Предчувствие счастья охватило ее. Она открыла глаза, осмотрелась, заулыбалась. Светлые стены, слева, над столом, картина. Она знала на ней каждый блик света, каждую деталь сюжета. На картине была изображена маленькая девочка, тянувшаяся к роскошной фруктовой тарелке и оглядывавшаяся на огромного пса, заснувшего под столом. Полупрозрачные удлиненные виноградины на блюде. Нежный глаз ребенка. Легкая, нагретая телом и сном рубашка. Розовая плоть пухлых ножек…
Майя подошла к столу. Выдвинула ящик. Здесь все так же лежали ее тетради, коробочка с перьями, чернила в бутылке. Майя выдвинула ящик до конца, вынула его из стола и отставила в сторону. Запустила руку в образовавшуюся щель. Пальцы уверенно ощупывали деревянное чрево, и вскоре Майя наткнулась на то, что искала, – она достала на свет небольшую черную шкатулку, припрятанную в зазоре между ящиками. Открыла ее. Все ее бесценные детские сокровища сверкали на темном щелке – крошечный перламутровый бинокль, обмылки зеленого стекла, подобранные когда-то на берегу озера, засохший бархатный шмель, сломанная булавка с огромным стеклянным бриллиантом, записка от отца.
Майя провела пальцами по плотной пожелтевшей бумаге. С беззвучным грохотом осыпались невидимые стены… Она отложила шкатулку, подошла к кровати. Откинула покрывало. И легла. Легла в эту белую люльку, полную воспоминаний о снах, об утреннем солнце, будившем ее в погожий день, о слезах и горестях, которые, смешиваясь с пером, растворялись в глубинах подушки, о кошмаре, пролетевшем над головой в темноте ночи, о жаре болезни, о грезах накануне Рождества…
Майя прикрыла за собой знакомую дверь и вышла обратно в коридор. Синий мяч, забытый на подоконнике, упал и покатился наискосок, пересекая ее путь. Она подождала, пока затихнет скачущий звук, и направилась дальше. Она знала, куда идти. Само тело помнило расположение комнат, коридоров и переходов. Это в чужих домах и квартирах она ходила, разбивая себе голову о стены. Здесь ей был знаком каждый поворот, каждая выщербина на половице и трещина на двери. Это был ее дом. И по мере того, как она шла вперед, он наполнялся жизнью и к Майиным бледным щекам приливал румянец, и сердце билось все чаще, но на этот раз не от страха, а он горячащего кровь нетерпения…
Семья
Майя вошла в столовую. За массивным столом сидели Варя, мама, бабушка Ида и отец. Звякали приборы, лилась вода из графина в высокий бокал – за столом обедали. Майя приблизилась. Она стояла совсем рядом, но ее никто не замечал. Она видела, как красными гранями переливается вино в хрустальном графине, вдыхала аромат запеченного с травами мяса, смотрела на мягкую пористую поверхность ломтей свежего, еще теплого хлеба. Это все не было сном, этот мир был реальным, наполненным и переполненным запахами и звуками.
– Варя, сядь прямо, – раздался звучный властный голос пожилой женщины. – Нечего висеть над тарелкой.
Варя выпрямила спину и недовольно засопела.
– Майя, садись к столу, – позвала Зинаида. – Как ты долго. Мы заждались.
Майя вздрогнула. Из-за спины матери вышел старик. Майя уставилась на него.
– Валериан?… Ты? – ахнула она.
Тот смущенно улыбнулся и выдвинул стул, предлагая Майе сесть. Она, все еще не веря своим глазам, обошла стол, села и схватила старика за руку.
– Филиппыч…
Тот склонился над ней. Майя отпустила его.
– Да, барышня, сейчас я вам приборы принесу, – произнес он и скрылся.
Майя посмотрела перед собой – рядом с тарелкой лежало все необходимое.
– Ага, у него целый день в голове черт-те что, – доложила Варя.
Бабка одернула ее.
– Варя!
Майя повернулась в сторону Иды. Ее встретил знакомый властный взгляд.
– Что-то ты бледная какая-то, – бесстрастно прокомментировала та. – Спала плохо?
Майя кивнула и посмотрела на отца. Тот сидел, не поднимал глаз. Он был занят едой, питьем и собственными мыслями и словно не замечал ни семьи, ни Майи. Вновь появившийся из-за спины Филиппыч положил Майе в тарелку ломоть мяса, приправил его соусом.
– Приятного аппетита, барышня!
– Спасибо, – машинально отозвалась Майя.
Никто из сидящих за столом не удивился ее приходу. Здесь был еще один обычный день, еще один совместный обед, еще одно собрание семьи за большим столом. Майя повернулась к Зинаиде.
– Мама…
Та остановила ее движением руки.
– Майя, деточка, потом разговоры, давай сначала поедим. Майя послушно взялась за приборы, отрезала кусочек мяса, поднесла вилку ко рту и… опустила ее. У нее не было аппетита. Но не она одна за этим столом не хотела есть. Варя крошила свой хлеб и разводила соус узором по всей тарелке. Время от времени она исподтишка поглядывала на Майю. Наконец она не выдержала.
– А я тебя сразу узнала, – с торжеством на весь стол заявила она. – Ну, я сначала подумала, что ты какая-то самозванка, а потом смотрю, и правда – ты!
– Варя! – взмолилась мать.
– Да надоело уже! – взбунтовалась Варя, откладывая вилку. – Ну не хочу я больше есть.
Она сорвала салфетку, спрыгнула со стула и подбежала к Майе. Вынула что-то из кармана и положила на стол перед ней.
– На, держи! – сказала она.
Перед Майей на белую скатерть стола легли ее потерянные часики.
Варя вернулась на свое место. Майя машинально взглянула на циферблат. Он был пуст – на нем не было ни стрелок, ни делений, ни часов, ни минут. Времени не было. Она посмотрела на отца. Тот молчал. Майя не выдержала, заговорила.
– Я не понимаю…
– Ты их у озера обронила, а я и подобрала. Чего тут понимать! – не выдержала Варя. Она прямо ерзала на стуле от нетерпения.
– Варвара Андреевна! – раздалось грозное предупреждение бабушки.
Но Варе было шесть лет, и она уже умела обходиться со всеми родственниками. Она обезоруживающе улыбнулась Иде и повернулась к Майе.
– Понимаешь, – радостно, словно сказку, начала рассказывать она. – Мы умерли, но оказалось, что смерти вроде как нет. В общем, есть такие разные… слои. В этом слое ты жив, а в том давно мертв. А в третьем вообще никогда не родишься. Для живых эти слои не пересекаются, а для мертвых они – как воздух. Ну, из-за того, что времени нет, какая разница, где быть, в прошлом или настоящем? В общем, мы все встретились, а ты выпала. Пропала. Тебя нигде не было. Вообще нигде. Папа чудом нашел тебя. Ты была среди живых, но… какая-то странная.
– Варвара, – вновь угрожающе прозвучал голос бабушки.
– Ну, хорошо, хорошо, – Варя продолжила. – Папа не хотел оставаться без тебя. Он так тебя искал!
– Зачем? – спросила Майя.
Все знали, к кому относится ее вопрос. Но отец молчал. Не молчала Варя.
– Как зачем? – продолжала она. – Мы же семья. Папа хотел, чтобы мы опять были вместе…
– Мало ли чего он хотел! – в голосе Иды звенел металл.
– Мама, пожалуйста, перестаньте, – попросила Зинаида.
– Понимаешь… – Варя ткнула пальцем в сторону отца, желая что-то объяснить, но Зинаида поймала ее руку.
– Варя, нельзя показывать пальцем! И замолчи немедленно, – твердо сказала она.
За столом воцарилось напряженное молчание. Наконец Ида отложила нож и вздохнула.
– Чего уж теперь, Зинаида, надо договаривать, – она подняла глаза на Майю. – Все мы виноваты. Все. И никто. На всех своя вина. А присмотришься, вроде ничего особенного и не было. Ну, ссорились, обижались, дверьми хлопали– с кем не бывает. Все так живут… Вы с Варей вообще бедовые были. Слова поперек не скажи. А Зинаида и потакала. Все разрешала, души не чаяла. Вот вроде все с любовью делала. А что получилось? Выросли злющие, своевольные, капризные… Никакого сладу. И Андрей. На все готов. Ради тебя вообще убить мог, – она помолчала, обводя глазами затихший стол. – Они вас как будто разобрали, Зинаида Варю, а отец тебя. А я… Я не смогла унять вас всех. Иначе как-то надо было, не так…
Она вздохнула.
– Говорили, здесь плохое место, проклятая земля,– она усмехнулась, однако ее улыбка была печальной. – Я не знаю…
