— Вот видите, — рассмеялся мсье Ленуар, — я вовсе не преувеличивал мощь своих связей.

— Да, черт возьми! — воскликнул Пондебуа. — Ваш парикмахер — необыкновенный человек! Единственный в своем роде! Кстати, я как раз собирался изложить вам некоторые соображения на эту тему, но не решаюсь и спрашиваю себя, не найдете ли вы мое предложение по меньшей мере необычным, чтобы не сказать смешным.

— Да что вы! Мы же с вами друзья, нечего стесняться.

Пондебуа с несколько побагровевшим лицом кашлянул, чтобы придать силу своему слабеющему голосу.

— Ну, так я изложу суть дела в самых простых выражениях.

Вы знаете, а вернее, не знаете, что уже год, как со всей серьезностью ставится вопрос о выдвижении меня в командоры ордена Почетного легиона. Впрочем, меня это особо не занимало. Вы догадываетесь, что все эти пустяки мне сами по себе глубоко безразличны. Но, к сожалению, в нашем литературном деле невозможно с этим не считаться. Для читателей и даже для специалистов в области литературы звания и почести — это гарантия солидности произведения. И Боже мой, в какой-то мере это даже справедливо. В наше время писательством занялось столько людей, не имеющих к этому никаких способностей! Так или иначе, мои шансы получить командорскую ленту в этом году сильно уменьшились из-за моей безалаберности. И я спросил себя, не может ли случайно ваш парикмахер исправить положение и добиться, чтобы мне воздали должное. Учтите, что мои книги — это мировые бестселлеры, и если бы я хотел интриговать, как это делает множество моих собратьев, то я уже давно стал бы командором.

Они остановились у края тротуара. Мсье Ленуар чуть свысока посматривал на собеседника, во взгляде его сквозило радостное любопытство, весь вид выказывал солдафона, который, глядя на кукольный балаган, так расслабился, что забыл о своей злобности. Он расхохотался, как дитя, затем сказал серьезно:

— Почему бы и нет? Это очень соблазнительный и поучительный опыт. Заведение моего парикмахера находится буквально в двух шагах отсюда. Пойдемте. Я как раз собирался к нему заглянуть, так как, естественно, никогда не бреюсь перед отъездом в Париж. Я думаю, вам тоже не мешает что-нибудь обстричь?

— Да нет, я, как идиот, только что побрился и словно нарочно позавчера подстригся.

— Жаль. Возможно, от этого зависит ваш успех. На вашем месте, милый друг, я бы не колебался — постригся бы под бобрик. Да ладно, сориентируемся на месте.

Заведение парикмахера находилось на улице Реколле. Парикмахер выглядел лет на сорок, был тучноват, с одутловатым лицом и потухшим взглядом. Парикмахерская была скромнее некуда и представляла собой один длинный узкий коридор. Умывальник и отделка из серого мрамора, рифленые стулья, зеркала в резных рамах и с изъеденной местами амальгамой придавали ей провинциальный и обветшалый вид. Несмотря на близость Восточного вокзала, улица была непроезжей, и пассажиры в заведение почти не забредали. Жители квартала и несколько речников с канала Сен-Мартен составляли основную клиентуру. Хозяин сам обслуживал посетителей и управлялся с помощью одного-единственного мальчика. Когда Ленуар и Пондебуа вошли в салон, он как раз заканчивал стричь мальчугана в присутствии матери, которая хотела за свои деньги добиться желаемого результата. Мужчины уселись в глубине лавки, где к ним скоро присоединился хозяин. Он с почтительной улыбкой обратился к Ленуару:

— Ну, как доехали, мсье Ленуар?

— Да неплохо, Муто, неплохо. Почти без опоздания.

Пондебуа заметил, что Ленуар не подал руки парикмахеру и говорил с ним слегка снисходительно, как с подчиненным. Ему не понравилось такое поведение. По его мнению, оно могло повлиять на успех предприятия. Тем временем парикмахер украдкой разглядывал его, пытаясь создать себе мнение о степени его близости с мсье Ленуаром. Тот успокоил его одним взглядом, и парикмахер спросил, понизив голос:

— А как ваши дела на заводе, мсье Ленуар? Все прошло так, как вы хотели?

— Все было великолепно. Поздравляю, Муто. Завод был занят всего три дня, при этом царили невероятная дисциплина и спокойствие.

— Я мог бы сделать и лучше, — как бы извиняясь, произнес парикмахер. — Отдав указание занять завод на три дня, я чуть было не передумал, решив свести все к одному дню. Впрочем, какой-то задел по времени нужен был. Политические лидеры могли бы нарваться на обвинения и неприятности. Все-таки приходится соблюдать видимость, не так ли? Это и вопрос корректности в отношении масс. В общем, главное, что вы остались довольны.

— Довольнее некуда, Муто. Я даже до такой степени доволен, что попрошу вас еще об одной вещи.

— О какой, мсье Ленуар? Я всегда готов оказать вам услугу.

— Ну так вот, я подумал, что ваше влияние могло бы быть полезным в одном деле, интересующем мсье Пондебуа.

Парикмахер любезно наклонил голову в сторону Пондебуа, который ответил улыбкой, полной нежности и доброжелательства.

— Как видите, мой друг — кавалер ордена Почетного легиона, — продолжил Ленуар, указывая пальцем на ленточку в петлице пиджака писателя, — чтобы упрочить репутацию, ему необходимо быть произведенным в командоры Почетного легиона. Вот в общих чертах и все дело.

— Ну, это просто, этот господин должен только записать мне свою фамилию и имя с необходимыми уточнениями. Это очень спешно?

— Спешно? И да, и нет, — ответил Пондебуа, сердце которого колотилось так, что буквально выскакивало из груди. — Конечно, мне хотелось бы получить повышение к 14 июля, но боюсь, уже слишком поздно, не правда ли?

— Да бросьте вы, этим господам просто придется приналечь и немного поспешить. Дело заметано, будьте покойны. Так что, мсье Ленуар, вас обслужить?

— Да, побрейте меня. Что касается волос, то, думаю, пока сойдет и так.

— Я вам их немножко поправлю сзади и возле ушей. Это минутное дело. Подойдите сюда, будьте любезны.

Мсье Ленуар уселся в рифленое кресло перед раковиной серого мрамора. Пондебуа занял соседний стул и, пока парикмахер хлопотал вокруг клиента и готовил свой инструмент, стал рассыпаться в извинениях.

— Мне очень неудобно причинять вам столько хлопот.

— Да ну что вы, — запротестовал парикмахер, водя бритвой. — Это совершенно естественное дело, не так ли? И исполнить его мне совсем не сложно. Если бы мне приходилось хлопотать только по таким делам, я бы не нервничал. Когда нужно только отдавать приказы, все просто. К сожалению, бывает и по-другому. Что изматывает — так это необходимость постоянно размышлять, предвидеть и комбинировать в государственных масштабах. Вы не представляете, какое хлопотное дело — управлять государством. Особенно для меня: на мне же еще и парикмахерская. Вы скажете, что я мог бы нанять еще одного человека, но это не избавит меня от необходимости присутствовать. Хозяина никем не заменишь, самый лучший наемник — это всего лишь наемник. В результате, не считая пары свободных минут среди дня, мне приходится только по вечерам принимать членов правительства. Конечно, я не всех принимаю — куда там, одних министров человек сорок, пришлось бы сидеть до утра. Я могу встречаться только с основными, и то это отнимает кучу времени. Скажу вам даже, что все эти сверхурочные дела моей жене не очень-то нравятся. Она меня так и пилит, чтобы я все это бросил. Но я ей говорю: не так-то легко отказаться от власти.

Водя кисточкой для бритья по лицу мсье Ленуара, парикмахер говорил без тени экзальтации, речь лилась монотонно, будто он был один и просто размышлял вслух. Его мягкий голос, почти без модуляций, казался очень усталым, да и весь его облик дополнял это впечатление. Дряблость лица, тяжелый, угрюмый взгляд человека, страдающего бессонницей, жирные, мертвенно-бледные руки, брюшко, высовывающееся в прорезь расстегнутого халата, полосатые брюки, стрелка которых ломалась о войлочные тапочки, — все в нем опровергало догадку, будто он предается игре воображения. Он передвигался довольно тяжело, и когда он вспомнил о варикозном расширении вен, которое его мучило в теплое время года, голос его вдруг стал более озабоченным. Затем он продолжал прерванную речь тем же сплошным речитативом. Пондебуа взволнованно ловил в зеркале взгляд Ленуара.