Рисса согласно кивнула.

– Они нас не учуют? – спросил Реел, отодвигаясь назад.

– Для них носы – что для туров крылья: бесполезная вещь, – ухмыльнулась Веррна. – Будешь пускать ветры прямо у него за спиной – и то не учует.

– Ну, не совсем так, – посмеиваясь против воли, заметила Рисса, – хотя и вправду их носы слабее наших и услышать наш запах на расстоянии они не могут.

Интересно, как они выживают, если не могут почуять запах врагов или добычи? Мой нос даже сейчас расслаивал и распознавал запахи их поляны, и я по-прежнему не понимала, почему запах огня и дыма мне кажется странным. И вдруг меня осенило: мясо и огонь! Запах обожженного мяса! Непривычный, противоестественный и все же неодолимо притягательный; я влеклась к нему так же, как к самим людям, он пробуждал голод – не только желание мяса, но и желание чего-то еще, непонятное и странное.

– Как же они живут? – спросила я, чтобы сбросить с себя наваждение. – Как охотятся, если не чуют запахов?

– Так же, как и мы, – ответила Рисса. – На свету люди хорошо видят, а охотятся стаей. И убивают не зубами или когтями, а орудиями – острой палкой, похожей на длинный шип, которую бросают при помощи второй палки, чтобы убить дичь издалека. Они умелые охотники, – добавила она с легкой завистью.

Мы замолчали, глядя на людей. Теперь я понимала, почему нам так жестко запрещено с ними знаться: между нами ощущалось странное родство, они казались ближе к волкам, чем даже вороны. Людские звуки и движения были похожи на волчий язык, их детеныши ползали и играли совсем как волчата. Выделялся высокий мускулистый самец – от него пахло силой, и голенастые поджарые юнцы старались завоевать его одобрение. Непонятно, как он умудрялся сохранять порядок в такой большой стае, но его поведение завораживало.

Внезапно повеяло теплом: рядом со мной возникла волчица – явно не из нашей стаи, хотя ее запах показался мне знакомым. Удивительно, как она подошла, не поприветствовав Риссу и не обнюхавшись с остальными взрослыми… Молодая, как Иллин, волчица с тоской смотрела на людей. Не хотелось ее отвлекать, но она выглядела такой печальной, что я не удержалась и ткнула ее носом.

Странная волчица обернулась, и я, увидев белый полумесяц на груди, ее узнала: та самая волчица с Великой Равнины! Значит, я не выдумала ее от изнеможения и отчаяния, она настоящая! И даже вполне обычная: невысокая, светло-бурая, худощавая… Вот чей запах привел меня тогда к стае, вот кто спас нас с Аззуеном! Я вдруг поняла, что едкий отголосок в ее запахе – тот же, что исходил от человеческого лагеря: запах обожженного огнем мяса. Странная волчица пахла людьми!

– Ты подросла, малышка Мелкие Зубки, – сказала она, касаясь носом полумесяца у меня на груди. – Ты уже не щенок. Как поживает стая Быстрой Реки?

Человеческий запах волчицы не давал мне покоя.

– Ты из стаи людей?

– Не совсем. – Она с тоской посмотрела на поляну и перевела взгляд на Риссу и щенков. Я не понимала, почему остальные не подходят к ней ни с приветствиями, ни с угрозами.

– Тогда из какой ты стаи?

– Я из волков Быстрой Реки, кроха, откуда ж еще? У нас с тобой одна стая.

Совсем ничего не понятно. Говорили, что кто-то из прошлогодних щенков, братья и сестры Иллин и Минна, ушли искать себе пару и должны вернуться к зиме. Такие не стали бы тянуть с приветствием и сразу подошли бы к Риссе… Я не полезла с вопросами: если окажется, что волчицу изгнали, вряд ли она захочет рассказывать подробности. Но тогда почему Рисса ее подпустила?.. Я так озадаченно разглядывала волчицу, что она засмеялась:

– Тебе велели смотреть на людей, а не на меня, кроха! Из всех волков Широкой Долины тебе нужно знать о них больше всех.

– Почему?

– Ты, Дочь Луны, должна завершить начатый мной путь.

Звучный дальний вой заставил нас вздрогнуть, волчица навострила уши.

– Мне пора. Позаботься о моей стае. – Она вновь посмотрела на людей. – Обо всех, кто в моей стае.

Еще раз тронув носом полумесяц у меня на груди, она скрылась в лесу. Тут же повеяло холодом, я поежилась.

Полумесяц на груди еще пульсировал теплом от прикосновения, не давали покоя слова про заботу о стае – я поднялась и хотела было бежать вслед волчице, чтобы спросить. И тут меня внезапно потянуло к человеческому лагерю, безумно и неудержимо. Не в силах сопротивляться, я шагнула вниз по склону холма.

– Ляг сейчас же! – прорычала Веррна.

Лапы у меня подрагивали, голова кружилась; грудь налилась жаром и пылала, как огонь в человеческом лагере, – будто кто-то обвил сердце прочной лозой и теперь тянул меня к людям. Поляна вдруг увиделась ясно и четко, людские слова из нелепой мешанины звуков превратились в осмысленную речь, такую же, как волчья. Мне захотелось, чтобы меня тоже обвили человечьи руки – как того ребенка, что прижимался к матери; захотелось почувствовать вкус обожженного мяса и тепло огня, согревающего шкуру. Внутренний зов, слышимый издавна, усилился вдесятеро, я не могла ему противостоять.

Я сделала еще шаг, потом еще и уже двинулась вниз по склону, как вдруг Веррна, прыгнув, грудью сбила меня с ног и вмяла в землю. Я громко заскулила.

– Тихо, бестолочь! – прошипела волчица. – Хочешь, чтобы весь лес знал, что мы тут?

И все же я пыталась выбраться туда, к людям, и била лапами под тяжестью массивного тела Веррны. Боль в груди – ослабшая было, когда я двинулась к поляне, – вновь росла, желание быть с людьми пересилило страх, я отбивалась как могла. В конце концов Веррна ударила меня в плечо, и наваждение, оставленное человеческим запахом, отступило. Я вспомнила, что я волчица и принадлежу стае Быстрой Реки, и позволила Веррне втащить меня обратно на вершину холма, где ждала разгневанная Рисса. Аззуен и Марра смотрели на меня широко раскрытыми глазами, и даже Уннан с Борллой были слишком удивлены, чтобы произнести хоть слово.

– О чем, во имя Луны, ты думаешь? – обрушилась на меня Рисса. – Как ты смеешь приближаться к людям после всего, что тебе говорили?

Я не нашлась с ответом. Не рассказывать же ей о волчице, которая то ли настоящая, то ли нет: Рисса сочтет меня помешанной или, чего доброго, решит, что из-за тяги к людям меня надо изгнать из стаи. От одной мысли о людях вновь закружилась голова.

– Отвечай! Иначе пойдешь через реку и равнину в одиночку, сейчас же! – Никто из щенков еще не доводил Риссу до такой ярости. – Как ты смела меня ослушаться?

– Прости, пожалуйста, – прошептала я. – Меня потянуло к людям.

Веррна с Риссой обменялись беспокойным взглядом, Борлла что-то пробормотала про полукровок. Аззуен сокрушенно смотрел на меня, явно хотел подойти и не осмеливался. Я была благодарна ему за заботу, но его унылое сострадание меня раздражало. На Иллин я даже не взглянула, боясь увидеть в ее глазах разочарование.

– Что ты говоришь? – не отступала Рисса. – Как потянуло?

– Будто огнем обожгло, – прошептала я, – и показалось, что если не пойти к людям, то жжение не остановится. Прости.

О странной волчице я говорить не стала. Не смогла.

– Кровь – она и есть кровь, – смерила меня взглядом Веррна. – Всего четыре луны от роду, а уже сказывается.

– Ты слишком строга, Веррна, – укорила ее Рисса. – Малышка просто излишне впечатлительна. Щенки, пытающиеся подойти к людям при первой встрече, не редкость, это ничего не значит.

Однако она озабоченно потрогала носом белый полумесяц у меня на груди.

– Ничего не значит – пока, – стояла на своем Веррна. – Ты скажешь Рууко?

– Нет. – Рисса, подняв голову, твердо встретила взгляд Веррны. – И ты тоже.

Веррна замерла на мгновение, затем опустила уши.

– Будь по-твоему…

Борлла важно подошла к Риссе.

– Меня, может, тоже к ним тянуло, но я ведь не пошла! – процедила она презрительно.

Уннан согласно кивнул:

– Никто не двинулся с места, только Каала.

– Замолчите! – приказала Рисса. – И больше не вспоминайте. Слышите? Каала, будешь ждать у подножия холма. А мы попробуем вернуть хоть что-то из того, что люди у нас стащили.