— Идеальный диверсант, — подвела я промежуточный итог. — И к тому же выглядящий так безобидно!

— И это тоже учитывали.

— Ну и что дальше? До сих пор я не услышала ничего такого, по поводу чего стоило бы сокрушаться.

— Так оно и было бы, если бы меня создали просто так, без далеко идущих планов. Видишь ли, оба мои отца, не просто кадровые военные, но ещё и потомственные. К тому же слегка повёрнутые на идее безопасности Земли от инопланетного нашествия.

— Военные? А разве у нас до сих пор есть армия? — я так удивилась, что даже перестала уплетать поразительно вкусное белое псевдорыбье мясо. Полиция нужна чтобы поддерживать порядок. Разнообразные СБ занимаются тем же, но на конкретных особо важных объектах. А армия-то нам зачем? С кем воевать?

— Есть. Небольшая и очень мобильная. Среди населения эта информация особо не распространяется, но бывают случаи, когда на нашей планете незаконно высаживаются инопланетники для обстряпывания всяких нехороших делишек. Если это обычные космические кочевники, не слишком хорошо знакомые с нормами международного права, которым только и нужно, что набрать чистой пресной/солёной воды из ближайшего водоёма или чего-то в этом роде, то их, как правило, отпускают с миром. С браконьерами, сгребающими всю подвернувшуюся биомассу, включая корни столетних дубов и плодородный слой почвы, особо не церемонятся. Захватывают транспорт и всех кто в нём находился, возвращают на родину, слупив предварительно нехилую компенсацию. Очень редко, но бывают те, кто пытается использовать нашу территорию как плацдарм для биосферно-генетических опытов. Ну и бывают ещё всякие другие частные случаи.

— О! Помню! В прессе лет пять назад проскальзывало, что у нас где-то в северных широтах пытался спрятаться от собственного правосудия беглый инопланетник, замаскировавшийся под человека. Ну и чем тебе не нравится такая профессия? По-моему интересно.

— Знаешь, я чуть психоз себе не заработал, когда в обычной общественной школе нам представляли человечество как одну из рас полноправно входящих в галактическое сообщество, и я вполне в это верил. И в то же время, в детских военно-спортивных лагерях нас (а я был далеко не единственный такой) целенаправленно натаскивали на то, чтобы в любом инопланетнике видеть источник угрозы. Вокруг царят мир и процветание, мы, между прочим, живём в одну из самых благополучных эпох. А дома ведутся разговоры об угрозе космической экспансии. С примерами и детальным разбором наступательного потенциала вероятного противника. Вот такой вот диссонанс прилично давил мне на психику. Ну и просто не хотелось в каждом встречном-поперечном видеть врага.

— А с родителями поговорить ты не пробовал?

— Бесполезно было. Они этим жили и не хотели понимать, что можно воспринимать мир по-другому. Они, по-моему, вообще не слишком представляли, как нужно обращаться с детьми, а меня завели как некое материальное воплощение идеи.

— Как так?

— А вот так. Многие родители в своих детях видят своё продолжение и воплощение своего несбывшегося. Так вот мои отцы сделали следующий шаг в этом направлении. Мужская дружба, военное братство и всё такое прочее, попробовали искать себе пары среди леди-военных, но что-то там не срослось. А гражданские оказались не в теме, и просто не встроились бы в их идеальный миропорядок. И почему бы, раз уж они такие хорошие друзья и почти братья, не завести общего потомка, который, конечно же, станет их идеальным продолжением?

— Так они у тебя не..?

— Не-не. До сих пор вместе по бабам ходят. Но это к делу не относится, а относится то, что они меня так задолбали своей космофобиией, что я всерьёз подумывал завалить экзамен «гражданина Земли», чтобы меня нафиг депортировали из этого дурдома. Геран Гржевский нарисовался в моей жизни очень вовремя. Он и подсказал, как можно без потерь вывернуться из этой ситуации и с отцами не поссорившись (я их всё-таки люблю), и психику сохранив в целостности. Здесь, на станции, в качестве врача, я как бы присматриваю за ситуацией с инопланетниками, и в то же время имею возможность строить свою жизнь, как сам пожелаю.

— Подожди-ка, — что-то я заслушалась и перестала воспринимать твой рассказ критически. — Почему врач? Тебя же совсем для другого готовили.

— А вот здесь начинается часть рассказа, которая может быть неприятной для тебя лично. Дело в том, что у меня не один-два импланта, как это обычно бывает, у меня ими весь свод черепа прошит.

Я недоумённо уставилась на него. И что в этой информации может быть такого травмирующего для меня лично? То, что некоторые люди богаче других и имеют больше возможностей? То же мне, новость!

— Необычно, конечно, — решила я озвучить свои сомнения вслух, — но что тут такого?

— А как ведёт себя твой собственный имплант после отключения? Это я тебя как врач спрашиваю, а то ты что-то молчишь по этому поводу.

— Да нормально всё. Работает. Только возобновил работу он не одномоментно, а постепенно, так, что я не всегда уверенно определяла, где моя собственная биологическая память, а где техническая надстройка. А потом просто забыла сказать.

— Да? Ну, тогда всё в порядке. Так вот, моя начальная подготовка как военспеца включала не только банальную боёвку, но и многое другое. В частности, я ещё и неплохо в технике разбираюсь. Но самым полезным в этом контексте оказался тот массив медико-биологической информации, который в меня загрузили.

— Так, — подозрительно сощурилась я, вспомнив, сколько всего мне пришлось перечитать-пересмотреть-заучить, прежде чем закончилась моя встроенная память. А у него их множество. Импланты, между прочим, довольно ёмкие. — Так сколько же тебе лет, на самом деле?

— Тридцать два, как и записано в моей анкете. Я же сказал: «загрузили». У нас была совершенно другая система подготовки. Все импланты выстраивались в определенную архитектуру, по мере особых тренировок переходили из потенциальных в актуальные, а информация, записанная на них, становилась доступной по мере возникновения осознанной необходимости. Я этот тренинг до конца не прошёл, поэтому мне знания по профессии приходится выдуривать у собственной памяти.

Я присвистнула. Вот значит, чем он занимается, когда медитативно плюёт в потолок.

— А просто книжку почитать?

— Это знания. А умения и навыки? А между тем, они у меня есть. Записаны на имплантах — только выковырнуть их оттуда нужно.

— Дела-а, — протянула я, не зная, что ещё можно сказать. Однако достался мне уникальный экземпляр. Лентяй и параноик, но при том, чётко отслеживающий границы собственных интересов. Много чего может, но применяет свои способности строго по необходимости. Достаточно авантюрный, чтобы с ним не было скучно, но при этом не имеет ни малейшего желания посвятить жизнь «служению людям». Что тут можно сказать? Идеальный Мужчина!

Наш столик, попав в струю искусственного течения, резко развернулся и поплыл в сторону компании шумно и весело отмечавшей чей-то День Рожденья. По крайней мере, за это говорил большущий кремовый торт с трудноопределимым количеством свечей.

— О, Тай! — воскликнула знакомая официантка из моего любимого кафе-бара, когда платформы, на которых стояли наши столики достаточно сблизились. Сблизились, защитные поля оттолкнули их друг от друга, и мы снова начали расходиться. — Тебя уже нашли?

— А что, меня теряли?

— Так ты не видела? По открытому каналу в сети то и дело передаётся сообщение, что тебя хочет видеть какой-то капитан Гржевский.

Мы с Миком переглянулись и синхронно уставились на свои напульсники. Ни по тому, ни по другому, информация о срочных вызовах не проходила. О несрочных тоже. Хотя да, может капитан ещё не в курсе, что меня посадили на очень короткий поводок? Тогда почему не позвонил по обычному телефону? Я щёлкнула пальцами по клипсе — тишина. Попробовала сама кого-нибудь вызвать — безрезультатно.

— Сломалась?

— Похоже на то.

— С напульсника ему позвони.

— Как?

Мика двумя нажатиями кнопки вызвал меню голосового поиска абонента. Удобно. Может зря я столько лет отказывалась от идеи обзавестись коммуникатором с расширенными возможностями? Типа, зачем он мне нужен, если выход в сеть есть чуть ли не на каждом углу? После взаимных приветствий я выслушала всё, что капитан Гржевский нашёл мне сказать, и надолго потеряла дар речи.