«Странно, — подумал он, — как это у нее получается? Глаза могут быть или черными — или желтыми, а у Цвобри они одновременно и те, и другие!»

Ответ ускользал. В мозгу тем временем заговорил бестелесный голос, нашептывая странные слова, которые хотелось слушать, и слушать, и слушать… Потом голос уплыл, а телу стало тепло, даже жарко, как от дыхания степного костра, когда расшалившийся ветер-подросток подует в твою сторону. Потом сознание заволокло кровавым туманом — Эрзам заболел.

Полярная горячка не смертельна, но изнуряюща. За ночь у Гонэгга случилось несколько приступов беспамятства, а к утру распухли десны, расшатались зубы, жутко ломило поясницу. При свете Небесного Костра он разглядел на теле мелкие язвочки, прикосновение к которым вызывало нестерпимую боль. Пальцы почернели у ногтей. Казалось бы, надобно повернуть назад, к людям, которые отогреют, напоят целебной ягодной настойкой, но Эрзам и в полузабытье продолжал понукать верблюда.

Через трое суток, которые показались воину месяцем непрерывных страданий, молодой организм сам справился с недугом. Это было чудом — один, без товарищей, без вмешательства лекаря, Эрзам выздоровел.

На радостях, ощутив себя вновь полноправным хозяином собственного тела, он уничтожил недельный запас продовольствия и, несмотря на поклевывание бдительного клюва, разрешил верблюду перейти на самоход: пусть скотина подхарчится диким ягодником, скрытым под глубоким слоем снега…

Еще через сутки их ждало новое испытание. Великолепное чутье верблюда на пустоты под настом дало осечку, и они провалились в полынью, покрытую тоненьким слоем льда и припорошенную сверху недавно выпавшим снегом. Эрзам выкупался в ледяной купели, но не растерялся, ухватился мертвой хваткой за мохнатую гриву и, подбадривая своего единственного товарища самыми ласковыми словами, какие мог придумать, помог ему выбраться на твердый лед. После принудительного купания пришлось раздеться донага и растереться снегом. Одежда моментально застыла на морозе, и пыткой было снова влезать в выстуженное белье… Не обошлось без приятного сюрприза: Медленная рубашка по инерции сохранила тепло человеческого тела, и Эрзам еще раз с благодарностью вспомнил Цвобри.

Со страхом ожидал боец повторения полярной горячки, но судьба на этот раз смилостивилась над ним. А может быть, не судьба? Что-нибудь иное, чему не придумано названия в ограниченном словаре чиульдов?!

Горы возникли перед ним неожиданно, выплыв неясными привидениями из снежной круговерти.

Клюв молчал. Эрзам приближался к цели прямолинейно, как выпущенная из осадного арбалета тяжелая стрела. Но неожиданности не окончились. Издалека послышалось глухое кваканье. Верблюд занервничал и присел на передние ноги.

Кваканье приближалось. Впереди замельтешили белые комочки. Их было много. Комочки росли, и вскоре Эрзам разглядел стаю квакающих шакалов.

Верблюд задрал губастую морду к низкому небу и протяжно завыл. Он звал других ухорогих верблюдов. Но помощи ждать было неоткуда. Эрзам соскочил на снег и обнажил «Сам-восемь».

Шакалы, следуя инстинкту стайных хищников, окружили добычу плотным кольцом. Никто из них не спешил нападать, видно, блестящая полоса в руках человека внушала им некоторые опасения. Первым вступил в бой старина ухорог. Он резко выбросил вперед ногу и подковой раздробил череп особенно нахальному шакалу. Снег обагрился кровью, и это послужило сигналом остальным: через секунду на верблюде повисло с десяток тварей. Они вспрыгивали ему на спину, цеплялись зубами за густую шерсть, тянули набок, стремясь опрокинуть и перевернуть. Даже численное превосходство пока не давало шакалам преимущества, так как они мешали друг другу. Ухорог пыхтел, отбивался ногами и плевался едкой слюной. Эрзам рубился поодаль, «Сам-восемь» порхал в воздухе смертоносным мотыльком, обрушиваясь на визжащую плоть, и кромсал, отсекал…

Наконец стая сообразила, что зубы бессильны против Твердого Когтя. Шакалы рассыпались в стороны. Отбившись от преследователей, Гонэгг ринулся на выручку товарищу. Он расшвыривал хищников, как котят, но было поздно — шакалы успели подобраться к самому уязвимому месту — верблюжьему горлу.

Ухорогий лежал на брюхе и печально косил глазом. Вместе с кровью, пачкающей густую шерсть, медленно вытекала жизнь… Остроконечное ухо прянуло последний раз, услышав призыв пастуха с тучных пастбищ Страны Вечной Осени, рубиновый глаз затянулся мутной пленкой, и полярный иноходец замер навсегда.

Эрзам остался один.

Стая перестроилась, как будто понимала, что человек, пока жив, не позволит полакомиться верблюжатиной. Несколько шакалов выскочили вперед, отвлекая внимание противника, остальные вновь сомкнули кольцо. Нечего было и думать, что они оставят в покое стальнорукого пришельца, без разрешения вторгшегося в их охотничьи пределы.

Эрзам не боялся смерти — много раз она заглядывала ему в глаза, но мысль, что придется бесславно завершить свой тягостный путь в желудках квакающей мерзости, заставила воина на какой-то момент оцепенеть. Стая решила, что человек сломлен и не окажет сопротивления. Вожак прыгнул первым. «Сам-восемь» крутнулся блестящим веером и располосовал грудные мышцы нападающему. Шакал, взвизгнув, рухнул в снег. Но остальные медленно, очень медленно, сужали круг, время от времени подбадривая друг друга хриплым кваканьем.

— Прощай, Эрзам из рода Гонэггов! Завтра Небесный Костер разгорится не для тебя! — печально сказал воин и поднял меч, дабы достойно встретить Посланца. Теперь гонец из Страны Вечной Осени не заставит себя долго ждать…

И вдруг на нижней, обращенной к земле, кромке клубящихся облаков возникло оранжевое сияние. Вначале оно было бледным, нерешительным, но с каждой секундой разгоралось, как степной пожар, то затухая, то вновь вспыхивая, и спустя некоторое время заполонило все небо. Поверх этого пульсирующего зарева проступили смутные контуры циклопического строения из массивных каменных блоков. Замок на облаках! В этом зрелище было что-то сверхъестественное, но это было!

Эрзам понял, что достиг цели. И в то же время он, как никогда, был далек от цели. Мешала квакающая свора. Обидно, но от его человеческих качеств теперь ничего не зависело. Шакалов было слишком много. Он попятился. Потом круто повернулся и, проваливаясь по колено, пошел навстречу пульсирующему зареву. Шакалы устремились за ним. То один, то другой заходили сбоку. «Сам-восемь» их отпугивал, но не мог же Эрзам сражаться до бесконечности. Усталость скует руку, и тогда самый дерзкий квакун сомкнет свои челюсти на горле человека.

Помощь пришла неожиданно. Завороженный миражом, Эрзам не сразу обратил внимание, что настроение стаи изменилось. Человек не обладал столь тонким нюхом, как преследующие его хищники, не знал, что их ноздри учуяли самый страшный запах, какой только может быть. За спиной Эрзама, тяжело ворочаясь, выпрастывая чешуйчатую шею с тупой башкой, уже выпирал из-под наста снежный дракон — средоточие силы и разбуженного бешенства! На снегу, куда падали капли его слюны, появлялись желтые проталины до самой земли.

Шакалы сбились в кучу, забыв про человека. Теперь им противостоял более серьезный противник.

Надо отдать должное храбрости стаи. Она не бросилась наутек, воспользовавшись преимуществом в скорости: вряд ли неповоротливое чудовище могло догнать быстроногих квакунов. Ни один из шакалов не покинул стаю. Хищники двумя приблизительно равными потоками перетекли к яме, на краю которой их поджидал дракон. Не сбавляя прыти, эти потоки, как две мохнатые гусеницы, уперлись с разных сторон в его тушу, пытаясь загнать исполина в берлогу. Попутно делались попытки разодрать ему бока, чтобы отведать драконьего мяса. Кто-то посмелее вцепился в хвост. Но исчадие ледяной пустыни тоже не дремало. Один за другим сыпались удары могучих лап, пригвождая смельчаков на месте. Вскоре все пространство вокруг черного пятна берлоги было усеяно неподвижными шакалами. Стая была рассеяна и уничтожена как единое целое. Но она успела поступить со своим грозным врагом так же, как поступила с беднягой ухорогом. Новый вожак, помоложе и посильнее, чем прежний, проскочил между передними лапами и разорвал подчелюстной мешок дракону. Пусть вожак был тут же раздавлен, но этот ответный акт уже не мог спасти жизнь владыке снежных просторов. Он еще, мотал в агонии шеей и молотил правой передней лапой по бездыханному туловищу вожака, но мотания эти были беспорядочны, а удары становились все более редкими и слабыми, пока не прекратились совсем. Снежный дракон затих, его тело сотрясла резкая конвульсия, и он отошел в Страну Вечной Осени вслед за полярным верблюдом. Тем не менее миссию свою снежный исполин выполнил — дал человеку возможность продолжить путь…