— А вы что скажете, товарищи конструкторы? — сердито взглянул Васин.
— Я сейчас все внимание сосредоточил на создании новой модели тяжелого танка КВ-тринадцать, — заговорил Колбин, слегка раздражаясь, словно его по пустякам оторвали от важного дела. — Новый танк будет во всех отношениях лучше КВ.
— Это хорошо! — прервал его Васин. — Мы будем приветствовать новый танк, но как же быть со старым?
— Я говорил с бригадиром Клейменовым, который воевал в танке КВ, — начал Ухов. — Он много порассказал… Но главное, что подводит наш танк, это — коробка скоростей. Ее надо немедленно модернизировать.
— Разве сможете вы это сделать, не нарушая процесса производства?
— Нет, это невозможно. Надо же вносить конструктивные изменения. Создавать новые детали.
— К черту! — закричал Васин. — К черту усовершенствования! Вы знаете, что идут ожесточенные бои у самой Москвы?
— Но нельзя же посылать на фронт танки с явными дефектами, — сурово сказал Махов. — Нас же всех потянут в трибунал и расстреляют, как вредителей.
— Да танки же стреляют, черт возьми! — закричал Васин. — И стреляют отлично! К тому же они почти непробиваемы противотанковой артиллерией врага. Как же можно в такой критический момент не посылать их на фронт? За это, как за саботаж, нас действительно могут расстрелять… Я предлагаю немедленно изготовить комплекты запасных шестерен для коробки скоростей и снабдить ими каждый танк. В танковых частях есть ремонтники. Они всегда смогут заменить выбывшие из строя части. Все, товарищи! Все! Разговор окончен! Никаких споров больше не допущу. Идите и работайте в поте лица! Больше танков! Как можно больше танков — вот задача сегодняшнего дня…
Глава четырнадцатая
1
На другой день Васин снова обошел весь завод вместе с руководителями отделов и помощниками. Выяснилось, что основные цехи не выполняют задание.
Особенно тяжелое положение создалось в третьем литейном, отливающем ведущие колеса танков. Этих третий литейный цех был «отобран» у соседнего завода и еще существовал как бы на правах пасынка. На него как-то не обращали особого внимания. Но как только начали собирать танки, третий литейный сразу сделался одним из самых главных цехов.
Механические цехи работали первое время за счет деталей и заготовок, вывезенных из Северограда, а ведущие колеса танка, весившие почти по тонне, не брали в самолет. Их пришлось отливать и обрабатывать здесь.
Пока танки собирали по одному, по два в сутки, третий литейный справлялся с заданием и успел создать некоторый задел. Но когда стали собирать по нескольку машин в сутки, этот задел стал быстро таять — возникла угроза остановки начинавшего было налаживаться серийного производства.
Васин, обходя третий литейный, сразу же увидел грозившую заводу опасность и, придя к себе, немедленно созвал всех начальников цехов и отделов.
Совещание проходило напряженно. Васин был взвинчен, говорил резко, вызывая по фамилиям начальников отстающих цехов, требовал краткого, четкого доклада. Делал пометку у себя в блокноте, прерывая вопросами, спрашивая, в чем нужна помощь, тут же давал указания и требовал от подчиненных их немедленного выполнения.
Перед ним лежал список цехов, в которых нужно было «подвинтить гайки». Когда очередь дошла до особо трудного, инструментального цеха, Васин обвел взглядом собравшихся:
— Что, Бурова нет?
— Я здесь, Александр Борисович! — послышался слабый голос, и в конце длинного стола поднялся высокий, худощавый человек с болезненно-бледным лицом.
— Я вас не узнал… Ну, что в инструментальном?
— Перешли на казарменное положение, как в Северограде. Работаем по восемнадцать — двадцать часов.
— Знаю. Многие так работают… А результаты?
— Первую очередь обеспечили и инструментами и приспособлениями. Но победит на исходе, быстрорез тоже…
— Что предпринимаете?
— Послали людей в Златоуст. Обещают помочь.
— Проверь сам, Буров, и доложи мне. Кроме того, тебе срочное задание.
— Слушаю, Александр Борисович.
— На тебя возлагаю изготовление трехсот комплектов шестерен для коробки скоростей. Они должны быть сделаны из особо качественной стали, с проведением термической обработки при строгом соблюдении температурного режима. Чертежи, технологию и сроки изготовления получишь у главного инженера. Есть вопросы?
— Все понятно, Александр Борисович, — сказал Буров и тут же сел, закашлялся в платок.
Васин, не обратив на это внимание, крикнул:
— Начальник третьего литейного, Зинченко!
— Есть Зинченко! — Поднялся рослый, седоватый человек с безбровым, круглым лицом.
— Почему не выполняете задание по ведущим колесам? — раздраженно, переходя на крик, спросил Васин.
— Задержка произошла из-за формовочной земли, — простуженным, но твердым голосом ответил Зинченко. — Карьер не выполняет программу.
— Почему? Ты был там?
— Был, и не раз. Это километрах в десяти от города… Половину рабочих забрали на фронт — остальные разуты, раздеты. Нет ни спецовки, ни обуви. Плохо с питанием.
— Ага! — закричал Васин. — А ты обут, одет, сыт и нос в табаке!
Многие заулыбались, а Зинченко побледнел, виновато склонив голову.
— Что молчишь? А? Кто о карьере должен заботиться, я спрашиваю?
Зинченко молчал.
Это молчание окончательно взбесило Васина. Он вышел из-за стола, шагнул в сторону Зинченко, остановился:
— Что у тебя на ногах? Валенки? А ну снимай немедленно.
— Как это снимать? — недоумевая, переспросил Зинченко дрогнувшим голосом.
— Разувайся к чертовой матери! — закричал Васин и, подойдя к столу, схватил телефонную трубку: — Начальника охраны! Срочно… Ты, Лизодуб? Немедленно ко мне с нарядом. И захвати кирзовые сапоги большого размера. Все!
Он бросил трубку на рычаг и опять приблизился к Зинченко:
— Почему один валенок снял? Снимай второй!
Зинченко, пыжась и кряхтя, снял второй валенок, остался в носках домашней вязки.
— Видишь, как купец обут, а там рабочие замерзают.
Дверь распахнулась, вошел начальник охраны и двое с карабинами.
— Явились по вашему вызову, товарищ директор!
— Хорошо! — Васин взял у начальника охраны кирзовые, поношенные сапоги, очевидно снятые с кого-то из охранников, швырнул Зинченко: — Обувайся, Зинченко, и марш пешком прямо на карьер. И будешь сидеть там до тех пор, пока не обеспечишь литейные формовочной землей. А валенки возьми с собой — отдашь лучшему рабочему… Лизодуб! Прикажи охране сопроводить инженера Зинченко до самого карьера.
— Есть сопроводить до карьера! — козырнул Лизодуб. — Пошли!
Зинченко быстро сунул ноги в сапоги, закинул на плечо валенки и, опустив голову, побрел из кабинета.
— Смотри, Зинченко, — крикнул вдогонку Васин, — если сбежишь — угодишь в трибунал.
Последним вышел, стуча каблуками, Лизодуб и плотно притворил дверь.
Собравшиеся угрюмо молчали.
— Предупреждаю всех — это только цветики! — насупясь, сказал Васин. — Не забывайте, что идет война! Со всеми нерадивыми я буду поступать по законам военного времени. Совещание окончено. Все по местам! Идите — и помните, что мы с вами солдаты трудового фронта.
Все поднялись и, не проронив ни слова, вышли из кабинета…
Оставшись один, Васин закурил и стал ходить, думая о случившемся. «Начальники теперь зачешутся. Я им нагнал холоду. А вот как быть с рабочими — не знаю… Их на испуг не возьмешь. Помнится, в Северограде я одному бригадиру на сборке пригрозил фронтом, так тот огрызаться стал: «Я в финскую воевал… Мне не страшно…»
Васин подошел к столу, снял трубку:
— Партком! Костина!.. Трофим, ты? Зайди ко мне. Нужен… — и, положив трубку, снова стал ходить по кабинету, думая: «Надо на карьер послать людей из трудмобилизованных. Выдать всем рабочим телогрейки и ватные штаны, валенки. Ведь работают на ветру, на морозе… Надо доставлять горячие обеды, иначе сорвут литье. Зинченко один там ничего не сделает…» Он опять подошел к столу, написал записку заместителю и, вызвав секретаря, велел отнести. Тут же вошел Костин, в полувоенной рубашке под широким ремнем, в начищенных сапогах, аккуратно постриженный, но с усталыми, покрасневшими глазами. Васин пожал ему руку, указал на кресло:
