательным образом, они все же решили перестраховаться. Тору решил, что окончательные приготовления нужно проводить за пределами особняка.

— Тору, — сразу после того, как они прошли сквозь ворота, обратилась к нему Чайка, шедшая на полшага позади него. — Зачем?..

Она прижимала к груди проектор, который они забрали из особняка.

Сбоку из этого цилиндра торчал метательный нож, который вонзил в него Тору. Это устройство было таким хрупким, что он мог кинуть и камешек... но ему не нужно было уничтожать его. Как раз наоборот, они собирались быстро починить проектор, и поэтому Тору выбрал привычные потайные кинжалы, которые метал очень метко.

Об этой тонкости он рассказал Чайке уже позже.

Тору сожалел об этом... но решение его обуславливалось тем, что эмоциональность Чайки могла оповестить противника о его намерениях и испортить затею.

— Что? Что значит «зачем»?

— Такие. Ужасные. Вещи.

— А-а...

Тору нахмурился.

Видимо, она имела в виду то, что он сломал проектор и наговорил Доминике целую кучу язвительных слов. Действительно, сторонний наблюдатель мог бы подумать, что Тору вдруг резко превратился в беспринципного злодея.

— Я хотел проверить, рассердится ли Доминика, если ей такое сказать, — проговорил он, вспоминая ее лицо. Да, она рассердилась. Но... — Чайка. Допустим...

Остановившись возле «Светланы», Тору обернулся.

Еще с секунду он колебался, но потом решился спросить:

— Допустим, кто-то сказал бы тебе такие же слова в отношении твоего отца. Что бы ты сделала?

— Отца?...Э? — Чайка замерла на месте с растерянным видом.

Ее лицо говорило о том, что она не поняла вопроса Тору.

— Скажем, тебе бы сказали, что ты на самом деле не так уж и скорбишь о смерти своего отца.

— М?.. — протянула Чайка, наморщив лоб.

«Вот именно. Так и происходит», — мысленно прошептал Тору.

В конце концов, скорбь рассеивается. Это не значит, что человек забывает. Просто его сознание со временем свыкается с ней. В какой-то момент человек даже перестает думать о том, скорбит он или нет.

Прямо как с болью.

Не успевшая зажить рана не должна постоянно болеть. Чаще всего в самый первый момент рана болит сильнее всего, но если ее затем не трогать, то боль постепенно притупляется и исчезает. В конце концов, человек даже перестает думать о том, зажила ли его рана и прошла ли боль.

Именно поэтому, если бы Тору сказали, что он «на самом деле не так уж и скорбит о смерти Хасумин», он бы не разозлился. На мгновение он бы растерялся, затем посмотрел внутрь себя, убедился в том, что скорбь все еще на месте, и просто опроверг бы эти слова.

Не потому ли она рассердилась, что сама хотела узнать ответ на этот вопрос?

Что она пыталась заставить себя скорбеть, но ее усилия раз за разом отвергались?

И раз так...

— Плач. Стенания. Уже нет. Но... скорбь. Правда.

— Во-во, — Тору кивнул. — Но сердиться ты бы не стала, да?

— ...Угу, — Чайка утвердительно кивнула. — Но. Я... не видела. Гибель. Отца.

— Так ведь и у Доминики то же самое.

Конечно, бывают случаи, когда из-за того, что не видишь смерти дорого тебе человека, не можешь в нее поверить. Но разве напоминание об этом — повод для злости?

Как бы там ни было, слова и действия наездницы на драгуне вызвали у Тору дискомфорт.

А кроме того...

«Тот факт, что у нее есть останки, означает, что она одна из тех, кто убивал Проклятого Императора.

Еще одним был правитель Дельсоранта.

«Это невозможно. Мы же убили тебя!»

Роберт Абарт сказал именно эти слова.

Пусть они и не спрашивали его, но слова предназначались явно не Акари. А помимо нее в тот момент рядом с Робертом стояли лишь Тору и Чайка.

Выходит, «убитым» по словам Роберта Абарта человеком была Чайка.

На самом деле, до встречи с Чайкой... нет, точнее, до того, как Жилетт рассказал ему, кто она такая, Тору даже не знал, что у императора Газа есть дочь.

Более того, считалось, что правду об императоре не знал никто... что о его личной жизни знали лишь самые приближенные к нему люди.

Но в любой стране, включая Империю Газ, император, король, или любой другой правитель был фигурой публичной. Если у него появлялась семья, то об этом сразу же узнавали все вокруг, а скрыть существование родственников можно лишь очень радикальными методами.

Но при этом... об императоре Газе не знали не только то, была ли у него дочь, никто не знал даже его жен и любовниц. Скорее всего, этого не знали даже жители Империи.

А значит...

«Очень немногим Чайка известна в лицо».

Тем более, когда речь шла о людях из других стран.

А если учесть слова «мы же убили тебя»...

То вывод напрашивался сам собой — Роберт Абарт знал, как выглядит Чайка, потому что видел ее во время атаки на столицу Империи Газ.

Например, он мог увидеть ее, когда входил в императорские покои.

Нетрудно представить, что в ситуации, когда замок, наконец, брали штурмом, император вместе с родственниками собрался вместе, чтобы обсудить план побега. Поэтому Чайка вполне могла находиться рядом с Артуром Газом во время штурма столицы, и неудивительно, что Роберт Абарт, входивший в штурмовой отряд, знал Чайку в лицо.