Я закрыл глаза. Как же хорошо, что у нас в интернате этого не было. Не было, не было, не было...

   - Вы меня презираете, - утвердительно сказала Анжела.

   - Нет. Но вам лучше поискать себе другого собеседника. Когда нас освободят, я сообщу в службу безопасности. Вам не место рядом с детьми.

   - Да, я в вас не ошиблась, - грустно усмехнулась она. - Уж кто-кто, а вы бы на месте Юрки точно донесли...

   По стеклянной крыше беззвучно побежали струи. Снова дождь...

   Я вспомнил себя в пятнадцать - мальчишку, прижимающегося лбом к стеклу. Если бы кто-то взрослый и понимающий коснулся его плеча и предложил любовь - любую любовь вместо одиночества... Да еще в год, когда голова кружится от запаха духов, а гормоны сходят с ума...

   Меня снова передернуло.

   - Анжела, я вырос в приюте. Вы же знаете, что из детей там можно веревки вить. Когда мне было пять, нам читали вслух. Знаете, как плотно все сгрудились вокруг воспитательницы? Как бились, чтобы их погладили по голове? Это рай для манипулятора. А потом, двадцать лет спустя...

   - Внутренняя боль выплескивается по-разному, - она кивнула. - Кто-то кричит, что ему не надо ни семьи, ни детей, кто-то становится женоненавистником, кто-то плачется подругам, кто-то замыкается в себе. А кто-то, как вы и я, возвращается по своим следам. Хотя сделаем ли мы кого-то счастливее - бог весть. Я думаю, что тепла и нежности хочется всем, но...

   - Не такого, какое вы хотите дать, - жестко заключил я.

   - Я вам не нравлюсь... Хорошо. А хотите знать, почему я здесь?

   Ответить я не успел.

   - Время вышло. - Виктор встал. - У вас десять минут.

   - На что? - испуганно спросила Татьяна.

   - Попрощаться. - Виктор пожал плечами. - Написать записку... хотя она может и не уцелеть.

   - Вы идиот, - хрипло сказала долговязая Лена. - Нормальный мужик давно бы поймал сына в чате. Или сообщение по мобильнику прислал бы.

   - Девочка, ты думаешь, Алексей сидит в этой вашей помойке? У него нет ни профиля в социальных сетях, ни электронного адреса, ни телефона. Если к ворам в руки попадает бриллиант, его прячут.

   Виктор медленно обошел стол и взял в руки пистолет.

   - Подождите! - Артур, отец Лены, успевший было присесть, поднялся. - Я понимаю, у вас ребенок, но и у нас дети! Отпустите хотя бы мальчика с Маришкой. Что они вам? Может, мы и виноваты, что голосовали за эту власть, что не обращали внимания... но дети-то за что страдают?

   Его ноги дрожали и разъезжались; рубашка, надетая поверх мешковатых брюк, казалась чудовищным клоунским пончо.

   - С какой стати! - Лена вскочила. - Сначала я должна всем с ней делиться, а теперь ее отпустят, а мне умирать? Лучше бы сразу сдали меня в приют, меньше мороки и вам, и мне!

   Она шагнула вперед, закрывая собой сестру.

   - Раньше меня она отсюда не выйдет. Хотите - убивайте. Мне теперь все равно.

   Ее мать шумно глотала воздух, опираясь растопыренными пальцами о пол.

   - Сядьте, - бесцветным голосом сказал Виктор. - Все трое.

   Он не успел ничего добавить. Татьяна поднялась, молча, яростно двинулась на старшую дочь и с силой ударила ее по лицу. Еще раз. Еще.

   Ноги не слушались, но я добрел к женщине через весь зал и ухватил ее за плечи. С тем же успехом я мог бы пытаться удержать амурского тигра.

   Артур мягко, но твердо взял жену за локти. Он явно был слабее ее, но она послушалась сразу. Из глаз Лены лились слезы.

   - Мама, - тихо позвала Маришка. - Ты чего Лену бьешь?

   - Доченька. - Татьяна разрыдалась, опускаясь на колени возле младшей дочери. Та неуверенно обняла мать в ответ. - Доченька...

   Я опустился на пол. Болела спина, и ныло под лопаткой. Нужно было послушаться врача и начать делать гимнастику... Впрочем, уже неважно.

   - Пять минут, - сухо произнес Виктор. - Я отправил вызов в штаб. Если они не идиоты, вы останетесь в живых.

   Он вернулся за стол. Набрал цепочку цифр на телефоне, и на всех брусках, примотанных к стене, зажглись алые огоньки.

   - Ждите.

   Задрожали пальцы. Почему, я же не должен, я взрослый мужчина, я не должен бояться, откуда этот холод, сердцебиение, дрожь...

   Не надо. Нельзя себя накручивать.

   Я задрал голову. За стальными перекрытиями по-прежнему маячило равнодушное небо. Вдалеке кружил вертолет, но, возможно, он не имел к нам ни малейшего отношения.

   Попискивание ноутбука, приглушенные рыдания, шепот в углу... Светлана с застывшей улыбкой кивает Саше, а рука сжимает блузку на груди, чтобы не выпрыгнуло сердце.

   Как же страшно...

   Я поднес руку к уху. Когда ушла Юлька, я целый год засыпал только под бормотание наушников, с включенным светом. Десять лет прошло. Теперь вот пуговка.

   "Одиночное сообщение в сети о том, что террорист удерживает на крыше центра усыновления восемь заложников, из них трое детей, не подтвердилось. Власти города отказываются от комментариев. Между тем квартал оцеплен, и из небоскреба продолжают выходить люди..."

   Не хочу. О своей смерти я предпочел бы узнать не из новостей.

   "Впрочем, все мы смертны. Помните закон Ломоносова-Лавуазье? Если где-то убыло, значит, где-то столько же прибыло. Хороший был человек Лавуазье, а туда же: закончил жизнь на гильотине. Что не мешает нам лишний раз помянуть его добрым словом: кабы не он, откуда бы мы знали, куда деваются наши денежки! На спорт они деваются. Если кто не знает, претендент на звание чемпиона мира по шахматам - наш земляк, тверичанин Алеша Авдеев. Увы, матч пришлось отложить на две недели из-за его болезни. Пожелаем же юной тверской звездочке скорейшего выздоровления, и прервемся на рекламу. С вами ди-джей Гильотен: не берите в голову!"

   Я коснулся мочки уха нетвердыми пальцами. Звук угас.

   Виктор задумчиво смотрел на меня. Услышал что-то?

   - Ваш ребенок болен, - сказал я. - И вы хотите его спасти.

   - Браво. - Виктор развел руками. - Интересуетесь шахматами?

   - Слышал... краем уха.

   - Три года назад экс-чемпион мира Дмитрий Яковенко давал в Твери сеанс одновременной игры. Лешка один у него выиграл. Тогда за ним и началась... охота.

   - То есть им заинтересовались тренеры, рекрутеры, детские психологи? - уточнила Светлана. - Но что же в этом плохого?

   - Ребенок не создан для таких нагрузок, - равнодушно сказал Виктор. - Сначала я его даже поощрял. Ездил с сыном по стране, возил за рубеж. Радовался, когда он побеждал на турнирах и давал пресс-конференции. Ждал в коридоре, когда нас вызывали на очередное медобследование.

   Я напрягся. За Яковенко трон захватили китайцы - после того, как приняли закон об отказе от прав, в новом поколении ярких звезд просто не стало. Пловцы, стрелки, балерины... но не шахматисты. За юного гения обязаны были взяться всерьез.

   - А потом нам предложили поучаствовать в тестировании нового препарата, - буднично продолжил Виктор. - Полная безопасность, никаких противопоказаний... Фантастическая скорость: после первой инъекции Алексей обыграл суперкомпьютер за двадцать ходов. После второй у него начались кошмары. А третью я запретил.

   - И тогда у вас отобрали сына?

   - Не сразу. Его обрабатывали по меньшей мере полгода. Я, идиот, ходил за ним хвостом: думал, не достанут. - Виктор на секунду прикрыл ладонью лицо. - Довольно. Ради Лешки я подожду еще четверть часа, но у меня хватит сил выстрелить.

   - Вот только зачем? - прошептала Светлана.

   - А задайте себе этот вопрос. Направите ли вы пистолет на чужих людей, если от этого зависит жизнь вашего ребенка? Или проживете еще сорок лет с чувством вины?

   - Но есть же и другие пути. Пикеты, голодовки, марши протеста...

   - Да? - Виктор с любопытством посмотрел на нее. - И что, помогает?

   Светлана промолчала. Виктор несколько секунд смотрел на нее, потом кивнул и вернулся за стол.