Военные журналисты старательно готовились к освещению битвы за Берлин. Почти все из нас завели для записи предстоящих событий объемистые тетради. Назвали их «берлинскими тетрадями». Солдаты чистили перед штурмом Берлина, как водится, оружие, мы — «точили» перья.

В Берлине, судя по сообщениям германских газет и данным разведки, жизнь шла, как на вулкане. Фашистской столицей овладевала паника. По радио почти каждый день выступал с заклинаниями Геббельс. Когда наступление Советской Армии подкатилось к Одеру, Гитлер назначил его гаулейтером и начальником берлинской обороны.

Гитлеровское командование, конечно, ожидало удара на Одере. Для того именно и пришла сюда героическая Советская Армия. Но оно не знало и не могло знать, когда это произойдет. Были лишь разного рода предположения и догадки.

Журналисты раскрепились по частям направления главного удара. Вишневский и Золин «приписались» добровольно к армии, которой командовал В. И. Чуйков. Горбатов и Мержанов выехали в армию В. И. Кузнецова, я определился в армию генерала И. Э. Берзарина. Василий Величко и Михаил Брагин — к танкистам. Фотокорреспонденты должны были выбирать себе объекты для съемок по собственному усмотрению, в зависимости от обстановки.

Заведующий военным отделом «Правды» М. Р. Галактионов поставил перед нами задачу дать широкую и живую картину наступательных действий наших войск, показать массовый героизм, зрелость и высокое воинское мастерство солдат и офицеров всех родов войск, а также показать, что советский воин идет в Германию не порабощать, а освобождать немецкий народ от фашистского ига, что он интернационалист по духу и поведению.

Для координации деятельности военкоров-правдистов военный отдел назначил старшим заместителя заведующего военным отделом капитана 2-го ранга И. И. Золина. Каждый из нас должен был писать в газету ежедневно, невзирая на то, печатает она наши материалы или нет. В этом был свой резон: в наших корреспонденциях и репортажах запечатлевалась живая история, и, если некоторые из них не попадали на страницы газеты, все равно они становились документами истории.

Иногда вечерами мы съезжались в Мендзыхуде. Всем было ясно: решающие события грянут очень скоро.

Однажды вечером Всеволод Вишневский вынул из кармана своего морского кителя «Фелькише беобахтер» и, лукаво щуря глаза, сказал:

— Сейчас я вас, товарищи, посмешу!

Он начал скороговоркой переводить текст газеты. «Фелькише беобахтер» беспардонно утверждала, что Советская Армия после гигантского рывка с берегов Вислы к Одеру едва ли способна начать в скором времени новое мощное наступление. Генералы фюрера внушают себе, писала газета, что все еще поправимо, что Иваны не успели просушить портянки.

— Посмотрим, что скажет своим читателям эта газетенка, — заметил саркастически Вишневский, — через некоторое время!

Интересно было наблюдать за метаморфозами, которые происходили помимо воли в нас самих. Всеволод Вишневский был необычайно весел, сыпал матросские анекдоты, а вечерами, никогда не отступая от раз установленного правила, садился за дневник. Каждый из нас с интересом смотрел на большую конторскую книгу в черном ледериновом переплете, желая хоть одним глазом заглянуть в нее. Но Всеволод Витальевич никого не подпускал к дневнику. Даже своего напарника и друга Ивана Золина.

Борис Горбатов в эти дни был особенно сосредоточен. Он говорил:

— Я должен написать, черт возьми, последнее «Письмо товарищу». Это будет письмо о нашей Великой Победе!

Мартын Мержанов почти ежедневно писал нежные письма Оленьке — единственной и бесконечно любимой дочери. Он же, под общий хохот, рассказывал полушутя-полусерьезно:

— Вчера, братцы, я чуть не поговорил с самим рейхсминистром Геббельсом. В штабе части, где были мы с Борисом, стоял телефон. Я снял трубку и вдруг слышу: «Центральная Берлина отвечает». Я не растерялся и гаркнул во все горло: «Геббельса!» Телефонистка любезно ответила: «Битте!»

Стояла необычно ранняя весна. В воздухе была разлита теплынь. Солдаты поскидали шинели, куртки. Смеясь, они говорили: пар костей не ломит!

В оперативном отделе штаба фронта мне подарили книжечку — лекцию об итогах Семилетней войны. «Неказиста книжечка, — сказали мне, — но очень поучительна. В ней ведется рассказ о пребывании в Берлине русских войск в 1760 году». Я прочитал ее залпом. В конце книжки приводился отрывок из рапорта Тотлебена в Петербург. Заканчивался он неожиданными словами: «Здешних газетных писарей завтра велю шпицрутенами наказать».

Подумалось с озорством: хорошо бы этак же поступить с писаками из «Фелькише беобахтер».

И вот наступило 16 апреля. На рассвете содрогнулась, задрожала, как при землетрясении, земля. Началось! Мошной артиллерийской подготовкой, введя в бой четыре общевойсковые и две танковые армии, 1-й Белорусский фронт развернул с Кюстринского плацдарма наступление на Берлин.

В этот исторический день все без исключения военные журналисты, естественно, находились в частях, на передовых позициях. Мы видели собственными глазами, как началось в пять часов утра и развертывалось это одно из величайших во всей истории войн наступление. Черпали материал для своих репортажей, корреспонденций и очерков непосредственно в гуще наступающих воинов.

Всеволод Вишневский и Иван Золин стали свидетелями начала наступательных боевых действий на участке 8-й гвардейской армии В. И. Чуйкова, на командном пункте у деревни Рейтвейн, на котором находился Г. К. Жуков. Затем в 8-ю гвардейскую вскоре передислоцировались также многие другие военкоры, в том числе и я.

Через понтонный мост, установленный саперами ночью и беспрерывно обстреливаемый фашистами, я перебрался на машине на левый берег Одера. Побыл пару часов на командном пункте 8-й гвардейской армии, записал со слов знакомых офицеров, какие распоряжения отдавал перед началом наступления и в ходе его развертывания маршал Жуков, а затем направился в район города Зеелов, где фашисты оказали нашему наступлению наиболее упорное сопротивление. По пути взял несколько интервью у гитлеровских солдат, чудом уцелевших от артиллерийского огня, который разрушил до основания фашистскую оборону на Одере. У всех мнение было едино: «Мы были не в силах выдержать такого интенсивного артиллерийского огня, натиска танков и пехоты!»

В первом же населенном пункте, у небольшого домика с беседкой среди цветущих яблонь, написал буквально на коленке, как это делал, по существу, в ходе всей войны, корреспонденцию о прорыве Одер-фронта. Назвал ее: «Иван стучится в двери Берлина».

На высотах под городом Зеелов фашистам удалось на некоторое время задержать наступающие советские части. Здесь гитлеровцы построили многочисленные доты и дзоты, которые были до предела насыщены артиллерией, сюда по приказанию Геббельса были срочно переброшены свежие полки.

Штаб фронта переехал в Ландсберг, ближе к наступающим армиям. Управление операцией гигантских масштабов требовало перенесения штабных отделов непосредственно к боевым рубежам. Передвинут был сюда же и военный телеграф. Перебрались в Ландсберг также и мы, журналисты. Это уже был типичный немецкий город, притом большой. Паника в нем была так велика, что городские заправилы, убегая, не успели позвонить в Берлин, чтобы отключить его от сети электроснабжения, прекратить по реке рейсы небольших пароходиков.

В дни ожесточенных боев за город Зеелов журналистский корпус постигло большое несчастье: погиб военный корреспондент ТАСС Александр Малибашев. Это был замечательный человек и журналист. Прошел с войсками всю войну, бывал десятки раз в труднейших переделках. Смерть настигла Малибашева тут, под Берлином. Во время вражеского артиллерийского налета он находился в штабе одного из наступающих полков и был сражен разорвавшимся снарядом.

Объясняя причины некоторой задержки в районе Зеелова, начальник штаба фронта генерал-полковник М. С. Малинин сказал военным корреспондентам:

— У Зееловских высот, которые являются как бы ключом к Берлину, у врага оказалось немало преимуществ перед нами. Высоты, господствующие над всей прилегающей местностью, имеют крутые склоны. Их трудно преодолевать пехоте и танкам. Перед скатами проходит глубокий противотанковый ров. Повсюду устроены минные ноля. На вершинах высот сосредоточены крупные силы. Особенно много там артиллерии. В. И. Чуйков сообщил, что в иных местах стоит до двухсот пушек на километр фронта!