Майя прошагала по коридору в сторону редакции. Не то чтобы ее как-то особенно мучило любопытство, но… нет, оно, конечно, ее мучило. Майя прекрасно понимала, что получить букет, пусть даже такой странный, в понедельник утром можно, только прекрасно проведя ночь накануне. Майя выдернула из кармана телефон и набрала Зиса.

«Абонент выключен или находится…»– она захлопнула крышку аппарата.

«Нет, ну надо же, – почему-то весело подумала она, – одним с утра цветы, а другим…»

Майя дошла до конца коридора и толкнула дверь. Солнечный день словно прописался на верхнем этаже этого здания.

Майя зажмурилась и вдруг изо всех сил чихнула.

– Будь здорова! – послышалось со всех сторон из-за компьютеров.

Майя улыбнулась. Она не представляла себе Зиса, приносящего ей цветы наутро. Это было смешно.

– Привет, Катя, – окликнула она ассистентку редактора. Из-за края монитора, утыканного малайзийскими слониками, показались два круглых зеленых глаза и белобрысая челка.

– Здорово, Майя! Как дела! О, выглядишь прекрасно! Влюбилась? – глазки сощурились.

«Надо же, – подумала Майя, – вот это я понимаю, один взгляд – и готовый диагноз».

– Чего нового? – спросила она, наморщив нос.

– Да что тут может быть нового, – вздохнула Катя. – Интриги, интрижки и мелкие пакости. Подожди, тут для тебя кое-что есть…

Она скрылась за монитором и вскоре вместе с креслом выехала из-за стола. Протянула Майе конверт.

– С приветом от Зорькиных! Твоя съемка в особняке. Помнишь, ты снимала одна, когда Зис болел?

Майя кивнула, раскрыла конверт.

– Что с версткой? – спросила она, перебирая фотографии. Катя вновь скрылась за монитором. Проворные пальчики застучали по клавишам.

– Так… репортаж с аукциона, твоя галерея и эта…

– Мордашева, – скривилась Майя.

– Ага. Такая баба оказалась противная… Замучила тут всех, приезжала свой портрет отбирать. Столько вони развела. То не то и это не это, – Катя выглянула из-за монитора и кивнула на фотографии в руках Майи. – Кстати, ты знаешь, особняк-то этот уже снесли. Представляешь? Так жалко, такой дом красивый и все, нет его…

Майя не отвечала. Она смотрела на фотографии старого дома и не могла пошевелиться. На ее глазах сквозь изображение пустых комнат внезапно стало проступать чье-то лицо. Дымный контур делался все отчетливее…

– Май, ты чего? – забеспокоилась Катя, заметив, что та побелела.

Майя не ответила. Она смотрела на лицо мужчины, появившееся на снимке…

На столе ассистентки зазвонил телефон. Она сняла трубку и через пару секунд растерянно протянула ее Майе.

– Это тебя, – удивленно сказала она. Майя, словно во сне взяла трубку.

– Алло? Кто это? Тишина.

– Я слушаю вас…

– Майя, это Зинаида, – знакомый голос, пауза. – Простите, но мы не сможем с вами встретиться.

– Да? А что случилось?

Тишина. Какой-то треск. Майя готова была поспорить – все это она уже слышала. Но где – наяву или во сне?…

– Алло, Зинаида? Тишина. Голос в трубке.

– Варя умерла.

Зис припарковал свою машину на стоянке у вокзала и заглушил двигатель. Толпы отъезжающих, провожающих, прибывших, зевак и просто темных личностей, норовящих что-нибудь спереть, сновали по площади во всех направлениях. Граждане перемещались муравьиными цепочками, одни волокли свое добро, томящееся в чемоданах и сумках, в направлении путей, другие – прочь от них. На ходу они перекрикивались и переругивались друг с другом, нетерпеливые водители сигналили, спеша припарковаться или проехать, по громкоговорителю гнусавый женский голос объявлял, с какого пути, когда и куда отправляется состав, на какой путь прибывает или уже прибыл. Ветер валял мусор по асфальту, и из многочисленных палаток неслись разбитные песни этого лета.

Зис вышел из машины. Посмотрел на часы – еще было время не спеша дойти до условленного места и выкурить сигарету.

Под дебаркадером сновали голуби и стояли поезда. Зис, пуская синий дым, облокотился о колонну.

– Вы уже пришли?

Зис резко обернулся. Он не любил, когда к нему неожиданно подходили со спины.

– Рад вас видеть, – из-за колонны вышел Авельев. Глаза Зиса смотрели холодно и неприветливо.

– Зато вы, похоже, не рады, – усмехнулся Авельев. – Жаль. Ну, что же делать…

Авельев стоял, покачиваясь на носках и засунув руки в карманы брюк. Он внимательно, с едва заметным оттенком насмешки осматривал Зиса. Но внезапно что-то изменилось в его взгляде, от снисходительности не осталось и следа. Авельев подался вперед. Его ноздри задрожали, зрачки сузились. Он словно что-то увидел, понял или почувствовал, и какая-то тень промелькнула в его глазах, но в следующее мгновение он взял себя в руки и отступил, сохраняя на лице тень полуулыбки.

Зис молчал. Авельев больше не вызывал в нем ни тоски, ни тревоги, только глухую ненависть и злость.

– Давайте! – Авельев требовательно протянул руку.

Зис мгновение помедлил, затем вынул из кармана конверт, отдал его и отступил, желая удалиться. Однако Авельев придержал его за рукав.

– Постойте, не спешите, – сказал он. – Вы что, хотите уйти, не получив свой гонорар?

Зис молчал.

– Послушайте, Зиновий, вы что, язык проглотили? – возмутился Авельев.

– Мне не нужен гонорар, – произнес Зис – Разрешите откланяться.

– А-а, вот оно что? Нет, пока не разрешаю, – в темных глазах зажглись злые искры, однако они не были пугающими.

Зис с удивлением заметил, как в этом странном типе поднимается простая человеческая злость. Он знал, как обращаться с ней, поэтому спокойно смотрел на Авельева и ждал, что будет дальше.

Тот раздраженно рванул край конверта и вытряс его содержимое. Взглянул на один пустой белый прямоугольник, на другой, быстро перебрал все «снимки» и швырнул их Зису в лицо. Зис на мгновение инстинктивно прикрыл глаза, а когда открыл их, прямо перед ним было лицо Авельева. На этот раз его черты были искажены, а взгляд полон бешенства.

– Что вы мне принесли? – прохрипел он.

Зис вздрогнул. Это было мало похоже на человеческий голос. Казалось, кто-то крошил звуки, слова и слоги вместе с металлом, гнилым деревом, краем старой пластинки, стеклом, песком и ржавчиной…

Авельев схватил Зиса за плечи и развернул лицом к спешащим людям и стоящим поездам.

– Почему вы думаете, что есть только то, что вы видите? Сердце стукнуло и замерло в груди. Когда мощные клубы внезапно налетевшего густого белого тумана расступились, Зис вновь увидел платформы.

Теперь здесь не было ни солнца, ни тепла, ни света. Огромные, черные, ржавые составы исходили копотью и паром.

Время от времени они издавали истошные, тоскливые звуки, словно огромные животные, выброшенные на землю умирать. Стекла в вагонах были разбиты, заколочены, покрыты толстыми слоями пыли и грязи. Тощие собаки дрались на перроне из-за сгнивших и смердящих кусков. Люди в темных одеждах брели во все стороны, невидящими глазницами всматриваясь в невидимые миры. Какой-то мальчишка остановился прямо перед Зисом.

– Убийство! Сенсационное убийство! – прокричал он, глядя пустыми глазами сквозь него. – Сын убил свою мать! Покупайте газету!

Зис совсем близко увидел землистую кожу его лица, свалявшиеся волосы, полуистлевшую одежду на костях. «Он же мертв! – внезапная догадка осенила его, – здесь вообще все мертвы».

Он отступил назад и… провалился в воздух. Все быстрее и быстрее он летел вниз наперегонки с упавшим сердцем…

– Действительно, при таком раскладе с вашей стороны было бы странно ждать вознаграждения, – раздался спокойный голос Авельева.

Зис открыл глаза. Под дебаркадером все так же проносились птицы, люди тащили свои чемоданы, пахло табачным дымом. Авельев равнодушно осматривал перрон.

– Вы не понимаете, во что вы вмешиваетесь. Но это не важно. Счастливо оставаться.

Он козырнул Зису, сделал два шага и исчез в толпе. Ветер протянул вдоль перрона несколько снимков. Один из них прибило к ноге Зиса. На нем ничего не было. Он был пуст.