Зинаида принесла самовар. Расставила чашки, достала из буфета варенье, домашние шаньги, печенье, сухари.

— Вы тут чаевничайте сами, а мы с мамой будем Ольге помогать купать малышей.

— Ладно, управимся. Иди! — сказал Гаврила Никонович и стал разливать чай. Но только Зинаида ушла, он опять подвинулся к Егору.

— Что про войну у вас в Северограде слышно?

— А ничего. Все тихо-спокойно.

— А на заводе?

— Жмут на танки — и все! Крикун передыху не дает. Выслуживается перед большим начальством, перед Москвой…

Попив чаю, братья собрались купаться. А отец ушел во двор, сел на лавочку под сиренью. «Да, верно пословица говорит: «Пока гром не грянет — мужик не перекрестится».

Только ушли купаться старшие братья, в калитку, локтем открывая ее, протиснулся Федька, таща под мышкой огромную, завернутую в лопухи, перевязанную лыком, рыбину.

Следом вошел, неся ведро с рыбой и удочки, дед Никон. Напрягаясь всем телом, измученный Федька, добрел до стола, плюхнул на него рыбину и сел на траву под куст.

— А, рыбачки явились! — сказал Гаврила Никонович, вставая со скамейки. — Как улов?

— Слава богу! — глуховато ответил Никон. Он поставил на траву ведро и пошел с удочками в сарай.

Отец подошел к столу, удивленно воскликнул:

— Экого кита выловили! Как это вы управились с ним? — спросил Федьку.

— Вымучили, потом подсадчиком поддели. Мы ловкие…

— Сиди уж… ловкие… Еле домой приволоклись, — и, перевернув рыбину, снял лыко, лопухи, приподняв ее на руке, положил вдоль стола.

— Ну и линь! Загляденье!.. Эй, бабы! — крикнул в сторону кухни. — Глядите, какой вам подарок с утра пораньше!

Первой выбежала Варвара Семеновна, всплеснула руками:

— Батюшки, золотой!

За ней подошла бабка, потрогала линя кривыми пальцами:

— Жирнющий! А агромадный — не приведи бог. Я такого отродясь не видывала.

— Волоките на кухню, и чтобы к обеду был готов! — приказал отец.

— Я сам, я сам понесу! — вскочил Федька и, схватив скользкую, изогнувшуюся на руках рыбину, прижал ее к груди, потащил к кухне. За ним пошли мать и бабка.

В кухне на плите стояли чугуны, кастрюли. Пахло гарью и паром. Было жарко. Федька неуклюже положил линя на стол, перекатил подальше от края. Тотчас замяукал, учуяв запах рыбы, большой сибирский кот.

— Брысь! Тебя ишо не хватало! — сердито прикрикнула бабка, отпихнув его ногой.

— А как же, маманя, мы его чистить-то будем? — озабоченно спросила Варвара Семеновна. — У него чешуя как медная.

— А вон чугун дымится. Как забурлит — бери ковш и обдай его крутым кипятком. Тогда чешуя-то размякнет.

Заглянул дед Никон:

— Ну, что, хозяйки? Небось довольны?

— Ой, пребольшущее спасибо вам, батюшка! — бойко заговорила Варвара Семеновна. — Обед будет знатный! И кстати! Ведь у нас ноне гость.

— Кто таков?

— Разве не знаете? Егорушка приехал.

— Вот те на! Да как же? Вроде не собирался?

— Так, с оказией. Сейчас купаться пошел.

— Ладно. Повидаемся ужо. Вот вам, бабы, ишо ведро с рыбой.

— Спасибо, батюшка, спасибо! — приняла ведро Варвара Семеновна.

— А и ты тут, Федька, — взглянул Никон на внука. — Ну-ка, айда со мной, я тебе уши надеру.

— Это за что? — удивился Федька.

— А банку с червями на озере оставил…

Только Никон с Федькой ушли, бабка подошла поближе к снохе:

— Ты, Варвара, не слыхала, о чем Гаврила с Егоркой разговаривали?

— Зинка сказала, что про войну отец спрашивал.

— Вот то-то, что про войну… Я нонче глаз не сомкнула, все об этом думаючи. Ведь она, война-то, вот-вот и нагрянет, а у нас не у шубы рукав. У тебя припасено ли что на черный день?

— Какие у меня припасы, маманя, чай, семья-то — десять ртов. Только что на шубу деньги накоплены.

— До шубы ли теперь, Варвара? Вот-вот воронье налетит… И сразу, как в финскую, все лавки опустеют. Ты завтра с утра поезжай в город и потихоньку ходи по магазинам. Покупай соль, муку, крупу, сахар, мыло. Да помаленьку, чтобы в глаза не бросалось. И все это прячь. Денег ишо я прибавлю. Ведь у нас мелкоты-то сколько! Да, не дай бог, еще Зинка принесет дите. Мужикам что? Они и в ус не дуют. Нам мыкаться-то придется. Вот и надо что ни то на черный день приберегать.

— Как же, как же, маманя, не приберегать. У меня давно об этом сердце болит. Спасибо, что надоумила. Завтра же чуть свет я и в город подамся…

Только братья вернулись с купанья и, повесив полотенца и плавки на веревку, сели в холодке под сиренью, вошел председатель завкома Холодов — упитанный, рыжеватый человек с веснушчатым лицом, в белых брюках и темном пиджаке. Еще от калитки, увидев Максима, он приветливо крикнул:

— А, Максим Гаврилыч! Здорово!

Максим вскочил, пошел навстречу, удивленный приходом столь важного гостя.

— Здравствуйте, Сергей Николаич! Вам, наверное, отца?

— Угадал… Дома, что ли?

— Пройдемте на террасу, я его сейчас позову, — пригласил Максим.

Только уселись за стол, вошла Зинаида, поклонилась гостю, поставила на стол на подносе жбан с квасом и стаканы.

— Вот холодненького кваску не желаете ли, Сергей Николаич?

— Угадала, Зинаида Гавриловна. В самую точку попала. Спасибо!

— Пожалуйста! — сказала Зинаида и, увидев входившего в другую дверь отца, тотчас вышла.

— Вон, оказывается, какой гость пожаловал, — удивленно приподнял густые брови Гаврила Никонович и, протянул руку Холодову: — Опять что-нибудь стряслось в литейном?

— Нет, нет, Гаврила Никонович, я с хорошей вестью. Премию принес… Вчера в парткоме совещались и директор был… Решили послать тебя отдохнуть на Черное море. Вот путевка в лучший дом отдыха в Сочи.

«Наверное, кто-нибудь отказался, вот и решили всучить мне», — подумал Гаврила Никонович, но все же спросил:

— А когда ехать?

— Надо завтра. А еще лучше — сегодня вечером.

«Определенно кто-то отказался, потому и волынили до последнего дня. Надо как-то отбиться».

— Почему такая спешка? Я и смену передать не успею.

— Все согласовано с директором. Даны указания… Учти, что путевка бесплатная и деньги на дорогу даны, как лучшему мастеру завода.

— Спасибо за заботу, за честь, Сергей Николаич, только время-то сейчас больно тревожное.

— Кто сказал, что тревожное? Ты, Никонович, видно, газет не читаешь. Все у нас хорошо, благополучно. На днях главный инженер и главный технолог едут на море.

— Право, не знаю, что и сказать, — задумался старый мастер. — Уж больно неожиданно все это…

— Поезжай, отец, — вступился Максим, — ведь ты никогда не был на море.

— Это верно, что не был… Охота бы поглядеть, да как-то не ко времени пришлось.

— Почему же? Погода стоит отменная. Сейчас самое купанье… и фрукты пошли, — улыбнулся председатель. — Ну, что, Гаврила Никонович? Договорились?

— Спасибо за заботу, Сергей Николаич, — глубоко вздохнул мастер, — а только я того, не поеду.

— Да почему же?

— Видишь, лето ныне какое, Сергей Николаич. Все цветет. Разве здесь плохо? Возьму отпуск и буду ловить рыбу. Сам знаешь: «От добра — добра не ищут».

— Да ведь пропадет путевка-то. На твою фамилию оформлена.

— Не пропадет, Сергей Николаич. Я поеду! — решительно заявил Максим.

— Ты? — опешил председатель. — Ничего придумал… Ишь, прыткий какой. А у тебя губа-то не дура, Максим Гаврилыч, ха-ха-ха! Ловок!

— А что, разве я не заслужил?

— Бесплатную, может, и не заслужил, а вообще-то, пожалуй…

— Да ведь я же выручить вас хочу, — напирал Максим. — Вместо отца поедет сын. Чего же плохого? Инициалы переправим, и все.

— Верно! — обрадовался председатель. — Ты на заводе на хорошем счету. Я согласен.

— Вот только отпустят ли меня? Я тут одну рационализацию задумал…

— Это не уйдет. Приедешь — сделаешь! А насчет отпуска не думай. Я все улажу. Значит, решено?