Но Киджакази жила вне времени. С детства она гнула спину на хозяина и не представляла себе иной жизни. Друзей у нее не было; никто никогда не разговаривал с ней, никто не мог рассказать ей о том, что происходит вокруг. До нее долетали лишь обрывки случайно услышанных чужих разговоров, но ей не было до них никакого дела. Она довольствовалась тем, что имела, и благодарила бога за то, что он дает ей силы честно выполнять свой долг.
Батраки — мужчины и женщины, взрослые и дети — приходили и уходили, а Киджакази оставалась. Многие из батраков работали у Фуада так недолго, что она даже не успевала узнать их имен, а люди у хозяина долго не задерживались: мало кто мог терпеть его жестокость и грубые выходки. Ко всем, кто работал на него, он относился как к своим рабам.
На Фуада батрачило много людей, но не все были такие покорные, как Киджакази. Взять хотя бы Мариам. Это была симпатичная девушка с красивой фигурой. Ее искрящиеся глаза были похожи на яркие звезды, свет которых пробивается даже через толщу облаков. Мариам работала очень старательно, но не хотела, чтобы из нее выжимали все соки и помыкали ею как скотиной. Если она чувствовала, что устала, то находила время отдохнуть.
Фуад заметил красоту молодой батрачки и, словно кот, охваченный любовной истомой, начал кругами ходить вокруг нее.
Однажды Мариам понесла в коровник корм для скота. Увидев это, Фуад тут же пошел за ней.
— Мариам, подойди сюда, я тебе кое-что скажу, — вкрадчиво позвал он девушку.
Мариам очень удивилась, что хозяин против своего обыкновения так ласково заговорил с ней. Она подошла поближе и остановилась в нескольких шагах от него.
— Знаешь, Мариам, я давно хотел тебе сказать, но все как-то не представлялось случая… — начал Фуад.
— Что же вы хотели мне сказать, господин?
— Что? Подойди поближе — скажу.
— Говорите, господин. Я и отсюда все слышу.
В Фуаде снова заговорил хозяин:
— Если я тебя зову, значит, ты должна… — но, не закончив фразу, он бросился на Мариам, обхватил ее руками и начал целовать.
— Я не хочу, не хочу! Отпустите меня! — закричала девушка. Ей в конце концов удалось вырваться из рук хозяина и выбежать наружу.
— Грязная свинья! — донесся до нее голос рассвирепевшего помещика.
Неподалеку от коровника трудились батраки, и Фуад, естественно, не хотел, чтобы они знали подлинную причину его гнева. Поэтому, выйдя наружу, он закричал на девушку:
— Я покажу тебе, как надо работать! Если я еще раз увижу, что ты прохлаждаешься, я разобью тебе голову и прогоню на все четыре стороны. Вот так я поступаю с лентяями!
Батраки прекратили работу и с тревогой наблюдали за происходящим.
— А вы что встали? Это вас не касается! Занимайтесь своим делом, — заорал на них Фуад и ушел в дом, а Мариам так и осталась стоять у коровника, дрожа от страха.
— Что случилось? — с сочувствием спросил у Мариам один из батраков, не отрываясь от работы: хозяин мог в любой момент вернуться, и тогда не избежать новых неприятностей.
— Он хотел меня ударить, — ответила Мариам, придерживая рукой разорванное платье. Она тоже решила не говорить, что произошло между ней и Фуадом.
— За что? — спросил тот же батрак, но Мариам ничего не смогла ему ответить. От жгучей обиды перехватило горло, закапали слезы. Она отвернулась и, размазывая их по лицу, побрела обратно в хлев.
А в это время Фуад зашел в свою комнату, бросился на кровать, вытащил из-под подушки пачку сигарет и закурил. Все больше распаляясь, он думал о Мариам. Сердце ныло от любовной истомы, но барское самолюбие было ущемлено: "Как это она, рабыня, посмела отказать мне, своему господину? Да еще кричала: "Не хочу!" Ах, какой стыд! Ну да ничего, она еще поплатится за это. Попрошу кого-нибудь из батраков помочь мне ее поймать и затащить сюда…"
Фуад понимал, что в одиночку ему с Мариам не справиться: хотя он был рослым мужчиной, в теле его не было силы — ведь он никогда не занимался физическим трудом.
Он вышел из дому и направился к коровнику. Подойдя к нему, он что есть силы рванул дверь и вошел. Обернувшись на шум, Мариам увидела в дверях перекошенное от ярости лицо хозяина.
— А ну иди-ка сюда! — приказал Фуад. Он собирался было подозвать работавших неподалеку батраков, но девушка выскользнула из коровника, бегом бросилась к лесу и вскоре исчезла в зарослях.
— Бегите! Хватайте ее! Приведите сюда! — закричал Фуад батракам. Все побросали мотыги и побежали в лес искать Мариам, но, несмотря на долгие поиски, найти ее так и не удалось.
Хотя для помещика считалось зазорным якшаться с простыми крестьянками, Фуад ничего не мог с собой поделать. Он часто слышал от своих друзей, сынков богатых помещиков, истории о том, как хорошо они развлекались с крестьянскими девушками, и Фуад мечтал найти себе какую-нибудь деревенскую красотку, чтобы убедиться в правдивости этих историй.
Каждый день после вечерней молитвы он отправлялся гулять в деревню, заходил в дома крестьян, притворяясь, будто бы интересуется их жизнью, а на самом деле высматривал молодых девушек.
Однажды он зашел к старику Шарвани и просидел у него целый вечер. Старик жил в маленькой хижине, все богатство которой состояло из скрипучей кровати, покрытой изношенной циновкой, низенькой скамеечки да груды кокосовой скорлупы для очага. Старик Шарвани не знал, что привело к нему хозяина, но если бы и догадался, то счел бы это за честь. Как же, его внучка приглянулась самому помещику! Встреченный восторженными приветствиями, Фуад осторожно, чтобы не испачкать свою нарядную одежду, вошел внутрь. Старик Шарвани, немного суетясь от волнения, достал откуда-то новую циновку, постелил ее на полу, пригласил Фуада сесть, а сам уселся на скамеечку. Мало-помалу завязалась беседа. Шарвани многое повидал на своем веку, он рассказывал о тех временах, когда господин Малик был еще совсем молод. Старик вспоминал и о том, какие торжества были устроены в Коани в честь рождения Фуада. Но в основном разговор шел о прежнем хозяине поместья.
— Господин Малик был очень аккуратным человеком. Даже муха не решалась сесть на его белоснежную канзу. Да, он был очень хорошим человеком — на всем острове не найти было второго такого.
К восхвалениям родителей Фуада сводились все рассказы старика Шарвани: а вот господин Малик… а вот госпожа Маимуна… И не то чтобы покойные господа были такими уж хорошими — просто старику хотелось сказать Фуаду что-нибудь приятное. Но Фуад пришел, конечно, не за этим. Дело в том, что у старика Шарвани была внучка — молодая девушка по имени Мконгве.
— На днях я видел Мконгве. Большая выросла, — вдруг не к месту вставил Фуад, которому надоели эти бесконечные воспоминания.
— Да, уже настоящая невеста, — отозвался старик Шарвани с улыбкой.
Фуаду было так жарко, что казалось, будто его поджаривают на костре. Чад от самодельной керосиновой лампы щипал глаза.
— А чем она занимается?
Старик Шарвани широко улыбнулся, обнажив совершенно беззубый рот.
— Она работает в поле, помогает мне во всем. Вот циновку, на которой вы сидите, она сплела, У внучки золотые руки.
В хижине стало еще жарче, и Фуад больше не мог терпеть.
— Я, пожалуй, пойду. Надо еще помолиться.
— До свидания, господин Фуад. Приходите еще, — говорил старик, раболепно кланяясь.
Фуад зашел в небольшую молельню, которую он велел построить неподалеку от своего дома, но молиться в тот день он не мог — все его мысли были о Мконгве. В конце концов он решил снова зайти к старику Шарвани и ходить к нему до тех пор, пока тот не согласится послать свою внучку в господскую усадьбу.
Хотя Фуад частенько ездил в город и встречался там с женщинами, лицо Мконгве все время стояло перед его глазами. Он досадовал на себя за то, что мечтает о крестьянской девушке, которая по происхождению недостойна его. Он все время изводил себя вопросами: "Что мне сделать, чтобы перестать думать о ней? Может быть, зазвать домой и там овладеть ею силой? Или одарить ее одеждой и деньгами, чтобы она сама согласилась стать моею? А может, просто выкинуть ее из головы и зря не мучить себя?" Но где там! Чем больше он думал об этом, тем больше ему хотелось добиться ее любви. Нет, нужно во что бы то ни стало уговорить деда, пусть он позволит ей работать у него. Фуад был уверен: если Мконгве станет его батрачкой, то со временем ему удастся добиться своего.
