– Наверняка она ждет, что я ее остановлю. – Он сделал круговое движение стаканом, не обращая внимания на то, что жидкость расплескалась и потекла по его пальцам. – Ждет, что я, если будет нужно, лягу на дорогу перед каретой.

– Нет! Это я жду! – Мина ударила ладонью в грудь. – Она ничего от тебя не ждет. И никогда не ждала, чертов ты мерзавец.

– Мина! – упрекнула девушку Констанция.

Он сердито сдвинул брови и посмотрел на младшую сестру, от которой слышать подобные грубости было непривычно. Как правило, она не смела так с ним разговаривать. Несомненно, это очередное свидетельство влияния Порции.

– Ты не можешь ее отпустить, Хит, – настаивала Мина голосом, полным мольбы.

– Скатертью дорога, – проворчала Констанция. – Пусть себе уезжает.

– Заткнись! – пронзительно закричала Мина так, что у нее даже руки затряслись. Ее взгляд метнулся на Хита. – Ты не можешь позволить ей уехать. Не можешь. – Маленькие кулачки девушки сжались, и у Хита возникло опасение, что она сейчас на него накинется. – Она моя единственная подруга.

Хит отвернулся – видеть, какой мукой были полны глаза сестры, вдруг сделалось невыносимо. Еще один грех на совести Порции. Мало того, что она окрутила его, так к тому же очень основательно и безраздельно завладела сердцем его сестры. За такое короткое время ей удалось оставить свой след на всех членах его семьи, и это чертовски раздражало.

Когда его сёстры принялись спорить, он отошел к окну. Шторы были раздвинуты, позволяя робкому утреннему свету проникать в кабинет. Взгляд лорда Мортона остановился на карете Порции и неопрятном кучере, который со скучливым видом стоял, прислонившись к повозке плечом.

Что же это за уловка такая? Ведь она не может просто взять и уехать после того, как получила то, что хотела. Его. Или, вернее, его состояние.

Потом он заметил ее, увидел прямую линию спины, когда она спускалась по каменным ступеням. Внизу она остановилась, стоя неподвижно, как оловянный солдатик, быстрыми, решительными движениями натянула перчатки. Глядя на эти бледные руки, он вспомнил их элегантность, их лепестковую мягкость.

Кучер распахнул дверь. Первой в карету забралась ее горничная. Порция двинулась было за ней, но остановилась. Потом медленно повернулась. Их взгляды встретились. Она вскинула подбородок, словно говоря ему: «Попробуйте остановить!» Он не двинулся с места и продолжал смотреть на нее, стараясь не выказать свое недоумение и тщательно маскируя немой вопрос, жгущий его изнутри:

«Почему ты уезжаешь? Чего хочешь от меня?»

Он согласился жениться на ней. Хотя никогда и помыслить не мог, что подобное возможно. И почему, черт возьми, у нее на лице такая обида? Лорд глубоко вдохнул через нос, но его внезапно туго сжавшимся легким этого оказались недостаточно.

Если она вознамерилась уехать, он не станет ее останавливать, не будет гнаться за ней, словно какой-то влюбленный идиот. Он согласился жениться на ней, сделал предложение. Этого вполне достаточно. Большего она не могла от него ждать. Большего он не мог дать. Он не станет вести себя как отец, которого любовный дурман лишил выдержки и здравого рассудка.

Заставить ее принять предложение он не может и потому не будет чувствовать ни вины, ни раскаяния.

Она еще какое-то время буравила его взглядом с непроницаемым выражением, стоя неподвижно, как солдат.

А потом Порция исчезла. Взмах юбок – и она скрылась в карете.

Он наблюдал, сердце его сжалось, будто лишившись крови и перестав биться. Его взгляд следовал за удаляющимся экипажем в надежде хоть мельком еще раз увидеть Порцию. Глаза обшаривали темную занавеску ее окна – не промелькнут ли волосы цвета гагата, молочная кожа.

Наконец карета повернула за поворот. Скрылась из виду. Из его жизни. Он нахмурился и пообещал себе, что избавится от воспоминаний о ней так же легко. Очень скоро он даже не вспомнит ее имя.

Стоя в полутемной передней родного дома, Порция сморщила нос от висевшего в воздухе неприятного запаха.

– Финч? – Ее голос разнесся в пустоте, отразился от обклеенных блеклыми розовыми обоями стен и затерялся в огромных клубах паутины, угнездившихся под купольным потолком.

Порция покосилась сквозь сумрак на паутину, удивляясь, как она разрослась за время ее отсутствия.

Убогость окружения бросилась ей в глаза во всей своей полноте. Особенно после пребывания в Мортон-холле, где все блестело и благоухало свежестью, где каждую комнату наполнял свет, где суетились слуги, занятые поддержанием в Мортон-холле безукоризненного порядка. Дом.

Вздохнув, она стянула шляпку и потерла переносицу. Несколько дней в карете, только с самыми необходимыми остановками, и у нее одеревенели суставы, точно как у старухи. Теплая ванна, съедобная пища, знакомая кровать – это в два счета восстановит ее силы, во всяком случае физические. На душевные времени уйдет побольше. Может, даже вся жизнь.

– Финч! – снова позвала Порция, повернув голову так, чтобы ее голос достиг крыла для слуг.

Старый дворецкий никогда не отходил далеко от двери. Уж на кого-кого, а на него можно было положиться. Только лишь из-за своей безграничной преданности этому дому он остался, когда оклад слуг уменьшился практически до нуля.

– Где этот старый козел? – пробурчала Нэтти.

Покачав головой, Порция поставила сумочку на круглый мраморный столик посреди передней и замерла, когда вдруг увидела и ощутила запах гниющих цветов, стоявших на нем. Простояли они там явно не меньше недели, и определить их вид уже было невозможно. Смрад передался воздуху, и ее ноздри протестующе затрепетали.

– Не знаю, – промолвила она, глядя на коричневые сморщенные лепестки, и в ее сердце начал медленно вползать страх.

– Похоже, мне придется переть это в вашу комнату. – Нэтти пнула ногой сундук Порции.

– Займитесь своими вещами, – ответила Порция, отрывая взгляд от гниющих цветов. – Я позже найду кого-нибудь, кто отнесет наверх мои вещи.

Не говоря больше ни слова, она поспешила на второй этаж, надеясь застать бабушку за чаем. Пульс ее бешено бился, пока она бежала вверх, стуча каблуками по ступенькам в одном ритме с сердцем.

Тревоги придало и то, что по пути в гостиную ей не встретился никто из слуг. Где все? В доме было противоестественно тихо. Ничто не нарушало безмолвия, кроме шелеста шагов по ковру и ее беспокойного дыхания.

– Бабушка? – позвала она и, толкнув приоткрытую дверь, вошла в гостиную.

Ее взору предстала пустая комната, темная и затхлая. Шторы заглушали весь свет, из-за чего помещение казалось похожим на склеп. Порция, развернувшись, направилась в салон, любимую комнату Астрид.

Войдя, застала ее не в обычном обществе светских львиц, в основном таких же, как она, герцогинь, холодных и сдержанных. Вместо этого в комнате находился посетитель совсем другого рода. Незнакомец. Голиаф[19] в какой-то несуразной куртке.

Они сидели бок о бок на козетке, выглядевшей так, будто она вот-вот развалится. Порция обвела взглядом комнату, надеясь увидеть в одном из углов служанку, заменяющую компаньонку. Но нет, кроме них, в комнате не было ни души. Она сложила руки и, прищурившись, стала наблюдать за парой. Да, Астрид не входила в число людей, которые ей нравились, но Порция и мысли не допускала, что та способна наставить рога Бертраму. Золовка была ярой приверженкой благопристойности.

Незнакомец медленно отвел свою огромную лапу, которой играл одним из локонов Астрид. Его пальцы тыльной стороной прошлись по плечу женщины, как будто ему не хотелось от нее отрываться.

Астрид поспешно встала, тихо прошуршав муслиновыми юбками. Ее гость последовал примеру герцогини и поднял свою чудовищную фигуру с козетки. На его грубом лице проступило выражение легкой досады. Ореховые ножки диванчика скрипнули с облегчением, освободившись от такого неимоверного груза. Астрид хотя бы выглядела встревоженно и вся загорелась, когда похлопала по своему медовому локону, словно проверяя, на месте ли он или ее собеседник оставил его себе.