Васькины сомнения разрешились в один день и совершенно неожиданным для нее образом. Точнее говоря, их решила за нее Настя.

В тот день, после полудня обе подруги загорали на пляже. Васька лежала на топчане и читала книгу, а Настя, стоя рядышком на песке, отрабатывала удар кнутом с оттяжкой. Она выбрасывала руку вперед, а когда спираль кнута полностью раскручивалась, она резко отдёргивала её назад. Кончик кнута при этом издавал характерный громкий щелчок.

Насте чрезвычайно нравилось это упражнение, и она достигла в этом определенного мастерства. Наверное, она воображала себя царицей Нефертити, наблюдающей за строительством собственной пирамиды. Вереницы черных, потных, мускулистых рабов несли подвешенные на длинных шестах огромные камни. Падая от усталости, они замедляли ход, но снова ускоряли шаг после каждого удара её кнута…

Изредка Настя бросала скептический взгляд на Марата, который стоял по колено в воде у мостков купальни и полоскал в озере постельное белье. Он стоял к ним в профиль, и когда он наклонялся вниз, то хорошо был заметен уже вполне сформировавшийся пивной животик, нависавший над резинкой. Марат, по-видимому, сильно проигрывал в сравнении с воображаемыми черными рабами, поэтому Настя наконец перестала щёлкать кнутом и с нотками разочарования в голосе обратилась к подруге:

- Почему мужики в сорок лет перестают следить за собой? Может быть они считают, что уже всего достигли? Почему мы женщины должны сидеть на диете, следить за фигурой, а этим – хоть бы что!

- Слушай, а давай мы его погоняем! – У Насти на лице появилось выражение, какое бывает у подающего надежды режиссера, который внезапно понял, как гениально он сейчас выстроит следующую мизансцену. – Давай мы нашим мужичком в теннис поиграем! Я отойду вот туда, вдоль берега, метров на пятьдесят, и мы будем Марата с пульта на пульт перебрасывать, а он должен будет между нами бегать. А если не успеет к какому-нибудь пульту подбежать вовремя, то Поводок начнет его по яйцам бить - хороший стимул чтобы быстро бегать. Поставим радиус Поводка метров на пять, не больше, и задержку защиты поставим секунд на двадцать… Пятьдесят метров за двадцать секунд – много это или мало?

Нормально… - Васька сморщила носик. - Слушай! Дай мне почитать спокойно! Поиграй с ним сама во что-нибудь…

Настя вдруг вспылила – А ты, подруга, что здесь вообще делаешь?! За гусями ты не наблюдаешь, мне помогать не хочешь! Живешь здесь, отдыхаешь за чужой счет! Тебе его жалко, да? Мне жалельщиков здесь не надо! Если тебе здесь не нравиться – сматывай удочки и убирайся домой. Я тут и одна с Маратом справлюсь…

Васька побледнела. Убираться домой совсем не входило в ее планы - она все еще надеялась как-нибудь вытащить отсюда Марата. “Что же, придется притвориться, - решила она - придется вести себя с ним пожестче, может быть раз или два в неделю подменять Настю на экзекуциях.” И в то же время какой-то бесенок шептал ей на ухо: “Да-да-да! Ведь ты и сама этого хотела! Ты только боялась себе в этом признаться… Ведь ты хотела быть поближе к Марату! А на этом странном острове людей может сблизить только жестокость…”

Хорошо, уговорила! - согласилась Васька с Настиным предложением, - Давай поиграем.  Зови Марата…

Марату был послан сигнал вызова, который представлял собой последовательность импульсов, подаваемых поочередно на три электрода. Это выглядело так, как будто бы нежная девичья ладошка слегка шлепала его снизу-вверх по мошонке, задевая при этом еще и самый кончик его члена. Этот ободряющий сигнал означал, что он должен бросить все свои дела и немедленно предстать перед хозяйкой. Марат отложил белье и покорно зашагал к берегу…

Настя познакомила Марата с правилами игры: - Я буду Шараповой, Васька - Селеной Вильямс, ну а ты у нас соответственно будешь мячиком… или еще лучше воланчиком. У нас будет пляжный теннис, а ты будешь летать между нами, как воланчик. Мальчик-воланчик - хорошо рифмуется. Правда Васька?

“Мальчик - мячик тоже неплохо рифмуется”, - подумала Васька, но не произнесла ни слова. Она угрюмо смотрела куда-то вдаль, в какую-то заинтересовавшую ее точку на горизонте…

… Марат пошел уже на двадцать первый или двадцать второй круг. Бегать по галечному пляжу было не просто. Хорошо хоть эти садистки позволили надеть кроссовки, а не заставили его бежать босиком. В самом начале он успевал преодолевать дистанцию в пятьдесят метров, не получая даже предупредительных сигналов. Но через некоторое время его бег замедлился и теперь в середине дистанции его стали настигать электрические разряды, в начале слабые, но постепенно усиливающиеся, и прекращались они только тогда,  когда он наконец добегал  до спасительной пятиметровой зоны вокруг принимающей подачу “теннисистки”. Передышка длилась недолго. потому что та дальняя теннисистка опять переключала его на свой пульт и надо было постараться за двадцать, ну хотя бы за 30 секунд добежать к ней обратно - в её пятиметровую зону.

 И вдруг… вдруг он почувствовал, что что-то кардинально изменилось в этой игре. Вроде бы он бежал с той же или даже меньшей скоростью, но болевые импульсы вдруг прекратились. Наконец он понял, что произошло – Василиса тайком от Насти увеличила радиус Поводка до 25 метров вместо пяти. Это был максимум на который можно было установить Поводок. Но теперь мертвая зона между поводками составляла лишь двадцать метров, и он легко пробегал это расстояние до того, как начинала срабатывать защита.

Подбегая очередной раз к Василисе, Марат мельком заглянул ей в глаза и поймал её встречный, вопрошающий взгляд - взгляд, в котором читались досада и раздражение: “Ну, что же ты за олух! Догадаешься ты, в конце концов, или нет, кто тут тебе тайком помогает?”  Он увидел как просветлело ее лицо , когда она прочитала по его глазам - олух всё-таки догадался! Олух продолжал охать и крёхать и иногда смешно как кавалерист расставлял ноги, но все это было лишь для того чтобы скрыть от Насти их общий с Василисой секрет.

На сорок четвертом круге силы оставили его окончательно. Он еле добежал до Насти и все-таки заставил себя повернуть назад и уже не побежал, а поплелся по направлению к Василисе. Не дойдя нескольких шагов, он рухнул на колени, потом оперся на руки и так на четвереньках простоял минуты две, опустив вниз голову и пытаясь отдышаться. Он ждал, когда по его яйцам опять начнут скакать электрические разряды и ему придется ползти назад, но не дождавшись, он поднял голову вверх и посмотрел на Ваську таким грустным и, вместе с тем, благодарным собачьим взглядом, что у той защемило сердце.

И с этого момента что-то изменилось в ее отношении к Марату. Она по-прежнему хотела его спасти, но слово “спасти” уже не означало для нее – “освободить из заточения и отпустить на свободу независимую личность”, слово “спасти” теперь скорее значило – “уберечь от разрушения и сохранить для себя некую собственность, которую она в будущем планировала приобрести”.

Настя поставила Василису в расписание и выделила ей не один, а целых три дня в неделю для экзекуций, но... без последующих Стыковок. Было заметно, что ежедневные Стыковки довольно быстро её утомили, но виду она подавать не хотела, поэтому и подменила себя подругой на три дня в неделю…

В первый день Марат был несколько удивлен, когда, ожидая в подвале Настю, он увидел вместо неё Василису и услышал сказанное вежливым, но твердым голосом:

- Марат, раздевайтесь пожалуйста и проходите вон туда, на туфлю.

Ему вдруг померещилось, что он пришел на приём к молодому доктору, у которого он – первый пациент, и ему даже захотелось чем-то успокоить и подбодрить доктора – мол всё будет в порядке. Может быть, вместо процедуры они на первый раз обойдутся лишь профилактической беседой?

Но  за первой фразой последовала вторая, не менее определенная: - “Ложитесь, ложитесь пожалуйста. Животом вниз …”. И по тому, как быстро и ловко он был пристегнут к Лабутену, Марат понял, что перед ним отличница, и уж если она согласилась что-либо делать, то будет это делать хорошо и с усердием.