И в тот раз в качестве новичка выбрали Тору.

— Ты кажешься таким счастливым, брат.

— Еще бы, я рад. В конце концов…

— Неужели ты настолько любишь Хасумин, брат?

— Э?.. А, нет, я не… Погоди, к чему это ты? — Тору нервно замотал головой.

Именно из-за таких моментов о нем все говорили, что юноша пока не годится в диверсанты, однако сам он ничего не замечал. Хотя Акари такая эмоциональность брата нравилась. Ей с ним было веселее, чем с «другим братом» и остальными жителями деревни, но...

— Хасумин ведь уже замужем. Да и родить должна скоро, — сказал Тору с таким красным лицом, что никого бы не убедил в своей искренности.

Акари прищурилась.

— Извращенец ты, брат Тору.

— Ч… чего ты сказала?!

Осуждающий взгляд Акари настолько озадачил Тору, что он не сразу уловил смысл ее слов. Однако затем все понял и покраснел еще гуще.

— Где, в каком месте я извращенец?!

— Хотя, нет. Может, ты просто взрослым прикидываешься.

— Еще раз, о чем ты…

— Когда я спросила, любишь ли ты Хасумин, я не говорила о любви между мужчиной и женщиной. А ты подумал, я о делах сердечных.

— … — Тору не нашелся с ответом.

Все-таки он слишком честен для диверсанта, мастера обмана. Даже когда дело доходит до оправданий, диверсант способен на ходу наврать с три короба и отвести от себя удар. Если же Тору так легко сдается, ничего хорошего это не сулит.

— Понятно… Значит, ты падок на беременных? — Акари уверенно кивнула.

— ...Э? — Тору заморгал.

— Тебе нравятся большие, надутые животы? Какой у тебя утонченный вкус, брат.

— По-моему, тебя куда-то не туда занесло.

— А ведь ты и в прошлый раз ласкал живот Хасумин, когда она приезжала в деревню…

— Я просто пытался почувствовать, как внутри двигается ребенок! И вообще, ты тоже трогала! При чем тут «ласкал»?! Прекрати так выражаться! — громко запротестовал Тору.

А затем…

— Хм?..

…посмотрел вверх.

На нос упала капля.

— Дождь… — обронила Акари.

Погода в горах меняется быстро.

Даже у деревенских диверсантов не всегда получалось правильно толковать приметы.

Поначалу дождь едва моросил, но уже скоро сменился яростным ливнем, окутавшим всю деревню.

И тогда…

— Тору, — вдруг раздалось рядом с юным диверсантом.

Он появился внезапно, как и всегда.

Син Акюра, еще один молодой неопытный диверсант. Однако Тору смотрел на него как на путеводную звезду.

Син уже успел накинуть плащ от дождя.

— Возвращайся домой и жди. Из-за дождя планы придется поменять.

Как уже говорилось, от погоды зависел и выбор дороги в Акюру… и сопутствующие опасности. Теперь брать с собой не привыкшего к местности новичка уже неудобно.

— ...Ладно, — нехотя согласился Тору.

— В смерти Хасумин… — обронила Акари, нарушая повисшую тишину.

Сквозь вентиляционные щели едва проглядывала луна.

Син уже сказал все, что хотел, и ушел.

— …виновата я.

— ?!

Чайка не спрашивала ее.

Возможно, Акари просто устала от молчания и коллективных мыслей о собственном бессилии.

— Акари… виновата?

— Акюра всегда отправляла людей навстречу той группе торговцев, в которой состояла Хасумин. Конечно, не из вежливости, а для защиты.

— Защиты…

— Ехать по горам с тяжелыми повозками и без того опасно, а вдали от основных дорог можно наткнуться на бандитов. Поэтому сложилась традиция — новички в качестве тренировочного задания встречали торговцев, — Акари не сводила взгляд с собственных ног. — В тот день… их должен был встречать отряд Тору и Сина.

Но вдруг пошел дождь, и планы изменились.

Тору, как ученика, отправили домой до дальнейших указаний. Вместо этого образовали два других отряда: один для проверки состояния дорог, другой — для связи с торговцами.

Но…

— Мы вышли на связь слишком поздно. Если бы сообщение дошло вовремя, никто бы из них не умер.

— Поздно? Почему?

— Из-за… меня.

Акари говорила как всегда безразлично.

Могло даже показаться, что речь вовсе не о ней.

— Как я уже говорила, изначально встречать торговцев должен был отряд Сина и Тору. А я… подбила нескольких диверсантов слегка пошалить на дороге, по которой они должны были пройти. Мы поставили там несложную западню.

— Зачем?..

— Просто так. Детская шалость, — сказала Акари, а затем вдруг моргнула с таким видом, словно поняла что-то новое. — Или, возможно… я хотела признания.

На какое-то мгновение в ее голосе мелькнула насмешка над собой. А может, Чайке просто показалось.

— От взрослых. От Сина. И от Тору.

Конечно, Акари сразу пояснила, что ловушка никого бы не травмировала.

Но все-таки речь о «детской шалости» будущего диверсанта Акюры. Неожиданный дождь ухудшил обзор, и связной попался в западню. Выбраться ему удалось не сразу. Если бы планы не изменились, и по той дороге пошел целый отряд, его бы быстро вызволили товарищи, но связной действовал в одиночку.

В итоге, он… разминулся с торговцами.

А затем их атаковали.

Разумеется, ни сама Акари, ни другие юные диверсанты, что помогали ей, такого не предполагали. За всю сознательную жизнь Акари ни разу не слышала, чтобы торговцев в самом деле кто-то атаковал… и потому не понимала важности встречающего отряда.

В то же время и сами торговцы так привыкли ездить в Акюру, что не стали дожидаться связного на оговоренной точке, а решили пробраться сами.

Нельзя обвинять кого-то одного.

Просто друг на друга наложились несколько случайностей.

В любой другой день безобидная шалость Акари никого бы не убила.

Но…

— Брат Тору не стал винить меня, — Акари моргнула. — Если бы связной успел вовремя, отряд Хасумин сменил бы маршрут, избежал бы встречи с разбойниками… и не умер. Другими словами, в смерти Хасумин виновата я. Мой брат должен обо всем знать, но…

Но то же касается и Сина, и всех взрослых диверсантов.

Пусть Акари целиком и полностью признавала собственный «грех», никто ее не обвинял. Возможно, все просто так увлеклись охотой на подонков, убивших отряд Хасумин, что о детской шалости никто и не вспомнил.

Однако, с точки зрения Акари, ей не дали искупить вину.

— Поэтому… с Тору?

— Именно, — подтвердила Акари.

Все пострадавшие, которые могли бы простить ее, уже мертвы.

А раз так, вину следует искупать перед тем, кого смерть торговцев задела сильнее всего. Тем, кому тот случай изменил и характер, и всю жизнь.

Перед Тору Акюрой.

— С того самого дня брат почти не улыбался. Он тренировался в таких условиях, что одно неверное движение могло стоить ему жизни. В результате, он достиг таких высот, что его силу признавала вся деревня, и в то же время все говорили, что после смерти Хасумин Тору стал слишком неуравновешенным для диверсанта. Он слишком открыто показывал эмоции. Слишком часто позволял чувствам влиять на поступки. Это началось еще до смерти Хасумин, но стало еще очевиднее. Поэтому… его признали слишком хрупким для участия в войне в качестве диверсанта.

— …

Чайка не могла ничего сказать.

Мир диверсантов очень жесток — в нем человека эмоционального, скорбящего о смерти другого, считают «хрупким». Чайка знала диверсантов лишь на примере Тору и Акари и никогда не задумывалась… но действительно, за такую работу может браться либо некто крайне сильный духом, либо совершенно бесчеловечный.

Впрочем…

— Можно сказать, это я позволила Хасумин умереть и сбила Тору с пути диверсанта, — подытожила Акари.

— Акари… чувство вины?

— Наверное, — на равнодушном лице мелькнула ухмылка. — Я, по сути дела, тоже неудавшийся диверсант, как и говорил Син. Поэтому, как и брат, не попала на войну.

Акари вздохнула, что бывало с ней крайне редко.

Как и вчера, Стефан Хартген вышел на балкон в военной форме.