Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Благодарю, но как же тогда быть с Мишелем? Если мы поженимся, то я могу стать ревнивым. Не говоря уже о том, что и твоего Жильбера придется иметь в виду.

Валерию покоробило упоминание о «ее Жильбере», с которым она якобы уже не встречалась да и вообще никогда на него всерьез не смотрела. Мы вышли в столовую. Парень в зеленой рубашке сидел на полу на своем обычном месте. Мишель вырывал из тетрадки только что перечитанные листки и рвал их на части, приговаривая: «Нич-ч-чего хорошего. Брошу я, наверное, эту пьесу да напишу взамен песенку на три куплета. Так будет куда проще».

Когда в половине восьмого я вошел в квартиру Татьяны, Соня беседовала с какой-то женщиной ее возраста. Они говорили по-русски, и Соня по-русски же представила меня и по-русски заговорила со мной, передавая мне письмо. На конверте рукой! Татьяны было написано мое имя. Я разорвал конверт.

Мартен, милый.

Я улетаю В Берлин с нашими на показ Весенней коллекции моделей, который начнется В понедельник. Мне очень горько, что не удалось поцеловать тебя на прощанье. Боюсь, что В течение нескольких месяцев мы не сможем часто видеться. По настоянию Рафаэло я согласилась показывать модели в Европе и В Америке. Мне придется поездить, и я смогу немного заработать. Думаю, нам удастся Встречаться раз или два В месяц. Не грусти. Я Все время думаю о тебе. Крепко целую.

Татьяна.

P. S. Только что прочитала в позавчерашней газете: Супруги Суфляр и их дочь Флориана не смогли признать в молодом человеке, страдающем амнезией, который был подобран на Вандомском Вокзале, своего сына Леопольда, таинственно исчезнувшего, как сообщалось, вечером 23 сентября.

Несмотря на уговоры Сони, перешедшей наконец на французский, я откланялся и вернулся домой. Валерии и Носильщика уже не было. Я пошел на кухню и, не присаживаясь, съел банку сардин с хлебом. Ложиться спать было слишком рано. Я перешел в столовую и сел за стол Мишеля. Я попытался думать об исчезнувшем Леопольде Суфляре и о его сестре флориане, чье имя заслуживало внимания, но мысли мои не лежали в направлении тайны юного незнакомца, я мог думать только о Татьяне и о ее внезапном отъезде, повергнувшем меня в растерянность. Я рассеянно взял в руки тетрадь, из которой Мишель повырывал листки, и стал читать.

XIV

Желтая тетрадь Мишеля

(без названия)
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Немногочисленная публика состоит из женщин до тридцати лет и мужчин до сорока. Все одеты в яркие одежды. Вдруг в партере раздаются возгласы: «Алжир французам!» и «Свободу Алжиру!» Зрители бросаются друг на друга. Завязывается жестокая короткая драка. При звуке трех ударов, возвещающих начало спектакля, зрители занимают свои места. На носилках уносят убитого. Занавес поднимается. На сцене слева стол и стул, справа — стул, прямо перед залом — плетеное кресло. Суфлерская будка повернута к залу, а не на сцену.

За столом перед папкой с документами сидит <b>Жан-Пьер Донадье</b>. В отверстии суфлерской будки появляется <b>Бордер</b>, суфлер. На сцену из глубины выходит <b>Селестен</b>, и пока он пробирается вперед, перешагивая через провода и доски, Бордер наигрывает на губной гармошке мелодию «Проезжая по Парижу, приложусь к бутылочке…»

СЕЛЕСТЕН (останавливается за креслом). Тук-тук.

ЖАН-ПЬЕР. Входите. А, это ты, Селестен. Здравствуй. Как дела?

СЕЛЕСТЕН. Все в порядке. А ты как? Ты посылал за мной?

ЖАН-ПЬЕР. Да, только подожди минутку. Садись.

БОРДЕР. Жан-Пьер Донадье, красивый хорошо одетый молодой человек, хозяин завода. Селестен — служащий. Его отец работал на заводе вахтером, т. е. оба этих юноши давно знают друг друга. Донадье-отец, сошедший в семейный склеп три года тому назад, захотел когда-то, чтобы Селестен получил такое же образование, что и его собственный сын. К несчастью, Жан-Пьер был всегда среди отстающих, а Селестен — всегда первым учеником, в чем и проявилось его незнание жизни. И потому, когда ему исполнилось четырнадцать лет, господин Донадье взял его на завод. Тридцать тысяч франков в месяц. Родители были в восторге. Сейчас он получает пятьдесят тысяч. Для холостяка, в маленьком городе, недурно.

ЖАН-ПЬЕР. Все, готово. Что-то мы с тобой давненько не виделись. Правда, ты теперь перебрался в корпус Г. К тому же и у меня столько работы… Тебе все-таки получше: гудок прогудел, и ты пошел себе. Ну, да ладно. Как там Эрнестина? Все еще в Париже?

СЕЛЕСТЕН. Где ж ей еще быть. Вообще-то, сестричка моя нечасто пишет.

ЖАН-ПЬЕР. Странная идея — уехать в Париж, чтобы стать программисткой. С таким же успехом она могла бы обучиться этому и у нас на заводе. Ты помнишь, как вы вдвоем приходили по четвергам к нам в сад и мы играли вместе с моей сестрой?

СЕЛЕСТЕН. Помню.

ЖАН-ПЬЕР. Ха-ха! Помню, один раз мы насмеялись… Иоланда сняла с твоей сестры штанишки, а мы все плевали ей между ягодиц.

СЕЛЕСТЕН. Ты плевал ей между ягодиц. Я — нет.

ЖАН-ПЬЕР. Да? Может быть. Во всяком случае забавно было, правда? Тебе, похоже, неприятно?

СЕЛЕСТЕН. Представь себя на моем месте. Допустим, что я пацаном плевал между ягодиц твоей сестре, а сейчас…

ЖАН-ПЬЕР (сухо). Прошу тебя.

БОРДЕР. Это не одно и то же, Селестену следовало бы это понимать.

ЖАН-ПЬЕР. Хочешь знать, зачем я тебя вызвал? Так вот. До меня доносится со всех сторон, что ты прямо какой-то донжуан и промышляешь по всему заводу. Не отпирайся. Меня хорошо информируют. Заметь, что я не собираюсь читать тебе мораль. У меня широкие взгляды, и не мне упрекать тебя, что ты спишь с девчонками с завода. Среди них, кстати, есть очень красивенькие.

СЕЛЕСТЕН. Поскольку я работаю в корпусе Г, у меня нет возможности встречаться с ними.

ЖАН-ПЬЕР. Другими словами, ты охотишься на служащих. Вот тут-то, старина, мне и придется охладить твой пыл. Сейчас девушки из хороших семей все чаще идут работать. Они становятся учительницами, редакторами, секретаршами, Бог знает, кем еще. Все просто, они шагают в ногу с историей. Понимаешь?

СЕЛЕСТЕН. Нет.

ЖАН-ПЬЕР. Не важно. Мой долг — заботиться об этих воспитанных девушках из почтенных семейств и не допускать, чтобы они сами или их семьи могли быть запятнаны. Мне сказали, что ты крутишься вокруг Ольги Кутюрье.

СЕЛЕСТЕН. Тебя ввели в заблуждение. Но даже если б это было правда, я не решился бы причинить ей зло, ибо все знают, что она была твоей любовницей.

БОРДЕР. И снова Селестен попал пальцем в небо. Ему следовало бы понимать, что приличная девушка не теряет в глазах общества, если переспит с молодым предпринимателем. Наоборот.

ЖАН-ПЬЕР. Не забывай, что ты занимаешь на заводе определенное положение. Ты относишься к тем работникам, которые должны служить примером остальным. Не могу понять, с чего это ты так вот стал бегать за юбками. Еще совсем недавно ты писал стихи, даже проспектик опубликовал, как бишь он назывался…

СЕЛЕСТЕН. «Платформа».

ЖАН-ПЬЕР. Что?

СЕЛЕСТЕН. Я говорю, что проспектик тот назывался «Платформа».

ЖАН-ПЬЕР. Вот именно, «Платформа». Кстати говоря, красивое название и точно отвечает тому, что оно должно значить. Почему бы тебе не продолжить это занятие? Все же лучше, чем приставать к девицам. Уверен, что времени на это уходит меньше.

СЕЛЕСТЕН. Ты знаешь, я очень много переписываю заново. К тому же, согласись, это разные вещи.

ЖАН-ПЬЕР. Послушай, Селестен, что я тебе скажу. Благоразумнее всего тебе было бы жениться. Ты вполне можешь найти хорошую девушку…

34
{"b":"566604","o":1}