— Пойдем, сынок.

По пути Киджакази стала рассказывать Мачано о своих несчастьях. Речь ее была сбивчива, она путалась, перескакивала с одного на другое.

— Давайте присядем, — предложил ей Мачано, и они сели на бревно в тени под раскидистым деревом. Юноша внимательно, не перебивая выслушал ее рассказ и предложил:

— Знаете, вам нужно поговорить с председателем кооператива. Я сейчас позову его.

Он ушел, а Киджакази осталась сидеть на бревне. Она сидела долго, никто не приходил. Наступил вечер, начало смеркаться. Дул приятный ветерок, и Киджакази, вытянув уставшие ноги, вдруг незаметно для себя уснула.

Проснулась она как от толчка и увидела перед собой высокого человека. Его лицо показалось ей знакомым, и, приглядевшись, она с удивлением узнала в нем Вуаи, бывшего батрака, который когда-то работал на Фуада. Киджакази хорошо помнила, как Фуад выгнал его и как сама она осуждала Вуаи, считая, что он наказан справедливо.

Вуаи был удивлен не меньше Киджакази. Он помнил, как предана она была своему господину и с каким усердием работала на него, и не понимал, что привело ее в кооператив.

— О, Киджакази! Не ожидал вас здесь увидеть. Так это вы хотели со мной поговорить?

— Я.

— А вы узнали меня? — спросил Вуаи, приветливо улыбаясь.

— Конечно, узнала.

— Кто же я?

— Боюсь ошибиться, но мне кажется, что ты Вуаи. Мы вместе работали с тобой у Фуада.

— Правильно! — весело рассмеялся Вуаи. — Что случилось, Киджакази? Солнце уже почти село, а вы все еще здесь. Хотите сказать что-нибудь важное?

— Да, потому я и пришла сюда.

— Вы все еще у Фуада? — спросил Вуаи.

— Сейчас я оттуда, но думаю, что не вернусь к нему.

Вуаи присел на бревно рядом с Киджакази и посмотрел ей в лицо.

— Что же вам сказал Фуад? Он сам вас послал сюда?

Киджакази хотела все рассказать Вуаи, но не могла справиться с волнением. Она не знала, с чего начать, и в конце концов разрыдалась.

— Он подлый! Подлый! — говорила она сквозь слезы.

— Я знаю, — сказал Вуаи, кладя руку ей на плечо.

— А вы еще назначили его здесь главным. Ведь ты знаешь, как он мучил своих батраков. Если скажет: сними с меня ботинки, — значит, ползай перед ним на коленях, а если замешкаешься, станет бить ногами, да так, что потом не вздохнешь. Он ненавидит всех нас, презирает, а вы его — главным. Дураки!

Киджакази долго рассказывала Вуаи о Фуаде, забыв о том, что он и сам был его батраком и на своей шкуре испытал все «милости» помещика. Но Вуаи не перебивал, понимая, что творится у нее на душе.

— Кто же вам сказал, что Фуад у нас главный? — спросил он, когда Киджакази замолчала.

— Он сам и сказал.

— Это неправда. Он обманул вас. Запугать, наверное, хотел.

— Значит, не он главный? — обрадовалась Киджакази.

— Даже если бы он захотел стать простым членом кооператива, мы бы не приняли его. Знаем мы этих помещиков!

— Правда, истинная правда!

Вуаи внимательно посмотрел на Киджакази и с жалостью отметил про себя, что она сильно постарела. Долгая работа на Фуада совсем подкосила ее. Он вспомнил, как сам работал на помещика, вспомнил, какие унижения ему приходилось терпеть.

— Так что же, Киджакази, вы не приходили к нам до сих пор? — спросил он.

— Дурой была, — коротко ответила она.

— А не захотите потом вернуться к Фуаду?

— Аллах меня спаси! Ни в коем случае! Лучше сгинуть, умереть от голода на чужбине, чем возвратиться к этому выродку.

— Киджакази, вы, наверное, слышали, что мы живем здесь как братья. Всем нам довелось испытать одни и те же лишения, только вам, пожалуй, больше, чем другим. Я предлагаю вам вступить в наш кооператив и трудиться вместе с нами. Что вы на это скажете?

— Зачем кооперативу такая старуха, как я? — горько сказала Киджакази. — Силы оставляют меня, я не могу больше работать. Какая вам от меня польза?

— Так вы что, шли сюда только для того, чтобы рассказать нам про Фуада? — улыбнулся Вуаи. — Мы с радостью примем вас в свой кооператив. Сейчас правительство и партия Афро-Ширази заботятся о пожилых людях. В Себулени уже построены дома для престарелых. Но вы будете жить у нас. Вы всю жизнь ухаживали за скотом, и у вас в этом деле большой опыт. Вот я и подумал, что было бы хорошо, если бы вы поучили наших девушек. Вы можете принести кооперативу большую пользу, жаль только, что вы не пришли раньше. Ну что, остаетесь?

Вне себя от радости, Киджакази поймала руку Вуаи и попыталась поцеловать ее, но он не дал ей этого сделать.

— Киджакази, вам придется оставить свои старые привычки. Здесь мы все равны. У нас нет избранных, кому целовали бы руку. — Вуаи помолчал, а потом добавил: — Значит, вступаете в кооператив? Это хорошо. Сначала вы у нас отдохнете и подлечитесь, а потом приступите к работе. Вам нужны люди, чтобы помочь перенести сюда вещи?

— Чьи вещи? Мои? Да у меня и нет-то ничего. Вот только что на мне надето, и все.

Вдруг Киджакази вздрогнула от громкого гудка. Это был сигнал заканчивать работу. Через минуту пустой поселок наполнился людьми, среди которых в окружении других девушек шла Мконгве. Старая женщина бросилась ей навстречу, и они обнялись.

— Доченька, я так тебе благодарна! Ты открыла мне глаза, — говорила Киджакази. По щекам ее текли слезы.

Вокруг них стали собираться люди. Они узнавали Киджакази и радостно приветствовали ее.

— Успокойтесь, успокойтесь, не плачьте. Теперь вы у себя дома. Видите, как все рады вам. Пойдемте ко мне, — говорила Мконгве. Она взяла Киджакази под руку и повела к себе.

Их окликнул Вуаи:

— Вы решили, где Киджакази сегодня переночует?

— Ничего, ничего, мне все равно. Я найду место, — смущенно заговорила старая служанка, но Мконгве перебила ее:

— Она будет спать у меня. Я уступлю ей свою кровать, а сама лягу на циновке.

— Спасибо, доченька! Большое тебе спасибо! — сказала растроганная Киджакази, и две женщины, молодая и старая, взявшись за руки, пошли к дому, где жила Мконгве.

А оставшийся в одиночестве Фуад не смог больше жить на Занзибаре и скоро бежал за границу. Больше о нем никто ничего не слышал.