Заметив, что Зинаида что-то хочет сказать, она предостерегающе подняла руку.

– Слишком удобно – что случись, всегда можно откреститься: «Так это плохое место, дурная память, проклятая земля…»

Майя не сводила взгляда с отца. Он сидел неподвижно, рассеянно слушая мать.

– Но тогда и правда, сначала, как дурные знаки, появились эти черные цветы. А после все и случилось…

…Лиза забрала бумаги и небольшую коробочку с медальоном, вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Во всем доме стало так тихо, что, казалось, можно услышать самые потаенные и скрытые звуки – течение соков внутри стеблей сумеречных комнатных растений, гул горячего воздуха над огнем в камине, биение мухи в плотных узлах паучьей сети и торопливые приближающиеся шаги…

С грохотом распахнулась дверь. На пороге стоял Андрей. Его костюм был в беспорядке, волосы растрепаны, глаза блуждали. Он был расстроен и взбешен. Из своего кресла, неподвижная и величественная, как будто неживая, за ним наблюдала мать.

– Чего пришел? – раздался ее спокойный голос.

– Как ты могла!? – только и смог выговорить он. Старуха усмехнулась. Тяжело встала. Сын ей был не соперник.

Она повернулась к нему спиной, оперлась руками на стол.

– Андрей, – ее голос был даже нежен. – Смирись. Я поступила так, как считала нужным. И не тебе меня учить.

– Но это жестоко! Зачем? Я хочу, чтобы у них все было… Не оборачиваясь, она стояла к нему спиной и смотрела в стену.

На стене, непропорционально увеличенная, колебалась ее тень.

– Значит, мы хотим одного и того же, – сказала она. Ненависть. Она чувствовала ненависть позади себя. Андрей молчал, но ей не надо было поворачиваться для того, чтобы увидеть его лицо, искаженное яростью и болью. Ей стало не по себе. Это был тупик. Необратимость вступила в свои права. Уже ничего нельзя было изменить. Сын этого не чувствовал. Он вообще сейчас ничего не чувствовал, кроме бессильной ненависти. А она побледнела.

– Будь… будь ты проклята! – прошептал он.

Верил ли он в силу этих слов? Имели ли они свою власть? Кто знает.

Старуха захотела обернуться, но тут что-то в густых зарослях растений, составленных в углу, привлекло ее внимание. Она присмотрелась. Ей почудилось или в самом деле там кто-то стоял?…

Внезапно со всех сторон раздался странный шелестящий звук. Ида вздрогнула. Прислушалась. Это был песок. Звук стремительно осыпающегося песка, знак приближающейся беды и исполнения проклятья. Постепенно он становился грохотом, пол дрожал под набиравшим силу исполинским напором. Взгляд старухи заметался, кровь с шумом застучала в висках, дыхание сбилось, и волна отчаянной тоски поднялась в груди.

–Андрей, – прошептала она.

Обернулась. Но сына не было. Ида с ужасом смотрела, как горячий, почти видимый жар, раскачивал воздух в полумраке гостиной. Она покачнулась. Рука беспомощно схватила пустоту вместо края кресла.

– Сгинь, – прохрипела старуха.

Но было поздно… Ее глаза первыми потеряли свою силу. Она не видела комнаты, огня в камине, стен, потолка. Она уже смотрела совсем в другой мир. В тело проник вечный холод, сковал кровь в сосудах и подобрался к самому сердцу.

Старуха вскрикнула и повалилась на бок. Подлокотник кресла, выточенный в виде когтистой тигриной лапы, пробил ее висок. Хлынула кровь.

Мир в ее глазах треснул. И в образовавшиеся щели полетела черная пыль…

– Андрей не убивал меня. Может, и хотел, но он ничего не сделал. Все произошло случайно, – из каких-то глубин донесся до Майи голос Иды. – А вскоре и всей семьи не стало. Постепенно мы все оказались здесь. Зинаида, Варя, я и Андрей. Недоставало одной – тебя.

Майя сидела на стуле, обхватив посиневшими от напряжения пальцами колени. Она не дышала, ее сердце не билось, она словно растворилась, смешалась с воздухом этой комнаты.

– Были способы вернуть тебя… Все плохие. Но твоего отца невозможно было переубедить. Он был готов на все. Но тут все оказались при своем мнении… – она покосилась в сторону Филиппыча. – Тот снимок мог стать ключом, а оказался фальшивым. Копией. Пустышкой. Ничего не вышло. Андрей потерял все. Тебя, себя, надежду на прощение…

Майя посмотрела на отца. Тот встал и зажег фитиль в высокой стеклянной лампе. Майя с удивлением заметила, что в комнате стемнело. За окнами скопилась густая ночь, оттуда не доносилось ни шороха, ни звука. Отец подошел к стене и высоко поднял лампу над головой. В темноте проступили изображения, которые Майя уже однажды видела. В неверном освещении прекрасные многофигурные композиции каменного барельефа колебались, словно были живыми, двигались или танцевали. Отец повернулся к Майе.

– Ты знаешь, что это?

Майя сначала кивнула, потом подумала и отрицательно покачала головой. Она не отрываясь, смотрела на отца. На его осунувшееся лицо, на глубокую морщину, рассекшую лоб.

– Когда-то прекрасный райский сад опустел. Жизнь и свет ушли оттуда. Он умер, древо высохло, растения завяли. Мертвые цветы взошли совсем в другом месте. И другие силы населили этот сад. Посмотри, – сказал он Майе.

Она проследила в направлении его руки. Высеченные из камня фигуры людей тонули в живописных зарослях. Стебли обвивали их тела. Листья и соцветья сплетали затейливый узор над головами. Майя с недоумением перевела взгляд на отца.

– Я не понимаю…

– Он стал местом, из которого нельзя выбраться. Замкнутым лабиринтом. Западней. Мы не можем выйти отсюда. Наши ошибки – это наши ловушки. Стебли и стволы этих растений свивают прекрасную… клетку. Здесь опять есть время. И оно очень медленно течет. Мы вынуждены оставаться здесь. И ждать.

Он опустил лампу. Черный дым поднялся кверху и растворился в темноте.

– Если бы ты была с нами… со мной, возможно, этот сад вновь стал бы райским. Без тебя он черный и пустой.

Майя присмотрелась. В глазах отца стояли слезы. И она шагнула к нему. Прижала ладони к его вискам. Она знала, что нельзя дать его слезам пролиться. Майя приникла к его груди, вдохнула такой знакомый запах, и ее веки сомкнулись…

Возможно, прошло мгновение. Возможно, вечность. Возможно, смерть и есть необъяснимое колебание материи, когда кажется, что всего лишь упала капля, а для всего мира прошли столетия…

Когда Майя открыла глаза, отца уже рядом не было. Он сидел вместе со всей семьей за столом. Майя смотрела на них, переводя взгляд с матери на Иду, с нее на отца, на сестру, на Филиппыча. Она внимательно всматривалась в родные глаза, знакомые лица, в положения рук и тел. У нее похолодели кончики пальцев. Все они сидели молча, спокойно, сосредоточенно глядя перед собой, и даже шкодливая Варвара затихла.

– Подождите, – с трудом произнесла Майя. – Подождите… Какая-то фотография и этот чертов сад… Я ничего не понимаю… Это же мой дом. Я хочу здесь остаться! Мне некуда идти. Я столько лет искала его. Вас. Нашла. Все вспомнила! Почему же вы теперь молчите?…

Волнение поднималось у нее в груди. Варя обвела взглядом семью и вздохнула. Опять надо было все брать на себя.

– Все не так просто… Понимаешь, Майя, ты уже не с нами. Дело ведь не совсем в той фотографии. А в том, что ты не с нами, ты уже давно в том, другом мире. Там люди, которые любят тебя. Они – твоя семья. А мы…

– А вы – тени прошлого? – Майя встала. – Понятно, вы здесь все решили, а меня кто-нибудь спросил?

Майю душили подступающие слезы.

– Не мы все решаем, Майя, – произнесла Ида.– Даже когда нам кажется, что решаем мы, это совсем не так.

– Но зачем я тогда здесь?– шепотом, боясь сорваться в рыдания, спросила Майя.

– Чтобы вернуть воспоминания. И освободиться. И избавиться от нас – «теней прошлого», – улыбнулась Варя.

– Но… – Майя растерянно посмотрела на отца.

– Всему свое время, – его голос звучал спокойно, но когда он поднял на нее глаза, она увидела в них печаль неизбежной разлуки.– А пока… Ты проснешься, откроешь глаза, и тебе все покажется сном. Одним сном, который так долго тебе снился…