…Обстановка на фронте накалялась. Враг подходил к Москве. 16 октября 1941 года, в 5 часов утра, роту подняли по тревоге, раздали гранаты, по сотне патронов — начался марш.

Помню то осеннее туманное утро. На улицах редкие прохожие. Москва ощетинилась «ежами», надолбами и проволочными заграждениями. Батальон идет через Каменный мост, сворачивает на Калужское шоссе, на рубежи под Наро-Фоминск. А вскоре, сформировав из наших истребительных батальонов полнокровную дивизию и присвоив ей номер 158, нас направили на Калининский фронт, под Ржев, в самый огонь сражений. Здесь я был назначен редактором дивизионной газеты «За победу».

Сформировать редакцию и типографию удалось без особого труда. Среди личного состава дивизии было немало журналистов и полиграфистов.

Хозяйством редакция обзавелась быстро — помогли москвичи. В кузове одного грузового автомобиля установили печатную машину, в другом — наборные кассы. Бумажные рулоны перевозили на телегах.

Корреспонденты Игорь Голубев, Владимир Ногач, Аркадий Новочадов, Владимир Лазерсон ранним утром отправлялись в роты и во взводы. Возвращались к вечеру. Их репортажи, организованные ими заметки красноармейцев немедленно шли в номер. Если не хватало времени, материал диктовали прямо наборщикам. Тут же сочиняли шапки, заголовки. Как только полосы были сверстаны и вычитаны, печатники, пришедшие на фронт из типографии «Правды», запускали движок, а когда он выходил из строя, вручную крутили маховик печатной машины. Ранним утром со свежими оттисками мы отправлялись на передний край, к нашим читателям.

Дивизионная двухполоска вмещала всего тысячу с лишним строк, что составляло одну страницу обычной газеты. Но мы приспособились к этому. Оперативная корреспонденция занимала 50–60 строк, заметка — 20–30, зарисовка — максимально 80 строк. Никаких длинных «въездов» и «заходов». Сразу о деле. Выработался свой стиль, своя манера. Короткая рубленая фраза, простой доверительный разговор с солдатом. Заголовок энергичный, каждая заметка предметна, конкретна, учит, советует, передает боевой опыт, на ярких фактах раскрывает лицо врага.

Фронтовая обстановка требовала от нас в короткие сроки освоить специфику военного дела. Неоценимую помощь в этом оказывал нам начальник политотдела дивизии старший батальонный комиссар Степан Гаврилович Белов, за плечами которого была военная академия и опыт политработника в кадровых частях.

Встречались с ним часто. Белов знал каждого из нас. Бывало, встретит корреспондента дивизионки в роте, во взводе, внимательно расспросит о заданиях, сообщит новость, интересный факт. Часто заходил и в хату, в которой располагалась редакция. Возьмет в руки номер газеты, за что-то похвалит, за что-то пожурит, ознакомит с боевой обстановкой. Его рекомендации газете основывались на знании дела, партийности, анализе конкретных задач дивизии.

Руководитель политотдела поощрял инициативу, добрыми советами помогал шире смотреть на происходящие события.

Однажды корреспондент газеты Владимир Погач принес сообщение о том, что в одном из наших подразделений солдат Копылов из снайперской засады поразил врага. Через несколько часов после выхода номера в редакцию пришел С. Белов.

— Газете надо писать о Копылове, — сказал он. — Но этого мало. Пишите о том, как овладевать снайперским искусством, устраивать засады, маскироваться. Печатайте фотографии лучших снайперов, передавайте их опыт.

Редакция воспользовалась этими рекомендациями. Снайперское движение в подразделениях дивизии стало одной из главных тем газеты.

В ту пору вышел новый Боевой устав пехоты. Он в полной мере учитывал опыт первых месяцев войны, вносил много изменений в характер построений воинских подразделений, в их действия на поле боя, по-новому определял роль и место командира в бою.

На совещание политработников начальник политотдела вызвал меня. Я слушал его выступление и думал, какую роль, кроме публикации пропагандистских материалов о новом Боевом уставе, может сыграть газета.

После окончания совещания С. Г. Белов приказал мне остаться.

— Вот что, редактор, — сказал он, — надо найти яркую и доходчивую форму освещения Боевого устава. Я попросил командира дивизии создать небольшое подразделение, которое в показательном порядке будет отрабатывать каждое требование нового Боевого устава, а газете надо публиковать об этих учениях обстоятельные отчеты.

Для освещения в газете учений я выделил журналиста лейтенанта Л. Новочадова. Он придал своим отчетам форму живых рассказов о действиях одиночного бойца, отделения, взвода, роты в наступлении и обороне. Эти корреспонденции предварительно смотрел и корректировал С. Г. Белов, что во многом предопределило их практическую пользу и успех. Их перепечатали газеты других дивизий нашей армии, а затем и газета Калининского фронта «Вперед на врага».

…Овладев новым Боевым уставом и воспитав сотни метких стрелков, московская дивизия усилила нажим на гитлеровские позиции. В нашей газете появлялись все новые имена героев ожесточенной битвы. Корреспонденты дивизионки В. Ногач, И. Голубев, Л. Новочадов из пекла сражений добывали материалы, которые назавтра становились достоянием личного состава всех рот и взводов.

Шли недели и месяцы битвы на дальних подступах к Москве. Слава о героизме и доблести воинов нашей дивизии перешагнула границы Калининского фронта. С ее опытом приезжали знакомиться военные корреспонденты центральных газет: Василий Гроссман, Александр Кривицкий.

В один из осенних дней 1942 года в редакцию газеты вошел связной с телефонограммой прибыть в политотдел 30-й армии, которой командовал Герой Советского Союза генерал- лейтенант Д. Д. Лелюшенко.

Захватив на всякий случай подшивку дивизионной газеты, я на коне отправился в путь. Преодолев за пару часов пятнадцать километров, оказался в маленькой деревушке, недавно отбитой у врага, где располагался политотдел армии.

На широкой полянке, убегающей в сторону речки, стояла группа военных. Среди них был начальник политотдела.

— Вас хотел видеть Эренбург, — сказал он и повернулся в сторону пожилого человека в шинели без погон.

Эренбург протянул мне руку. Немного сутулый, с усталым лицом, с бровями, нависшими над глубоко посаженными глазами, в солдатской пилотке явно не по размеру головы, Эренбург вынул трубку изо рта.

— Расскажите о своей дивизии.

Помню, мой рассказ был формальным и напоминал рапорт:

— 158-я стрелковая дивизия, — начал я, — сформирована из бойцов истребительных батальонов ряда районов Москвы. Почти все коммунисты и комсомольцы. На Калининском фронте с февраля 1942 года. Ведет непрерывные наступательные бои…

— Это я знаю, — сказал он. — Расскажите о людях, о том, как они воюют, как ведут себя в бою, как приспособились к фронтовой жизни…

Он взял меня за руку, отвел в сторону и, задавая вопросы, повел к избе, возле которой лежало несколько бревен.

Наступали осенние сумерки. Илья Григорьевич присел на бревно.

— Меня очень интересует ваша дивизия, потому что она целиком состоит из людей, которые еще вчера были сугубо штатскими: рабочими, инженерами, актерами, журналистами. Расскажите о биографиях, подвигах, делах своих фронтовых товарищей.

Эренбург слушал внимательно.

— Интересно, — сказал он, — а не смогли бы вы прислать мне подшивку вашей газеты?

— Подшивку? Охотно. И не прислать, а тут же вручить: она здесь…

Эренбург протянул руку… А меня вдруг осенило:

— Я дам вам подшивку только с одним условием: я вам — подшивку, а вы пришлете в нашу газету свою статью.

Илья Григорьевич улыбнулся:

— Согласен.

Через четыре дня в нашу редакцию поступила статья И. Эренбурга размером в три страницы, напечатанная прописными буквами на портативной машинке.

Статью мы тут же опубликовали на первой полосе. Надо было обладать могучим талантом журналиста, проницательностью, глубоким знанием характера советского человека, великой ненавистью к врагу, чтобы с такой страстностью рассказать о подвигах воинов-москвичей.