Порция набрала полные легкие спертого комнатного воздуха, быстро потерла руки и отвернулась, не в силах смотреть на безвольное тело в кровати и соотносить его с той, полной жизни, женщиной, которая вечно бранила ее… и любила, по крайней мере так, как вообще способна была любить сварливая старая вдовствующая герцогиня Дерринг.

Девушка осмотрела тихую комнату. Она не могла вспомнить, когда в последний раз заходила сюда. В детстве ей запрещали здесь бывать. Позже, повзрослев, она сама старалась избегать старой мегеры, встреча с которой не приносила ей ничего, кроме испорченного настроения.

– Бабушка! – прошептала она и потянулась к безвольно лежащей на кровати руке с тонкой и сухой, как пергамент, кожей. Осторожно, будто хрупкий хрусталь, она подняла ее ладонь. – Бабушка, – повторила, и у нее сжалось горло. – Не волнуйтесь. Я все улажу. Вот увидите.

Веки бабушки дрогнули, словно она старалась их разомкнуть. Сердце Порции встрепенулось, она сжимала безжизненные пальцы.

– Бабушка? Вы меня слышите?

На долю секунды веки дали трещину, открыв пару бледно-голубых глаз. Они посмотрели на Порцию с привычной проницательностью. Однако непривычным было удовлетворение, одобрение, блеснувшее в них. Бабушка услышала ее обещание. Услышала и поняла.

Последние сомнения исчезли. Направление было задано. Порция примет участие в сезоне и сделает то, чего ее семья ждала от девушки еще пять лет назад. Ее собственные планы больше не имели значения.

Хит сорвал сюртук. В следующий миг за ним последовали жилет и рубашка.

– Что ты делаешь? – спросила Делла, вставая из-за стола с любопытной улыбкой.

– А на что это похоже? – вопросом на вопрос ответил он.

«Избавляюсь от мыслей об одной женщине».

«Доказываю, раз и навсегда, что Порция не имеет власти надо мной».

И что с того, если она уехала, вернулась в город к своей жизни, к толпам дожидающихся ее поклонников? Он не будет страдать, не засохнет, как дерево, лишенное воды или солнечного света. Ее исчезновение из его жизни не принесло ничего, кроме острого чувства облегчения.

Безрадостная улыбка тронула губы Деллы, и у него возникло странное ощущение, что она прочитала его мысли.

– Это похоже на то, что ты раздеваешься.

– Точно, – сказал он, и его пальцы остановились на брюках, когда он бросил на нее взгляд. – А ты почему не раздеваешься?

– Из-за твоего выражения лица. – Она махнула в его сторону рукой. – Ты бы себя видел.

– О чем это ты? – выпалил он, прикасаясь к челюсти.

– Ты выглядишь так, будто готовишься идти в бой, а не заниматься любовью.

Хит уставился на нее, не в силах опровергнуть обвинение. Он не хотел заниматься любовью с Деллой. Это желание пропало у него с тех пор, как в его жизнь вошла Порция.

Застонав, он плюхнулся на диван и потер лицо обеими руками. Он пришел сюда в попытке изгнать Порцию из своего разума и тела. Глупец. Этого ничем не добиться. Девушка попала в саму его кровь.

– Хит, поговори со мной.

Он пробормотал в ладони:

– У меня беда, Делла.

– Герцогская дочь? – прямо спросила она.

Он кивнул, благодарный ей за то, что она не произнесла имя Порции вслух. Достаточно того, что оно и так постоянно кружится у него в голове – монотонная, беспрерывная мантра, в одном ритме с которой бьется его сердце.

– Ты любишь ее.

Он открыл рот, чтобы возразить, но обнаружил, что не может. «Ты любишь ее».

Любил ли он ее? Пал ли он жертвой того единственного чувства, которое поклялся изгнать из своего сердца на веки вечные? Видит Бог, он хотел ее. Возможно ли, что все дело в простом желании? Он хотел других женщин, но сдерживался. Со всеми, кроме Порции. Она стала той, которой он не смог воспротивиться. С ней в нем просыпалось нечто большее, чем вожделение. Однако любовь ли это? Неужели родители его так ничему и не научили?

Любовь пробуждает в людях худшее, дает право обижать друг друга. Но Хит не мог представить, чтобы когда-нибудь он обидел Порцию, по крайней мере так, как отец обижал мать, как они обижали друг друга. Быть может, это была и не любовь вовсе. Он лишь знал, что родители поженились по любви, а затем принялись делать друг друга несчастными. Раздор правил их так называемым браком по любви, что стало сущим адом для всех вокруг, включая детей. Если он действительно любил Порцию, у него были все основания убрать девушку из своей жизни, избавив и себя, и ее от неизбежного дня, когда они набросятся друг на друга с проклятиями.

– Ты любишь ее, – повторила Делла чуть тише, с ноткой смирения в голосе.

– Нет, – ответил он с напором, как будто яростное возражение могло сделать это правдой. Наклонившись, он подхватил с пола рубашку. – Я не могу предложить ей будущего. Это не изменилось. – Резкими, злыми рывками Хит просунул руки в рукава.

– Вздор.

Он моргнул.

– Что?

– Ваше будущее не столь мрачно, как ты думаешь. – Ее взор затуманился. Стараясь не смотреть ему в глаза, она перевела взгляд куда-то за его плечо.

– Как так?

Она медленно повернулась к нему спиной и двинулась к креслу у камина. Зашуршав юбками, опустилась в его мягкие глубины. Пальцы Деллы крепко сомкнулись на подлокотнике, будто ей требовалась опора, их кончики вокруг здоровых розовых ногтей побелели.

– Полагаю, ты захочешь избавиться от меня.

– О чем это ты? – не понял он.

Она облизала губы и крепко зажмурилась.

– Тебе не нужно бояться, что ты сойдешь с ума.

– Что?

– Ты не сойдешь…

– Я слышал твои слова. Но не возьму в толк, что ты имеешь в виду.

– Я нашла письмо твоей матери.

Внутри у него все сжалось.

– Где оно? – прорычал он.

Делла отвела взгляд.

– Оно было адресовано твоему отцу. Видимо, он получил его. Я помню, ты рассказывал, что твой отец перед смертью жил здесь, в этом доме. Что у него был слишком переменчивый характер…

– Да-да, – перебил ее Хит, не желая лишний раз вспоминать – его отец настолько обезумел, что пришлось отдалить его от семьи.

– Твоя мать, должно быть, прислала его сюда. – Ее карие глаза смотрели на Хита в немой мольбе.

Хит глядел на нее не в силах вымолвить ни слова, голова у него кружилась, он пытался понять смысл того, что она сказала, и почему смотрит на него с такой мольбой.

Тихим голосом Делла продолжила:

– Она писала о смерти твоего брата…

Хит прервал ее яростным взмахом руки. Горло его сжалось. Он отринул воспоминания, стараясь отгородиться от уродства, от той ночи, которая не отпускала его.

Кулаки мужчины сжались, и ему пришлось напомнить себе о необходимости дышать. Когда-то Хит решил держать воспоминания на расстоянии, но теперь они все равно нахлынули на него, словно таран ударил в воздвигнутые им стены. Рана на рану. Горе на горе. Образ матери, лежащей лицом в луже собственной крови, ворвался в его голову, свежий, как в тот день, когда он нашел ее. К нему добавилось ощущение маленького тела брата, мягкого и хрупкого, у него на руках, худенькая грудь раздувается, тщетно силясь сделать вдох. Соединившись, два этих образа наполнили неимоверной болью сердце… и рассудок Хита.

Делла, встав с кресла, прошла перед камином, качая руками. Свет огня окружил ее мягким свечением, волосы женщины стали похожи на горящую медь. Как он когда-то ценил эти пряди! Сколько ночей водил по ним пальцами. Но как же его рукам хотелось прикоснуться к другим волосам. Темным, как уголь, крепким, как лошадиная грива, гладким, как восточный шелк. Даже сейчас его коварные ладони так и чесались от желания наполниться этими шелковыми локонами.

– Это письмо настолько потрясло меня, когда я его нашла. Я… я все думала, думала. Я испугалась, что потеряю тебя и свое место, если перед тобой откроется возможность жениться. Эгоистично, знаю. К тому же я подозревала, что у тебя к этой девушке чувства. – Она покачала головой и ненадолго закрыла глаза. – С той минуты, когда я это сделала, моя жизнь превратилась в муку.