В деревянном полу с треском образовалась яма.

— Э?!

Тору рефлекторно схватился за клинки и приготовился к бою.

Находившаяся рядом с ним Чайка подпрыгнула на месте и застыла от испуга.

— Т-ты чего творишь?!

— Да так. Если этот особняк и есть дракон, то я подумала, что он как-то отреагирует, если я поврежу стену или пол, — без всякой скромности ответила Акари. — Но, видимо, я ошиблась.

— …Ты хоть предупреждай. У меня сердце екнуло, — Тору посмотрел на провал в полу.

Он все еще казался сделанным из самого обычного дерева. Никаких следов крови не было.

Да и из стен не начал неожиданно выделяться всеразъедающий желудочный сок.

— Сердце екнуло? Брат, у тебя сердце быстрее забилось?

— Ну, да.

— Ясно. Кстати, меня когда-то учили одному психологическому приему, «эффекту подвесного моста». Если я буду продолжать будоражить твое сердце, то может, научусь и управлять им.

— Такие приемы перестают работать, когда ты о них заявляешь вслух, — ответил Тору.

Как уже было сказано, диверсантам порой приходилось разжигать конфликты и устраивать мятежи, и для этого их учили психологии. «Эффект подвесного моста», о котором говорила Акари, заключался в том, что из-за неустойчивости таких мостов на них учащалось сердцебиение. Если на таком мосту оказывались парень с девушкой, то они могли по ошибке принять это за любовь и половое влечение, и этот эффект можно было использовать в своих целях.

Эффект длится не так долго и использовался для того, чтобы создать «прецедент», который затем можно использовать для шантажа. Другими словами, это была одна из техник соблазнения человека для его последующего использования в качестве информатора.

— Я была так слепа, что всегда считала, будто этот эффект — просто способ превратить врага в информатора. Но ведь недаром говорят, что для того, чтобы соблазнить врага, сначала надо соблазнить союзника.

— Нет такой поговорки.

— Я буду готовить неожиданные сюрпризы для ночных и утренних нападок, брат.

— Я тогда от сердечного приступа помру!

Тору в сердцах ударил кулаком по стене.

Его рука ощутила обычную деревянную стену с обоями.

Когда она вышла во внутренний двор, то, как всегда, увидела в нем хрупкую девушку, освещенную лунным светом.

Девушка тихонько и несколько смущенно улыбалась.

И в дождь. И в ветер. И днем. И ночью.

Течение времени для нее остановилось навсегда. Дверь в будущее закрылась 5 лет назад. Она буквально стала иллюзией.

И все же… когда люди оставались одни, они цеплялись за воспоминания об ушедших днях.

Пытаясь хоть немного продлить жизнь невольно тускнеющих воспоминаний, пытаясь волочить их за собой, люди оживляли их с помощью изображений и вещей покойного.

Но это не тоска.

Это просто человечность.

Это то, как должны поступать люди.

Поэтому…

— Что такое? — спросила Доминика, не отводившая взгляда от иллюзии Люсие Скоды. — Бой состоится завтра в полдень. Или вы собрались напасть, пока я буду спать?

— …Если бы мы могли так тебя убить, то сделали бы это, — ответил ей юный диверсант по имени Тору. — Я не понимаю пару вещей.

— …Не понимаешь? — оторвавшись, наконец, от иллюзии, Доминика окинула взглядом двух человек, стоявших за ее спиной.

Рядом с Тору стояла сребровласая Чайка, чем-то напоминавшая Люсие. Сестры Тору, Акари, видно не было, а значит, они либо собирались напасть на нее, либо что-то готовили.

— Ты ведь состояла в особом отряде, который непосредственно сражался с императором Империи Газ?

— Да. И? — отозвалась Доминика, стараясь выглядеть подозрительно.

«Почему этот юноша вдруг спрашивает меня об этом?»

— Ты что, не узнаешь ее? — Тору указал на стоявшую возле себя Чайку.

— Узнаю? О чем ты? — прищурившись, Доминика пригляделась к Чайке.

Одновременно с этим Тору приглядывался к Доминике.

Это был взгляд человека ищущего, пытавшегося досконально понять происходящее.

— …Ясно, — вдруг кивнул Тору, словно что-то поняв.

— Я ничего не поняла, но ладно, это все?

— Да. Пока да.

С этими словами Тору прошел вперед и встал рядом с Доминикой.

К его поясу крепились два стилета, но он не пытался схватиться за них. Он вел себя так, словно совершенно не собирался сражаться. Похоже, Тору пришел не за тем, чтобы нарушить обещание устроить решающую битву завтра и напасть прямо сейчас.

— Ты ведь наездница на драгуне, так? — Тору оглянулся по сторонам. — Ты точно готова сражаться без своего дракона?

— Хочешь, чтобы я призвала его? Ваши шансы на победу и без того призрачные.

— Так-то оно так… — Тору обошел Доминику и направился к иллюзии Люсие.

— Эй.

— Что? — Тору обернулся. Он стоял вплотную к Люсии, сбоку от нее.

— Не приближайся к моей сестре. Не трогай ее.

— Это не твоя сестра. Это просто иллюзия, — тихо ответил Тору.

Он не соболезновал. Он не издевался. Этот голос просто констатировал факт.

Иллюзия. След. Она знала это. Знала, что это значит.

И все же…

— Мертвецы уже не могут умереть. Мертвецов нельзя ранить. Они лишь растворяются и исчезают.

— …

— Примерно… так.

И как только он сказал это, его рука сверкнула в воздухе.

— ?!

Послышался тихий взмах.

На поле этот звук означал бы приближающуюся стрелу, но сейчас…

— Что?!

В следующее мгновение раздался глухой звук, и иллюзия девушки исчезла.

От нее буквально не осталось ничего.

— Что ты сделал?!

Доминика немедленно подошла к Тору и схватила его за воротник.

Скорее всего, этот юноша вывел проектор из строя, метнув что-то в него.

— Ты беспокоишься, если рядом с тобой нет твоей сестры? — спросил Тору, хладнокровно глядя в пылающие гневом глаза Доминики. — Неужели это все, что ты испытываешь по отношению к ней?

— Что ты сказал?

— Не ты одна потеряла дорогого тебе человека. Я тоже через это прошел, — с вызовом сказал Тору.

— …И что с того?

Как правильно заметил Тору, очень многие люди лишились своих семей и родителей в ходе той длинной войны. И, казалось бы, именно поэтому это незачем повторять.

— В моей памяти это отпечаталось навсегда.

— …Что?

— Я не смог бы забыть этого человека, даже если бы захотел. Стоит закрыть глаза, как сразу приходят воспоминания. Они приходят без спроса и раз за разом прокручиваются в голове, заполняя все сознание.

— Ты… — протянула Доминика. — Хочешь сказать, что мои воспоминания о ней слабы?

— Может быть, — Тору продолжал смотреть на Доминику ледяным взглядом. — Приобретение изображений покойного. Забота о вещах покойного. Многие так делают. Но когда кто-то устанавливает иллюзию во дворе, чтобы ее было видно из каждого окна, и держит ее включенной в любое время суток и в любую погоду, начинаешь задумываться о том, что заставляет его так делать.

— …

Доминика не нашлась с ответом.

Дело в том, что отчасти она признавала правоту слов Тору.

Она никогда не задумывалась об этом. Она убеждала себя, что люди поступают именно так… что и она должна была так поступить. Можно сказать, она делала это из чувства долга, а не по собственному желанию.

— Ты ведь на самом деле не так уж и скорбишь, правда?

— Что ты сказал?!

Рука, державшая Тору за воротник, невольно напряглась.

Его ноги оторвались от земли, но юный диверсант совершенно не показывал страха и лишь продолжал щуриться. Затем он сказал таким тоном, словно видел Доминику насквозь:

— Ты ненавидишь себя за то, что почти не скорбишь о смерти любимой сестренки, и поэтому пытаешься заставить себя скорбеть, правда?

— Ты… насмехаешься надо мной?

«Почему этот юноша говорит такие вещи?»

Даже если это правда, в чем смысл озвучивать ее и злить Доминику? Он ведь не мог верить в то, что она так обрадуется этому знанию, что решит отблагодарить его.