Феодоры в рубке не было — а то бы наставить на нее пушку, пусть отвечает. Василию пришлось надеяться на чистоту своего греческого. Содрав с головы феску, он включил передачу:

— Гвардейская галера «Феодора» — Императорской Триере! Позвольте нам следовать самостоятельно.

Отсутствие фески не убедило голову — византиец определил принадлежность Василия по красно-голубому кителю.

— Янычар? — Голова слегка вскинула брови. — Это ничего не меняет. Переходите к нам на борт.

«Шайтан тебе в задницу!» — подумал Василий и отключил связь. Если пальнуть по ним неожиданно… Свиные уши! Ведь он сам недавно вывел из строя все орудия галеры! Уходить? Не уйдем. Придется на таран. Пурдзан поймет — это ради его джихада. И ради государственных интересов Конфедерации.

Василий уже начал маневр, когда на его плечо легла легкая рука. Феодора стояла рядом.

— Сделайте, как он рекомендует. Это не плен, вам просто предлагается помощь, — сказала она по-русски.

Василий ответил по-турецки, постаравшись придать голосу максимально официальный тон:

— Это плен, только пленница — вы, ханум. И не пытайтесь затеять драку в рубке, я вырублю вас в два удара.

— Верю, верю. Но и вы поверьте. Как бы вы ко мне не относились, но я знаю, что к нашим общим врагам вы относитесь еще хуже.

Да, это так, понял Василий. На фоне «римлян» разница между византийцами и конфедератами, даже разница между безжалостной Феодорой и монахами, которых она убила — любая разница казалась несущественной… БЫЛА несущественной.

Снова вспыхнул экран связи — на нем торчала все та же голова.

— Я понял ваш маневр, янычар, но я также понял, что вы его решили не завершать. Выдвигайте трубу. Сколько вас там?

— Да трое всего, — пожал плечами Василий, — один янычар, я, один сатир из среднего офицерского состава дир-зигунов и один ваш офицер, женщина.

Голова забеспокоилась.

— С ней все в порядке?.. Ах, да, вижу, она стоит в рубке. Ваше высо… Ваше благородие, мы ждем.

С глухим лязгом сомкнулись стыковочные губы. Через трубу прошли два гвардейца и встали в карауле по обе стороны люка. Феодора покинула галеру первой, не взглянув на гвардейцев.

Пурдзан ткнул Василия локтем:

— Гирей-ага, гяурка-то крутая!..

— М-да.

Еще раз они в этом убедились, когда по ее устному указу им выдали дипломатические пропуска — сразу же, без вопросов. И окончательно Василий был сбит с толку, когда на прогулочной палубе его представили Протосевасту Империи Мануилу Рюрику. Маленький суетливый человечек с нервной мимикой чем-то очень понравился Василию — наверное, своей феерической жестикуляцией. Сам Василий никогда не жестикулировал при разговоре, но любил, когда жестикулируют другие. Он доверял жестикулирующим людям: они, как казалось Василию, никогда не врут по-настоящему. Что ж, если это — первое после Императора лицо в Империи, значит, не все потеряно, врага можно будет одолеть сообща. Протосеваст как раз заговорил о враге:

— Вы трое, наверное, первые существа, которые близко столкнулись с «призраками» и остались целы.

— С призраками?

— Ну, эти непонятные солдаты, появляются ниоткуда, исчезают в никуда и тащат с собой, кого попало. Ведь вы их видели?

Беспокойные руки Протосеваста метались на фоне неподвижных звезд, висевших за широкими иллюминаторами прогулочной палубы. Нет, решил Василий, рано еще откровенничать, да и чин ему не позволяет самостоятельно вести такие разговоры.

— Извините, сударь, но я не буду обсуждать эту тему, пока не доложу обо всем своему командованию.

— Понимаю, понимаю, — руки Прототосеваста сникли, — вы — настоящий янычар. Я читал ваше досье. Надеюсь, мы с вами еще обсудим эту тему. Да-да, именно с вами!

— Почему бы вам не расспросить Феодору? Она тоже…

— Фе… Кого? Ах, конечно! Хм… Хорошо. Сейчас Триера следует на Землю, в порт Киев, оттуда вы рейсовым кораблем отправитесь на Махди, прямо в резиденцию Тронье.

— Откуда вы знаете…

— Да ладно вам! Короче, прошу вас доложиться лично визирю. Дело-то важное! Договорились?

Но на Землю Императорская Триера так и не попала.

Враги — «призраки» — появились со всех сторон. Василий сразу понял, что это они: кораблей такой конструкции не было ни ни на вооружении Империи, ни на вооружении Конфедерации. Не могло быть. Корабли имели строго шарообразную форму и размерами примерно раза в два превосходили византийскую шлюпку. Не Бог весть, какие размеры, но вражеских истребителей было потрясающе много, их рой буквально заслонил звезды. Призраки. Действительно, призраки, подумал Василий: даже корабли их, глухие шары без выступающих частей, казались мертвыми.

Оглушительная сирена заполнила своим звуком просторные коридоры Императорской Триеры. Кругом в разные стороны пробегали гвардейцы. Протосеваст сразу куда-то делся, зато рядом появился запыхавшийся Пурдзан.

— Гирей-ага, драться надо.

В одной руке Пурдзан сжимал кинжал, в другой — бластер. Василий на всякий случай принял стойку боевого ожидания, свой бластер он мог выхватить в любой момент. Внезапно перед Василием возник Протосеваст и сунул ему в руку какой-то предмет.

— Держи.

— Что?

— Вторая палуба, люк «альфа». Вот ключ. За дверью — шлюз и моя личная шлюпка.

— А вы?

— Драться надо. Драться. А тебе — бежать надо, к визирю Тронье. Действуй, янычар.

Василий кивнул, сунул ключ в карман кителя. Если бы османский командующий такого уровня предложил ему свою шлюпку, Василий ни за что бы не согласился. Но хоть Протосеваст ему и понравился, своя жизнь казалась куда ценнее.

Это с одной стороны. А с другой — опять же, Протосеваст прав. Надо драться. Но как?

— Пурдзан, к поручням! Сейчас закрутит.

Едва они с Пурдзаном ухватились за поручни, Триера начала боевые маневры. Звезды вперемежку с серыми шарами за иллюминаторами понеслись в сторону, пол ушел из-под ног. Триера окуталась паутиной розовых и голубых лучей. Шары метались вокруг Триеры, не открывая огня. Некоторые из них, попав под лучи, рассыпались огненными фонтанами. По космосу плыли окоченевшие фигурки пилотов-«римлян». Но шаров было слишком много. Василий видел, как шары, подходя вплотную к Триере, разделяются пополам, раскрываются, словно булочка с котлетой по-арабски. Но вместо котлет «булочки» выставляли наружу длинные пики с заостренными концами. Василий сразу понял, что это такое: абордажные стебли!

Звезды за иллюминаторами исчезли, заслоненные прилепившимися к бортам Триеры истребителями «римлян». Послышался треск, едко запахло озоном и гарью. Из стен прогулочной палубы внутрь росли зловещие стебли, каждый — диаметром в четыре локтя. Концы стеблей раскрывались, как хищные бутоны, высыпая на палубу солдат в серых туниках. Василий и Пурдзан одновременно открыли огонь. «Римляне» беззвучно падали, но на месте убитых оказывались новые — и подходили все ближе, прикрываясь от бластерных лучей зеркальными щитами. Уже вся внешняя стена прогулочной палубы походила на пчелиные соты, из каждой ячейки которых лезли и лезли враги — молчаливые, равнодушные к смерти.

Из двух коридоров с обеих сторон выбежали гвардейцы и тоже открыли огонь. Оружие у гвардейцев, так же, как и у Василия с Пурдзаном, было лучевое — приходилось целиться в головы или по ногам. Враги быстро заполняли палубу, отражая лучи щитами, не обращая внимания на своих убитых и раненых.

«Почему они сами не стреляют? Товар, наверное, берегут.» Васили понял, что так оно и есть — «римляне», наступавшие в переднем ряду, начали разматывать широкую сеть. Для этого им пришлось высунуть из-за щитов руки — Василий меткими выстрелами срубил несколько рук. Раненые «римляне», к ужасу Василия, не менялись в лице, просто отходили назад, а на их место вставали новые. Враги с сетью приближались ровными короткими шагами. Это конец — их много, они не чувствуют боли, им плевать на раны и смерть. Да они, кажется, и так уже мертвы. Призраки.

— Пур! За мной! — Василий решил, что пора пробираться к шлюпке Протосеваста. Но Пурдзан понял команду по-своему.