«Покоритесь нам по доброй воле и платите дань. Если ослушаетесь, придем и возьмем силой гораздо больше».

В склавинов, сидевших на нижнем Дунае, старшим среди князей был тогда Лаврит, муж в возрасте уже, однако и он рассмеялся, выслушав аваров.

— Ваш каган не поведал часом, с какой же это стати?

— Говорили уже: с той, что мы имеем силу, чтобы заставить платить.

Лаврит нахмурился и быстро поднялся.

— Скажите своему правителю, — решился ответить, что ответили аварам в свое время анты, — скажите ему, пусть оглянется лучше и увидит, родился и или согревается лучами солнца человек, который покорил бы себе нашу силу. Не кто-то нашим, мы привыкли владеть чужим. В этом уверены, пока на свете есть поле боя, и есть мечи. А теперь идите прочь, мы не желаем говорить с такими.

И снова послы падали Баяну в ноги и взывали к мести за оскорбление имени и чести, однако Баян не поднял этим летом свои турмы и не пошел на склавинов. Хмурился, слушая послов, сцепив, от ярости, зубы, однако не встал и не показал мечом в ту сторону, где склавины. На что-то надеялся еще, чего-то ждал. И дождался: в следующем передлетье славяне собрали ополчение, и повели через Дунай, в земли Византийской империи. Повели такую тьму и наделали во Фракии, а затем и в Греческой земле такого переполоха, что император вынужден был бросить против них все, что мог бросить, не забыл и о союзнических обязанностях, нанятых на это дело аваров.

«Империя вот, уже, сколько лет подряд, — напомнил Баяну через своих нарочитых — исправно платит тебе, каган, и твоим родам вспомогательные солиды. Взамен же не было еще ничего. Сейчас настало время для твоих турм, для всех родов и воинов аварских показать, на что они способны и насколько верны клятве своей. Славяне с нижнего Дуная, из долин и предгорья, что при Дунае, вторглись в наши земли стотысячной ратью, разорили, учиняя поборы, Фракию, добрались уже и до греческих полисов. Повелеваем: бросить — и немедленно — все свои турмы на славян и спасти от видимой гибели граждан наших в восточной префектуре. Склавины не ожидают удара в спину, для них мечи собратьев твоих станут божьей карой за нечестивые дела их».

Баян сочувствовал народу ромейскому и горячо пообещал нарочитым: он пойдет на склавинов и накажет склавинов. Не говорил только, что заранее уже, не снимая меча, чувствует себя, увенчанным лаврами, победителем. Ибо все-таки уверен: лучшей возможности поквитаться и с ромеями, и со склавинами ожидать не следует. На этот раз не кривил даже душой. Император повелевает, чтобы пришел в его землю и расправился со склавинами, склавины напросились своей дерзостью на достойную их дерзости месть. Небом поклясться может: лучшего не придумаешь. И погуляет вдоволь, и добыча будет такой, какой никогда еще не было. Земля Склавинская никем — и довольно давно — не была разорена, придет и заберет там все, что есть сейчас незащищенное, и во Фракию пойдет, наперерез склавинам, возвращающихся с нахапанным, не прогадает. Во-первых, угодит императору, во-вторых, склавинам пустит кровушку, чтобы не чувствовали себя так высоко, в-третьих, себя не обидит — заберет все, что можно забрать у беспечных, на обратном пути, победителей.

Совет был короче из всех коротких.

— Ты, Ател, бери тридцать турм и иди во Фракийскую землю. Ты Апсих, пойдешь на склавинов, что на нижнем Дунае, по подгорью. Тоже возьми тридцать турм. Со всеми остальными, призванными защищать покой родов, останусь я.

Апсих, как всегда, принял повеление Ясноликого спокойно. Сказал пойти, так и пойдет, что делать в той земле, когда придет, тоже знает. А Ател смотрел на кагана и умоляюще, и недоуменно, и перепугано одновременно.

— Достойный! Их же сто тысяч, склавинов. Что я сделаю с ними со своими тридцатью?

— Думаешь, они будут в куче?

— Да не думаю, и все же…

— Нападать только на тех, кто будет возвращаться с пленом. А для этого и тридцати турм хватит. Кстати, — предостерег, помолчав, — плен не вырезай, отправь в наши владения, какую-то часть передай ромеям, пусть император видит и знает: мы верны его повелению. Все же, что возьмешь у склавинов как трофей, — коней, скот, паволоку, золото — сопровождай под надежной охраной в мое стойбище. Сам у ромеев ничего не бери, кроме яств для воинов и фуража для коней. С нас, думаю, хватит, будет и того, что возьмем у них, склавинов. Поход трубить сегодня же.

Еще помолчал, раздумывая или надеясь услышать чей-то голос, и потом сказал:

— Жду вас с победой, друзья мои, и призываю Небо в помощь вам.

Правдиво говоря, у Апсиха могло бы быть больше нареканий на Ясноликого, чем у Атела. Ибо не разжиревшему на овечьих курдюках Ателу, ему, молодому и ловкому тархану, следовало бы идти во Фракию и учинить там то, что велено учинить Ателу. Ибо, он не удостоился такой чести, в другой конец должен идти и гулять по-другому. Ну, и обойдется. Это только сначала пошевелился, было, червь сожаления или огорчения. Апсих потому и ходит в избранниках Баяна, что многим, если не всем, похож на Баяна. Во-первых, знает: раз Ясноликий велит действовать так, значит, так надо, а во-вторых, раскинул после той первой минуты мыслями и убедился: там тоже будет, что и будет у кого брать. Склавины вон, как часто гостят у ромеев, есть там и кони, и тучные стада скота, есть и паволока, солиды по закоулкам. А он умеет вытряхивать из смертных признание, от него не скроют никакие сокровища.

Как только Апсих перешел Тису и увидел перед собой первые склавинские поселения, сразу и дал знать, кто идет. Запылали лачуги, залаяли собаки, ревела брошенный на произвол судьбы или подобранный уже чужаками и гонимый силой скот. Взывали о помощи и люди, особенно те из них, кто попался в аркан и не могли понять от неожиданности, что за ужас, откуда он упал на их головы.

Но, увы, чем дальше проникал любимец Баяна в их землю, тем ощутимее остужалось сердце: ему никто не становился на пути с мечом или копьем, однако и в жилищах склавинов не было, уже, ни самих склавинов, ни их сокровищ. Прятались по плавням, убегали в леса, а может, и в горы. Те, что ближе были к ним, наверное, в горы, ибо как не рыскали его воины, где не искали, найти не могли. Скот встречался еще изредка (и стадами, и в одиночку), из склавинов же, разве, что старые хрычи, те, кто не способен был бежать или не имел к тому охоты.

— Где народ ваш? — спрашивали оскалено.

— Сбежал, молодец.

— Куда?

— Откуда мне знать? Сели, кто мог сесть, на коней и отправились, а куда, спроси у ветра, может, он знает.

Что возьмешь с такого? Сначала возмущались и били до смерти плетьми, потом и сердиться уже не могли. Единственное, что оставалось, — надеяться: так долго продолжаться не может, где-то и настигнут беглецов. А настигали только стада коров, овец, — то, что не могло ускорить ход и идти вместе с конными склавинами.

— Немедленно пересеките им пути, — приказал тарханам. — Выделите сотни всадников на быстроногих конях, пусть ускоренно дойдут до самых гор и отрежут от них всех склавинов, что не успели укрыться в горах.

Тарханы усмотрели в этом незаурядную мудрость своего предводителя и поспешили сделать его повеление делом.

— Будьте осторожны, — говорили сотенным. — Скачите быстро, однако так, чтобы меньше вас видели. Пусть это будет для склавинов неожиданностью, когда сблизятся с горами. Ваша цель — посеять страх и заставить склавинов оставить все, что ведут и несут с собой.

Но увы, неожиданность упала на головы обров. Те, что вернулись погодя, поведали: когда они вышли к горам и пути склавинов, что спрятались туда, перекрыли, но ненадолго. Не только они, авары, были осмотрительны и отправились скрытно, склавины тоже не дремали. Выследили их, попали в удобный случай — тогда, когда отдыхали, ожидая беглецов, их и накрыли сонных, а уже с сонными управились блестяще. Апсиху рассказали прибывшие про эту беду, и как удалось ускользнуть из объятий видимой смерти.

Апсих лютовал: это его, доблестных и наисметливейших из всех находчивых, обвели вокруг пальца? Когда подошел к горам и убедился: никаких заслонов нет там, и совсем пал духом. Как же быть дальше? В горах он и подавно не найдет беглецов. А его турмы отыщут и, чего доброго, перережут одну за другой. Во всяком случае, с гор он скота склавинского не пригонит и сокровищ тоже не вынесет. Остается одно: стать лагерем и рыскать серым волком по долине, искать тех, что попрятались. Не все они успели отойти в горы. Поклянусь, может, не все.