– Я знала, что у тебя все получится!

– Ага. Теперь бы еще обратно переплыть… – Он ткнулся носом мне в щеку.

Я повернулась к Борлле, которая наверняка не упустит случая высмеять наши нежности, – но та не сводила глаз с реки, где Реел боролся с течением. Он, по-видимому, толком не понял, как надо плавать: на середине реки он прекратил двигать лапами и стал тонуть. Рисса тревожно тявкнула, Иллин с Веррной двинулись было на помощь Реелу, однако его уже снесло течением слишком далеко в сторону.

Борлла, прыгнув в воду, энергично подплыла к Реелу, ухватила за загривок и удерживала его голову над водой, пока Иллин не доплыла до них и не вытащила Реела на безопасную глубину. Рисса, убедившись, что он цел, вылизала его с морды до хвоста, словно хотела отмыть от былой опасности. Борлла, вылезшая на берег, лежала в грязи, пытаясь отдышаться; Реел, робко подойдя к ней, благодарно лизнул ее в морду. Я ожидала, что она станет издеваться над его слабостью, однако вместо насмешек она тихо положила морду ему на шею. Меня захлестнула ревность: я-то ведь и не подумала утешить Аззуена! Обернувшись, я встретила его пристальный взгляд, но не успела ничего сказать – Рисса заговорила с Борллой:

– Ты поступила правильно, как подобает члену стаи. А тебе надо становиться сильнее, – добавила она, повернувшись к Реелу. Волчица еще раз коснулась носом его макушки и стряхнула со шкуры последние капли воды. – Ну что, щенки, самое опасное позади. Теперь за мной, и не шуметь! Пока не дойдем до человеческого жилья, останавливаться не будем.

Двигаясь врассыпную, чтобы ни один встречный волк не понял, сколько нас на самом деле, мы скользнули в лесную чащу, следуя за крепнущим запахом людей.

Лес расступился у подножия невысокого сухого холма, покрытого высокой летней травой и колючими кустами. Запах людей перекрывал все прочие. Рисса подозвала нас поближе и предупредила:

– За холмом вы увидите поляну, где собираются люди. Не вздумайте к ним подходить, не отрывайтесь от взрослых.

Мое сердце возбужденно забилось. Молча и осторожно, как взрослые при выслеживании медведицы, мы взбирались на верхушку холма. Людей мы не видели, нас достигали одни запахи и звуки. Рисса вновь остановилась, мы ждали рядом. Иллин и Веррна следили за нами – и за всем, что могло нам угрожать. Аззуен, сидя рядом со мной, тихонько задрожал; я лизнула его в нос и осторожно взяла его мордочку в зубы, как делала Рисса раньше, когда мы были малышами и чего-нибудь пугались. Его сердце забилось спокойнее. Марра, такая смелая на реке, теперь тоже подползла ко мне ближе и тихонько заскулила; я коснулась и ее морды, она вздохнула с облегчением. Борлла, с вызовом поглядев на меня, наклонилась ухватить зубами мордочку Реела.

По кивку Риссы мы припали к земле и поползли вперед, скрытые высокой травой. Рисса говорила, будто люди не видят в темноте, и все же под защитой травы и кустов я чувствовала себя спокойнее. Аззуен и Марра тихонько повизгивали от возбуждения и страха, пока гневный взгляд Риссы и ощутимые укусы Иллин не заставили их умолкнуть. Наконец мы добрались до вершины холма и взглянули вниз, на человеческое жилье.

Двуногих существ было много, будто сразу несколько стай. Как медведи перед нападением, они неуклюже двигались на задних лапах по большой поляне – размером с шесть наших прогалин. Длинные тела, гладкие, как у ящериц или змей, местами покрывала лоснящаяся шерсть, на плечах и бедрах у многих висели шкуры убитой добычи. От людей пахло солью, мясом и мягкой влажной землей, но все перекрывал тот едкий запах, по которому мы нашли их издалека. «Огонь!» – внезапно поняла я. То был запах огня и дыма, смешанный с запахом нагретых камней: каждый огонь на поляне пылал внутри круга, выложенного из крупных каменных осколков. Запах казался странным, хотя я никак не могла уловить почему.

Люди держались группами, словно мелкими стаями, взрослые и детеныши вместе. Детеныши резвились на поляне, скуля и повизгивая: младшие, не крупнее четырехнедельного щенка, ползали по земле совсем как волчата, так что хвост у меня невольно завилял; старшие самцы, размером со взрослого волка, выглядели мощнее самок, и их покрывала более густая шерсть. Внезапно мне сделалось одиноко – как в тот день, когда я осталась без матери.

– Не диво, что люди забирают всю добычу в Долине! – Голос Веррны от удивления звучал хрипло. – Их никогда столько не было, стая не росла сверх меры!

– Люди еще хуже, чем стая Скалистой Вершины! – согласилась Рисса. – Мало им охоты на нашей территории – скоро они начнут занимать и наши поляны, даже не задумавшись о волчьих жизнях.

Я поразилась. Любой волк, ступая на чужую территорию, знает, что рискует, и потому отваживается на такое лишь в крайних случаях и ведет себя осторожно, каждый миг ожидая нападения.

– Если стая растет, им надо от кого-то избавляться, как делаем мы, – презрительно скривила губы Борлла. – Они похожи на стадо добычи, а не на людей.

– Люди – охотники, не забывай, – бросила Рисса. – Охотники, не чтущие ни законов, ни границ. Когда я родилась, соблюдать заповедь было проще: мы держались подальше от них, а они – от нас. Теперь они бродят где придется, поэтому вы должны знать, что такое люди.

И мы смотрели. Человеческая самка устраивалась на отдых рядом с самцом, тот обхватил ее руками. Другая самка прошла через поляну, детеныш у нее на руках уткнулся ей в шею лицом. Я готова была заскулить от отчаяния: я чувствовала, что запрет общаться с людьми несправедлив! Однако после слов Тревегга о полукровках я не рискнула ничего спрашивать.

– А почему нельзя побыть с ними хоть немного? – задумчиво произнес Аззуен. Он уже давно наблюдал за мной. – Понятно, что мы не должны оставаться и помогать, но почему нельзя даже подойти?

Я едва удержалась, чтобы не кинуться к нему от радости, и наградила его благодарным взглядом. Рисса посмотрела на Аззуена.

– Если побыть с ними даже недолго, мы не сможем остановиться: нас потянет помогать и делиться знаниями, как Индру. По крайней мере так я слышала, когда была щенком. – Рисса отвела взгляд и помолчала, словно раздумывая, говорить ли дальше. – Кроме того, есть что-то в душе волков и людей, что препятствует нам жить вместе. Людей обычно пугает вольный и дикий волчий нрав, который они не могут подчинить. Оставаясь с ними надолго, мы вынуждены будем смирять себя, иначе мы их раздражаем или сами начинаем злиться – и тогда можем напасть на человека. А за такое верховные волки уничтожают всю стаю. Потому наши предки и обещали, что волки Широкой Долины будут избегать людей. Конечно, кроме тех случаев, – она блеснула глазами, – когда у них можно утащить что-нибудь вкусное!

Аззуен серьезно посмотрел на Риссу.

– Тогда почему Древние не истребили волков, когда молодая волчица из легенды стала охотиться с людьми? Ведь волки нарушили обещание Индру! Если видеться с человеком так опасно, почему Древние оставили нас в живых?

– Радуйся хотя бы этому! – проворчала Веррна, смерив взглядом Аззуена. – Не тебе, щенок, сомневаться в легендах!

– Даже когда мы держимся от них подальше, лучше не становится! – Аззуен неожиданно вскочил. – Люди захватывают чужую добычу и нарушают границы! И еще Гладкое Крыло говорил, что они оттесняют добычу прочь из Долины!

– Сядь, щенок! – рявкнула Рисса. – Замолчи и не высовывайся!

Аззуен тяжело плюхнулся на землю, удивленный яростью Риссы. Он раскрыл было пасть, чтоб возразить, но волчица зарычала.

– Тебе сказали не обсуждать легенды! Сиди смирно – или ступай назад и плыви через реку один!

Пристыженный, Аззуен опустился на брюхо; я коснулась носом его морды, чувствуя себя виноватой, – все-таки первый вопрос он задал из-за меня.

Я вновь посмотрела на людей. Маленькая девочка свернулась у ног самца и самки – видимо, родителей. От нее пахло свежевыпавшим дождем.

– Тебе захочется туда, к ним, – тихо проговорила Иллин, наблюдавшая за двумя молодыми самцами, которые шутливо боролись, словно волки-однолетки. – Захочется их коснуться, побыть рядом, поиграть как с волками своей стаи. Но твой волчий долг – этого не допустить. Долг перед стаей и заповедью выше других желаний.