— Бей, — приказал он.

Ошалев от боли, мальчишки принялись лупить друг друга, все более стервенея. Остальные плясали вокруг, подзадоривая:

— Дай ему, Дрын!

— Чинарик, врежь ему по сопатке!

Они катались по мокрой грязи, норовя ухватить камень, срывая ногти, а Ростик стоял над ними, как бог, и наслаждался.

Потом он устроил общую свалку, бросая беспризорникам пятаки и гривенники. Они пытались их ловить, сталкивались, падали и, перемазавшись соплями, грязью, кровью, становились совсем страшилищами, не похожими на людей. Но Ростику это нравилось, и, прекращая развлечение — жалко было пятаки и гривенники, он хмурился...

Потихоньку от американцев, со стыдом, отвращением, растерянностью, Николай Иванович пытался узнать у Ростика и тех двоих, с привокзального рынка, откуда они берут сигареты.

Мальчишки в один голос утверждали, что сигареты им дал солдат.

— Какой солдат?

— Тощий такой, высокий, в шинели, — наперебой объясняли Ростик и его дружки, не глядя на Николая Ивановича, но нагло описывая его приметы. — С бородкой, усами, бледный, глаза красные, в картузе...

Он переговорил с ключницей, у которой в складе хранились несколько десятков пачек сигарет для курящих учителей, но все пачки были целы.

Между тем эта грязная спекуляция привлекала ребят. Одних — возможностью заиметь наконец свои деньги. Других — тайной, опасностью. А для некоторых, как узнала Катя, не было никакой спекуляции, а было испытание воли. Кто проводил это испытание? Кто упорно превращал ребят в мелких жуликов, в копеечных бизнесменов?

Судя по многим признакам, даже Миша Дудин попал в эту историю. Он куда-то исчезал и не говорил Аркашке. Иногда он появлялся грязный, заплаканный, но яростно отрицал, что плакал. Иногда вызывающе позвякивал в кармане серебром, но ни Аркашка, ни Ларька, даже Катя не замечали...

Однажды утром, проснувшись, Аркашка нашел на своей кровати широкий солдатский кожаный ремень, о котором давно мечтал. Кто был в комнате, спрыгнули с кроватей рассматривать ремень, один Ларька не подошел.

— Мишка? — спросил Аркадий. Ларька кивнул...

Тогда, отобрав у восхищенных ребят ремень, Аркашка разыскал Мишу.

— Что мне, выдрать тебя этим ремнем? — спросил он вполне серьезно.

Миша молча смотрел на Аркашку. Раз Аркашка говорит — все правильно. И он приготовился к выволочке, хоть и не знал, за что.

— Где ты его взял?

— Купил...

— За сколько?

— За тридцать рублей...

— Чего-о? — ахнул Аркашка. Тридцать рублей были немалые деньги. — Откуда они у тебя?

— Заработал... Выдержал испытание!

— Какое еще испытание?

— На силу воли и верность!

— Ростик вас испытывает?

— Ростик! Ты что! Стал бы я с ним вязаться!

— А кто?

Но Миша только пожал плечами. Он густо покраснел, объясняя, что сказать не может.

— И так наболтал, — проговорил он уныло. — Теперь с меня штраф...

— За что?

— Болтун — находка для шпионов...

Впервые в жизни Миша темнил с Аркашкой. Раздосадованный Аркашка сказал:

— Все! Не нужен мне такой адъютант!

Миша потупился.

— Все! Снимаю тебя!

У Миши задрожали губы и лицо стало совсем жалкое.

— Катись!

У Миши показались на глазах слезы, и он убежал.

— Понял, откуда ветер дует? — спросил Ларька.

— А то! — со злостью кивнул Аркашка.

Тут же решили взять это загадочное дело в свои руки. Установили непрерывное, круглосуточное наблюдение. После ужина стали поступать со всех постов сигналы:

— Вышел из учительской.

— Навестил Круков.

— Зашел в кладовую.

— Направился к прачечной.

— Прошел мимо.

— В прачечную вошли Ростик и двое новеньких.

—Шесть человек вошли в прачечную.

— Еще одиннадцать человек скрылись в прачечной.

— Внимание! В прачечную прошел Миша Дудин.

И спустя две минуты дал сигнал Гусинский:

— Он — в прачечной.

Ларька скользнул во двор, Аркашка за ним. Третьей пошла Катя.

Серый, небольшой домик, где помещалась прачечная, стоял на отшибе, у самой ограды.

К домику подошла Катя. Она несла небольшой узелок с бельем. Девочки ходили стирать сами. Катя протянула руку к двери, но тут из-за угла вышел незнакомый мальчишка и посоветовал:

— А ну, мотай отсюда.

Больше он ничего не успел сказать, потому что лежал на земле, а на нем сидели неизвестно откуда появившиеся Ларька и Аркашка.

Аркашка держал стража за горло и на всякий случай выяснял:

— Жить хочешь?

Парень кашлял и таращил глаза, давая понять, что предпочитает еще пожить хоть немного.

— Говори шепотом, но быстро, — велел Ларька. — Там чего?

— Суд... — прохрипел парень. — Мишку судят...

Ларька поднял руку. Через минуту около прачечной бесшумно возникли пятьдесят ребят, ударная сила красных разведчиков.

Велев всем не двигаться, Аркашка подобрался к единственному окну прачечной.

Прежде всего он увидел того, кого и думал увидеть, — Майкла Смита. Смит держал Мишу за руку и зло допрашивал. Миша мотал головой. Остальные стояли вдоль стены, боком к Аркашке, и напряженно следили. Аркашка не понимал, что там происходит, потому что ничего не слышал.

Между тем Смит шипел на Мишу:

— Ты трус!

При этом он все сильнее сжимал Мишину ладонь, ожидая, когда он взвоет. Смит учил преодолевать боль...

— Я не трус, — возразил Миша.

Он не смотрел на Смита, и лицо у него оставалось безразличным, как будто он ничего не чувствовал.

— Из тебя еще можно сделать человека. — Смит нехотя выпустил Мишину ладонь. Миша только пошевелил пальцами... — Стань на колени.

Он сказал это будто между прочим. Но Миша даже пальцами перестал шевелить и ответил очень серьезно:

— Мы теперь на колени не становимся.

— Кто это «мы»?

— Мы, ребята. — И, шумно выдохнув испуг, который где-то застрял, решительно добавил: — Красные разведчики.

— Какой ты красный, — влез Ростик, — ты спекулянт с черного рынка. Тебя Аркашка прогнал.

— А мы тебя берем, — строго сказал Смит. — Подаем руку помощи. Но и ты будь нам верен. — Глаза у него заблестели, стали еще жестче. Миша невольно отвернулся. — Смотри мне в глаза! На колени! Клянись на верность!

Но Миша упрямо покачал головой:

— Красные разведчики на колени не становятся...

Тогда Смит дернул Мишу к себе, размахнувшись, дал ему пощечину и падающего толкнул так, что Миша рухнул на колени. Он попытался вскочить, но Смит не давал...

В ту же секунду Аркашка разбил кулаком окно и затряс в образовавшуюся дыру окровавленным кулаком:

— Бей гадов!

Но Смит, выпустив Мишу, глядел почему-то не на Аркашку, а на дверь. Туда лавиной вваливались ребята. Впереди медленно двигался Ларька. Он шел на Смита, молча скалясь...

— Как вы смеете! — крикнул Смит. — Скауты, ко мне!

Красные разведчики окружали Смита, и никто не двинулся ему на помощь.

— Назад! — закричал Смит, но его окружили еще теснее. Он попробовал пробиться сквозь толпу, но завяз. Глаза у него забегали, как у Валерия Митрофановича.

— Пошли! — приказал ему Ларька.

Они доставили его к Крукам.

По дороге Смит, посмеиваясь, объяснял, что они ничего не понимают, никаких разведчиков, ни красных, ни черных, из них не получится, потому что они полностью лишены важнейшего качества — беспрекословного повиновения. И спекуляцию сигаретами Смит проводил вроде бы для того, чтобы испытать молодых скаутов — их послушание, силу воли, умение преодолевать страх и боль (если поймают и побьют...).

— А зачем отбирали всю выручку? — поинтересовался кто-то из незадачливых скаутов.

— Разведчику, — поучительно изрек Смит, — не нужно ничего, кроме победы и славы!

— Это он тебя купил на такую дешевку? — сердито спросил Аркашка у Миши.

Никто из ребят никогда не узнал, о чем беседовали Круки со Смитом... Но победа красных разведчиков была Смиту очень неприятна...

За окном на все еще голой ветке прыгал, подрагивая хвостиком, воробей. Миша грустно смотрел на него. Воробья было жалко. Все-таки Миша жил в доме, в тепле. А у воробья аж перья встают дыбарем на ветру, и клюет он какую-то чепуху. У него нет ни суконных брюк навыпуск, ни начищенных до блеска башмаков. Вон лапы-то голые. Небось замерзли...