Когда начальники ушли, Махов поднялся, поздоровался за руку:

— Я просмотрел и подписал чертежи новой коробки скоростей.

— Давай поручим изготовление ее опытному заводу.

— Правильно. Не надо мешать танковому производству. Присылай чертежи, подготовь приказ и определи жесткие сроки, как мы намечали.

— Хорошо, — сказал Махов и вышел из кабинета…

Васин, Махов, Колбин и еще человек пять из руководителей обедали в закрытой директорской столовой, что находилась там же, где и кабинеты, на втором этаже. К столу подавались коньяк и водка, но выпивали редко, когда приходилось принимать «гостей».

После встречи с Васиным, Махов проводил диспетчерское, потом ходил по цехам и обедать пришел с опозданием. За обеденным с голом никого не было. Махов разделся и, направляясь к столу, увидел Васина. Он сидел на оттоманке, в углу, по-турецки поджав ноги, запустив пальцы рук в густые волосы, и, казалось, плакал.

Махов никогда не видел его в таком состоянии.

— Что случилось, Александр Борисович? — спросил он, не на шутку испугавшись.

Васин взглянул дикими глазами:

— Ты запер дверь?

— Нет, а что?

— Запри!

Махов запер дверь и снова подошел, присел рядом:

— Неужели диверсия на заводе?

— Нет. Слушай внимательно… Те семь танков, что завершали программу декабря, так и не сделали в срок.

— Они и не могли быть сделаны, я предупреждал тебя.

— Ведь обещали же сборщики… И я поверил… включил их в рапорт. А рапорт из наркомата попал в правительство.

— Скверно! — вздохнул Махов. — Это же приписка… обман…

— Я же был уверен, что сделают… Военные подняли целую бучу. И вот — комиссия… Дело пахнет трибуналом… — и вдруг с рыданием в голосе он бросился к Махову, схватил его за руки.

— Тихонович, помоги, спаси! Только ты можешь.

— Я? Что я могу в таком деле?

Махов встал, прошелся по кабинету, в раздумье теребя подбородок.

— Сталину доложили?

— Не знаю…

— Очевидно, нет, иначе тебя бы уже увезли в Москву. Значит, Парышев не допустил… Он здесь?

— Нет, улетел в Москву.

— Плохо. А где комиссия?

— Ходит по заводу. Скоро начнут вызывать. Начнут, наверное, с тебя. — Васин молящими глазами взглянул на Махова и дрожащим голосом запричитал: — Только ты, Тихонович, можешь помочь, иначе — каюк… А ведь мне нет и сорока…

Махов никогда не думал, что этот властный, беспредельно верящий в себя человек мог так перемениться. Ему стало жаль Васина.

— Что я могу, Александр Борисович?

— Затяни расследование. Затяни до февраля… немного осталось. В январе выполним план, тогда я спасен!..

— Попробую… — твердо сказал Махов. — А ты возьми себя в руки! Слышишь? От тебя больше всего будет зависеть расследование. Говори честно и никого не впутывай… Я постараюсь объяснить комиссии, почему не успели сделать эти семь машин. Но ты не кисни, а веди себя, как подобает генералу.

— Я ничего… Я уже успокоился, — сказал Васин и, встав с дивана, одернул китель. — Голова трещит… Спасибо тебе, Тихонович, спасибо! Я, наверное, заболел. А? Пойду домой. Ты скажи им… И нажимай на план. Только в этом спасение. Понимаешь?.. И учти: если меня расстреляют — тебе же будет хуже…

После тяжелого и, как ему думалось, последнего разговора с Васиным, Махов закрылся в своем кабинете.

«Да, Васин правильно думает… Он висит на волоске. Все мы ходим по краю… Сегодня один сорвется, завтра — другой. И если его расстреляют — мне действительно будет хуже. Я стану первым кандидатом в трибунал. Управлять такой махиной не просто. Где-нибудь да недоглядишь. А батя — крут!.. Никаких оправданий не признает…

Как ни чудил Васин, какие фортели ни выкидывал, а народ мобилизовать умел. В теперешней ситуации, может, такой руководитель и нужен…»

Махов походил, размялся и, сев на диван, стал вспоминать, как в декабре действовал Васин. Тогда ему доложил Копнов, что начальник инструментального Буров совсем слег. Его отвезли в больницу, и он руководит оттуда — по телефону, который поставили возле кровати. От инструментального зависела работа всех механических цехов. Не будет нужного инструмента — все дело встанет. Махов решил взять инструментальный под особое наблюдение; и после диспетчерского обязательно заходил в цех. Хоть ненадолго, хоть бегло взглянуть, но заходил ежедневно.

Как-то, придя в инструментальный, он увидел в широком проходе между станками Васина, окруженного большой «свитой». Он медленно шествовал вдоль цеха в кожаном пальто и генеральской папахе, которая делала его значительно выше ростом. Рядом с ним шел начальник УРСа Заботченко — упитанный человек с живым, веселым лицом. За ними — представители из парткома, из завкома и разные помощники. Следом ехали три автокара, нагруженные ящиками, свертками, пакетами.

Махов примкнул к «свите», желая посмотреть, что будет дальше. Он не любил бывать участником «походов по цехам» Васина, так как не раз попадал в неловкое для себя и даже постыдное положение. Ему надолго врезалось в память, когда Васин, вызвав охрану, прямо из цеха отправил в штрафную роту молодого сменного инженера за то, что в его дежурство был допущен брак траков для гусениц. Не мог Махов забыть и второго случая, когда Васин допустил злоупотребление данной ему властью. Как-то в одном из механических цехов он остановился на участке, где делали подшипники. Начальник участка инженер Яковлев доложил, что задание не выполнено из-за плохих резцов, которые быстро тупятся.

— Что? Не выполнили задание? Где начальник?

— Я тут, товарищ директор, — доложил начальник цеха — высокий, степенный человек. — Резцы действительно плохие.

— Что? Плохие? — закричал Васин. — Вы у меня узнаете, как срывать программу. Переселить инженера Яковлева из дома ИТР в барак, а семью передового бригадира Клименко — в его квартиру. Сегодня же! Слышите? Я научу вас работать, бездельники!

Махов хотел вмешаться, но Васин повернулся и быстро пошел дальше. Это бесчинство бы совершилось, если б не бригадир Клименко. Узнав, что у Яковлева трое детей, он наотрез отказался ехать в его квартиру…

«Как бы и сегодня Васин не наломал дров, — подумал Махов, идя следом за «свитой». — Нет, если начнет перегибать — молчать не буду. Мне уже осточертело его самоуправство. Хоть и договорились мы не вмешиваться в дела друг друга, больше я терпеть не могу. Жаловаться приходят ко мне…»

Свита Васина двигалась к середине корпуса, обходя горевшие с боков прохода костры, и остановилась у стола, где ждали начальник цеха, секретарь парторганизации и председатель цехкома.

Васин, подойдя, взял у помощника список и громко крикнул:

— Бригадир Терехов! Терехова ко мне!

— Те-ре-хо-ва! — подхватили несколько голосов.

Подошел невысокий человек в шапке, в комбинезоне, натянутом на ватник и стеганые штаны, отчего он казался толстым.

— Терехов! — торжественно начал Васин. — За самоотверженную работу вручаю тебе продуктовую посылку, — он подал сверток, — и новый овчинный полушубок. — Тут же помощник накинул на Терехова дубленый полушубок.

— Спасибо, товарищ директор, особенно за полушубок, баба совсем замерзает.

— Онуфриенко! — крикнул Васин, не слушая его.

Подошел здоровенный детина с усами, свисавшими по краям рта. Маленький Васин посмотрел на него снизу вверх и крикнул:

— Снимай ватник, примеряй полушубок.

Тот сбросил телогрейку, раскинул на руках полушубок.

— Чего не одеваешь?

— Це трохи маловат…

Выбрали самый большой. Онуфриенко кое-как натянул.

— Глядите, он ему до пупа! — крикнул кто-то, и все захохотали.

— Выдать ему отрез на пальто и талоны на табак и водку! — приказал Васин.

— О, це гарно! — обрадованно сказал великан и пошел к своему станку.

Вызвали третьего.

«Кажется, Васин изменил тактику: вместо запугивания — стал премировать», — подумал Махов и пошел к себе…

Сейчас, вспоминая эти эпизоды, он перенесся мыслями к тем семи танкам, которые сборщики обещались закончить к новому году. Васин выдал премии всем, кто работал на этом участке, и рабочие его заверили, что танки будут готовы. Работа шла хорошо, и танки были бы доделаны, но на них не хватило пушек. Даже на собранные танки не хватило трех пушек, но нашли исправные на трех подбитых танках, присланных с фронта.