– Что именно? – рассеянно осведомился доктор Келли, который оценивал обстановку с профессиональной точки зрения, отмечая водосточные канавы, смрадные запахи, водопровод и канализацию (вернее, отсутствие оных), направление господствующих ветров и источник воды, тогда как Уолли интересовал сугубо военный аспект ситуации.
– Ну, для начала привести место в обороноспособное состояние, – быстро сказал Уолли. – Построить надежную стену, преграждающую вход на территорию, с дверью, которую мы сможем закрывать на засов изнутри, предпочтительно железной. Возвести еще одну стену с этой стороны от сводчатого прохода, ведущего в казармы, и перекрыть оба конца улочки за ним, чтобы в случае заварухи никто не смог проникнуть в саму резиденцию, кроме как через казармы, или вообще на нашу территорию, коли мы закроем ворота. Если все оставить как есть, мы будем легкой добычей, если кто-то пожелает напасть на нас.
– Да брось, никто не собирается на нас нападать, – успокоительно произнес доктор. – Эмиру не нужна очередная война, а поскольку он понимает, что нападение на британскую миссию – самый верный и быстрый способ развязать таковую, то постарается оградить нас от неприятностей. Кроме того, он сам постоянно околачивается в Бала-Хиссаре, и, пока эмир здесь, он наш хозяин, а афганцы, скажу я тебе, чрезвычайно щепетильны в вопросе гостеприимства и обхождения с гостями, так что не волнуйся и успокойся. В любом случае ты мало что можешь сделать, ведь если все упомянутые тобой зрители – ребята в бельэтаже и на галерее – решат опустить большой палец вниз, они с легкостью перестреляют нас одного за другим.
– Именно об этом я и говорил, – напористо ответил Уолли. – Я сказал, что мы будем легкой добычей, а мне такая роль не по вкусу. По-моему, совершенно ни к чему вводить нехристей в искушение. Помнишь командира туземного полка, что стоял в Пешаваре пару лет назад?
– Ты имеешь в виду старого Франта Брамби? Да, смутно. Я думал, он умер.
– Так и есть. Он умер в мирное время, когда бригада находилась на маневрах близ границы. Пошел один прогуляться как-то вечером, наряженный в парадную форму с алым мундиром, потому что в тот день из Пешавара приехала какая-то «шишка», и стоял себе, любуясь пейзажем, как вдруг какой-то горец подстрелил его. Старейшины племени очень извинялись, но утверждали, что полковник-сахиб сам виноват, ибо представлял собой замечательную мишень и ввел в искушение какого-то там хана, который не смог удержаться, чтобы не выстрелить в него. Они не сомневались, что сахибы поймут: никакого злого умысла здесь не было. Verbum sap![59]
– Хм… – Доктор бросил взгляд на плоские крыши и маленькие, забранные решетками окна, выходящие на территорию британской миссии, и сказал: – Да, я тебя понимаю. Но мы в тупиковом положении, Уолли. Тебе остается лишь улыбнуться, смириться с ситуацией и положиться на ирландскую фортуну в надежде, что ни один стрелок не сочтет нас соблазнительной мишенью. Здесь мы ничего не можем поделать, ровным счетом ничего.
– Ну, это мы еще посмотрим, – бодро заявил Уолли.
В тот же вечер, когда посланник со своей свитой вернулся после первого официального визита во дворец, он поговорил об этом с Уильямом Дженкинсом, а позже и с самим сэром Луи, но остался разочарован ответами обоих: как и предсказывал Амброуз Келли, они ничего не могут поделать и делать не будут. По той простой причине, что отказаться от предоставленного им жилья будет крайне невежливо, а требовать укрепить территорию на случай нападения – значит оскорбить не только эмира, но и главнокомандующего афганской армией генерала Дауд-шаха и практически всех высокопоставленных должностных лиц в Кабуле.
Члены миссии не могут взять дело в свои руки и начать огораживать свою территорию или наскоро возводить оборонительные сооружения. Любая деятельность подобного рода заставила бы афганцев предположить, что они не доверяют своему хозяину и опасаются нападения, а это неминуемо обидит эмира и Дауд-шаха и вполне может навести на разные нехорошие мысли многих горожан, которые не сумеют сохранить доброе расположение к гостям.
– Как бы то ни было, – сказал сэр Луи, – не так уж и плохо, что резиденция открыта для доступа любого, кто пожелает явиться сюда. Чем больше у нас будет посетителей, тем лучше. Мы в первую очередь обязаны установить дружеские отношения с афганцами, и я не хочу никому давать от ворот поворот или принимать какие-либо меры, способные вызвать подозрение, что мы желаем преградить доступ в резиденцию и держать местных жителей на расстоянии вытянутой руки. На самом деле, как я только сейчас говорил эмиру…
Эмир принял британского посланника и его свиту с лестным радушием и всяческими проявлениями дружелюбия, своим видом и поведением выражая полную готовность выполнить любые требования гостей. Просьба сэра Луи дать членам миссии право принимать афганских должностных лиц и сирдаров была мгновенно удовлетворена, и сэр Луи вернулся в резиденцию в прекрасном расположении духа и продиктовал телеграмму вице-королю, гласившую: «Все хорошо. Разговаривал с эмиром и вручил подарки». После чего он сел писать первые отчеты из Кабула и той ночью лег спать в приподнятом настроении, уверенный, что все идет гладко и он блестяще справится со своим заданием в Афганистане.
Уолли, лежавший без сна в доме по другую сторону двора резиденции, был не столь доволен жизнью, поскольку обнаружил в своей кровати жильцов. У него и так сильно испортилось настроение, когда он увидел нацарапанные на стенах комнаты русские имена, напоминающие о том, что другая, конкурирующая миссия тоже гостила в резиденции, причем не очень давно. Но клопы – это уже слишком! Он страстно понадеялся, что его русский предшественник так же сильно страдал от знаков их внимания, и решил, что, если это лучшее жилье, какое эмир Афганистана смог предоставить высокопоставленным иностранным гостям, значит весь остальной Бала-Хиссар – настоящие трущобы.
Дом, в котором он находился, и другой, напротив, представляли собой неряшливые дощатые строения с оштукатуренными стенами, стоящие на деревянных столбах; дом посланника имел два этажа, а тот, где поселились три члена свиты и располагалась офицерская столовая, на один этаж больше. У обоих домов по афганскому обычаю были плоские кровли, куда вела лестница, но в отличие от одноэтажных зданий казарм ни на одной из них не было ничего похожего на ограждение, и Уолли решил, что на многих индийских базарах он видел гораздо лучшие здания.
В скором времени ему придется узнать, что большие каменные дома, высокие башни и мраморные минареты непригодны для местности, подверженной землетрясениям, и хотя сооружения из самана, дерева и штукатурки не отличаются великолепием, они гораздо безопаснее. Практически единственные каменные конструкции на территории миссии находились в большом одноэтажном казарменном блоке, где ряд каменных колонн поддерживал покатую крышу веранды и образовывал аркаду с одной и другой стороны длинного открытого двора, который отделял казармы мусульман от казарм сикхов. Здесь, несмотря на приказ Каваньяри, Уолли в конце концов удалось поставить вторую дверь в сводчатом проходе, ведущем во двор, – под тем предлогом, что с ней зимой в казармах будет теплее.
Сводчатый проход имел длину добрых десять футов и походил на миниатюрный тоннель, заканчивающийся портиком, налево и направо от которого две лестницы в толще стены вели на крышу. Во внутреннем конце этого тоннеля уже имелась массивная, окованная железом дверь, и теперь Уолли распорядился поставить наружную, прискорбно хлипкую, надо признаться, поскольку она была изготовлена из непросушенных досок. Но в случае чего она позволит обитателям казарм воспользоваться лестницами незаметно для наблюдателей снаружи.
На противоположном конце длинного двора находилась еще одна лестница, рядом с дверью, выходящей на узкую улочку, за которой располагалась резиденция. При любой атаке толща каменной стены со сводчатым проходом послужит столь же существенной защитой для казарм, какой послужат сами казармы для резиденции. Не то чтобы Уолли считал нападение вероятным, но он впервые единолично выполнял обязанности командира, а потому считал нужным принять все возможные меры предосторожности, хотя, спору нет, малочисленные. Но по крайней мере, он сделал хоть какие-то шаги в этом направлении.
