— Да, Таркис, — ответил Котов. — Я знаю, но меня раздражает, что я не могу понять его.

— Когитаторы ковчега также столкнулись с трудностями, — сказал череп голосом Блейлока. — Я применяю все одобренные улучшения и фильтры к исходному коду, но статистически маловероятно извлечь что-то полезное.

— Ясно, Таркис, но продолжайте пробовать. Я хочу знать, что говорит корабль.

Череп щёлкнул зубами и вернулся за плечо Котова, а путешествие вниз по «Томиоке» шло своим чередом по приваренным лестницам, неровным трапам и переставленным лестничным клеткам.

Котов следовал за Чёрными Храмовниками по винтовой лестнице, касаясь пальцами рядов угловатых символов, которые напоминали древние иероглифы или забытый раздел математики. Он видел изменение этих символов с тех пор, как они проникли на «Томиоку», каждая идеограмма соединялась с другой, словно священное писание монтажной платы. Линья Тихон предположила, что это невозможно сложная форма органического языка, принадлежавшая ещё неизвестной расе ксеносов, что только усилило напряжение среди Механикус.

Пока Котов, скитарии Дахана и Чёрные Храмовники спускались по внутренним конструкциям «Томиоки», талантливая дочь Виталия Тихона поднималась. В сопровождении примерно роты кадианских штурмовиков, ведомых капитаном Хокинсом, она с радостью ухватилась за шанс отправиться в неизвестность. Любопытно, что Галатея решила составить ей компанию, отвратительный машинный интеллект собрался исследовать флагман Телока, после устранения угрозы за пределами корпуса. Магоса Азурамаджелли временно перевели с командной палубы «Табулария» для наблюдения за миссией на мостике корабля, если тот вообще ещё существовал.

Котов спустился по винтовой лестнице и оказался в поперечном коридоре с высоким потолком, который с обеих сторон перекрывали тяжёлые переборки, изготовленные из вытянутых пластин носового тарана. Похоже, путь вниз был полностью перекрыт, хотя скитарии с мелтами приступили к поиску слабых мест в полу и на поцарапанных стенах, собираясь пробить проход. Котов заметил остаточные следы густых смазок и почувствовал наличие электрического тока.

Магос Дахан позвал его к импровизированной панели управления у дальней стены, но прежде чем Котов подошёл к секутору его перехватил Танна.

— Как глубоко, по-вашему, нам ещё нужно спуститься, архимагос? — спросил Танна.

— Полагаю, что мы близко, сержант.

— С каждым уровнем вниз опасность увеличивается.

— Мы — эксплораторы, сержант Танна, — напомнил Котов. — Опасность — часть нашей работы.

— Вы — эксплоратор, я — воин.

— Тогда вы должны были привыкнуть к опасности, сержант, — раздражённо ответил Котов.

Космический десантник явно пришёл в ярость, но Котов проигнорировал его и направился мимо сержанта к Дахану. Цепочка ярких огоньков мигала на панели, указывая на присутствие энергии. Единственным другим предметом достойным упоминания оказался простой рычаг, который можно было переключить вверх или вниз.

— Управление лифтом, — сказал Дахан. — Фуникулёр спускается с посадочных палуб и не уступает им в размерах.

— Всё это помещение — лифт, — пояснил Котов, теперь поняв, откуда взялись царапины на стенах и такое количество смазки.

— По-видимому, внизу находится инжинариум, — предположил Дахан. — Источник энергетического излучения?

— Возможно, — ответил Котов, сжав рычаг. — Если то, что находится внизу, соответствует оригинальному плану.

Котов потянул рычаг вниз. — Давайте узнаем, — произнёс он.

Зал задрожал, и пол ушёл вниз под грохот гидравлики и звон цепей.

МИКРОКОНТЕНТ 08

Все несущие элементы верхней части корпуса «Томиоки» были удалены и заменены кристаллическими панелями, которые странным образом преломляли внешний свет сквозь окружающий лёд. Линья промаргивала изображения разноцветных радужных призматических лучей, танцующих на открытых поверхностях. Свет ловил блестящие пылинки пыли и отражался от поляризованных визоров закрытых шлемов кадианцев. Яркость создавала впечатление простора и умиротворения, но она напомнила себе, что это всего лишь иллюзия.

— Поразительно, не так ли? — произнёс отец. — Напоминает великолепные молитвенные соборы изо льда и стекла внутри Аретниа Катениа.

Скрипучий и искажённый статикой голос Виталия Тихона раздавался из угольно-чёрного сервочерепа, который мелькал в воздухе, словно любопытное насекомое. Тень вокруг «Томиоки» делала невозможной обычную орбитальную вокс-связь, поэтому все сообщения между наземными войсками и «Сперанцей» передавались через «Табуларий» на посадочные площадки, прежде чем, наконец, отправиться в космос.

— Похоже, — согласилась Линья, обращаясь к парящему устройству, собранному из удалённых сегментов черепа отца, после того как он решил увеличить голову для дополнительных имплантатов. — Но мы не на Марсе, мы исследуем враждебное окружение древнего сумасшедшего.

— Сумасшедший? Провидец? Часто эти понятия мало отличаются, — заметил Виталий, пока двойной кронциркуль под челюстью быстро делал набросок открывшегося впереди вида.

— Я знаю, и поэтому использовала это определение, говоря о Телоке, — ответила Линья.

— Раньше я, пожалуй, согласился бы с тобой, но это потрясающе, — продолжал Виталий и сервочереп устремился вперёд к магосу Азурамаджелли, который поднимался по узкой винтовой лестнице, перестраивая своё механическое тело в более компактную форму. Вопреки ожиданиям Линьи Азурамаджелли преодолевал извилистые отсеки «Томиоки» с относительной лёгкостью, быстро поднимаясь по лестницам благодаря множеству рук и перемещая части мозга в арматуре защитных кожухов.

Учитывая, что Галатея собрала своё тело сама при недостатке материалов, она не могла перестраиваться на ходу, и ей приходилось искать обходные пути, избегая узких коридоров. Линья с радостью отдыхала от неё, но каждый раз, когда они снова встречались с гибридным машинным интеллектом, она задавалась вопросом, как Галатея могла обогнать их. Считалось, что Механикус и кадианцы следовали самым коротким путём, но всякий раз, когда размеры противовзрывных дверей или полых шахт мешали Галатеи идти дальше, она встречала остальных в широком проходе с другой стороны.

Что она делала, пока её не видели?

Линья отбросила подозрения и сосредоточилась на собственных делах, следуя за четырьмя отделениями кадианцев в скафандрах, которые перебежками двигались вверх, пока остальные группы поднимались по кораблю, обеспечивая взаимное прикрытие. Ещё три отделения защищали их с тыла, и Линья восхитилась эффективностью командования капитана Хокинса, который шёл одним из первых и лично проверял всё необычное.

Кадианский боевой жаргон оказался кратким и тактически точным — для вербальной формы общения — с чёткими командами и недвусмысленными значениями. Мысленная связь скитариев была гораздо эффективнее для боевой коммуникации, но требовала черепных имплантатов, которые, как она подозревала, большинство солдат мира-крепости сочтёт неприемлемыми.

Несмотря на мрачные прогнозы Котова их извилистый путь по «Томиоке» не встречал сопротивления ни в виде кристаллических существ ни в виде непроходимой архитектуры. Пока сервочереп отца носился впереди, словно ликующий подросток, она и кадианцы поднимались по просторным и похожим на пещеры отсекам «Томиоки» при помощи грузовых лифтов, хаотично прикреплённых к стенам стыковочных захватов, многочисленных лестниц в просторных вертикальных транзитных шахтах и взбирались по наклонным рампам потолочных плит.

Кристаллические панели направляли свет глубоко внутрь корабля, создавая нереальное ощущение открытого пространства, что стало неожиданностью для Линьи, которая обычно считала жизнь на космическом корабле утомительно клаустрофобной, даже на таком огромном, как «Сперанца».

Она остановилась на импровизированной лестничной площадке, которая выходила на широкое открытое пространство, вероятно раньше представлявшее собой посадочную палубу. Свет заливал всё помещение сквозь ряды открытых стыковочных люков и клубы газообразного тумана. Перепады температуры образовали облака под потолком, и влага капала вниз мерцающим дождём, украшая её капюшон инверсионными следами.