Голос реки – шипение, плеск, рокот, журчание – наполнял ущелье ровным гулом, но не заглушил пронзительного крика коршуна, и высокий патан резко обернулся, ибо солнце уже село, а в сумерках коршуны обычно не кричат.
– Пригнитесь! Там люди среди скал, – сказал Зарин, хватая свой карабин. – Мохманды, гореть им в аду! Не поднимайте головы: мы слишком хорошая мишень. Но уже довольно темно, и, возможно, милостью Аллаха мы проскочим.
– Может, они и не собираются нападать на нас, – заметил один из сикхов, проверяя и заряжая винтовку. – Они не знают, кто мы такие, и могут принять нас за жителей одной из деревень.
Пенджабец коротко рассмеялся:
– Не обманывай себя, Дайял Сингх. Если на скалах прячутся люди, значит они прекрасно знают, кто мы такие, и подстерегают нас. Возможно, в конечном счете нам повезло, что Шер Афзал упал с плота и утонул на порогах: если бы это не задержало нас, мы бы достигли этого места двумя часами раньше и стали бы совсем уж легкой добычей. Мы и так…
Он не закончил фразы. Первый же выстрел поразил его в горло, и он резко выпрямился, словно приведенный в движение рывком незримой нити, судорожно взмахнул руками и упал в воду.
Громкий всплеск и звук выстрела отразились эхом от стен ущелья, и на поверхности прозрачной воды появилось темное пятно, в следующий миг унесенное стремительным течением, но тело пенджабца не всплыло. Плот несся к узкой теснине, и рулевой навалился всем телом на огромный шест, кряхтя от напряжения в попытке удержать неповоротливую бревенчатую платформу на середине бурного потока, потому что прекрасно понимал, какая участь их ждет, если они сядут на мель.
Раздался зловещий треск выстрелов, вода вокруг плота вскипела от града пуль. Трое оставшихся мужчин из эскорта распластались на бревнах и с выработанной за годы практики неспешной четкостью движений открыли ответный огонь, целясь в клубы дыма и вспышки дульного пламени древних ружей, вырывавшиеся из дюжины расселин в скале. Но бой был неравным: враг надежно прятался на скальных выступах и в расщелинах высоко над головой, а положение разведчиков осложнялось отсутствием укрытия и колебаниями плота, несомого бурным потоком. Правда, скорость течения и сгущающаяся тьма играли им на руку. Единственным возможным укрытием мог служить гроб, но он был привязан в самом центре, и, если бы все трое залегли за ним, плот перевернулся бы.
– Передвиньте груз, – выдохнул рулевой. – Налево, быстро! Это уравновесит тяжесть одного из вас.
Зарин отложил карабин, подполз к жестяным коробкам с продовольствием и боеприпасами и принялся перетаскивать их на одну сторону плота, тогда как совар Дайял Сингх продолжал стрелять, быстро перезаряжая винтовку. Второй сикх поменял позицию, распластался рядом с ним и, положив ствол карабина на гроб, тщательно прицелился и спустил курок.
Что-то похожее на узел тряпья с диким воплем свалилось со скального выступа и рухнуло на усеянную валунами отмель. Зарин рассмеялся и сказал:
– Браво, Суба Сингх! Хороший выстрел. Такой и патана не посрамил бы.
Суба Сингх ухмыльнулся и ответил непристойной сикхской шуткой, нелестной для патанов, и Дайял Сингх улыбнулся. Они попали в западню, где уже потеряли одного своего товарища, и их шансы выбраться из нее живыми были невелики, но все трое были профессиональными военными. Они сражались из любви к сражениям, и глаза их сверкали в сумраке, когда они смеялись, перезаряжали винтовки и стреляли, отпуская мрачные шутки под градом пуль.
Одна пуля пробила гроб, и отвратительный смрад смерти резко усилился в вечернем воздухе, перекрывая вонь черного пороха и запахи реки.
– Благодарю вас, Бэтти-сахиб, – спокойно сказал Суба Сингх, козыряя телу в гробу. – Вы всегда заботились о своих людях, и, если бы не вы, мне разнесло бы черепушку. Посмотрим, сумею ли я отомстить за такое к вам неуважение.
Он приподнял голову и тщательно прицелился, делая поправку на колебания плота. Грянул выстрел, и мужчина на верхушке скалы, взмахнув руками, повалился ниц и больше не шевелился, а джезайл, выскользнувший из ослабевшей хватки, с грохотом покатился по крутому склону, увлекая за собой россыпь камней.
– На нашем счету двое. Посмотрим, переплюнешь ли ты нас, патан, – сказал сикх.
Зарин ухмыльнулся и, не обращая внимания на пули, жужжащие вокруг него, точно рой рассерженных пчел, взял на мушку цель, которая осталась бы невидимой для любого, кто вырос не в стране, где за каждым камнем может скрываться враг, – узкую расселину между двумя валунами, откуда на несколько дюймов высовывался ствол джезайла. Пуля попала точно в цель, находившуюся чуть выше черного глазка дула, и ствол дернулся и упал с резкостью, которая говорила сама за себя.
– Вот так, – сказал Зарин. – Ты доволен?
Ответа не последовало. Он повернул голову и встретил остекленелый незрячий взгляд, устремленный на него из-за гроба. Сикх не шевелился; его подбородок по-прежнему опирался на жесткие складки просмоленной парусины, и рот был открыт, словно он собирался заговорить, но на виске у него темнело пулевое отверстие, а лежащий рядом с ним Дайял Сингх даже не заметил, что его соплеменник убит…
– Он мертв? – резко спросил Зарин, сознавая глупость вопроса.
– Кто? Презренный пес, в которого ты пальнул? Будем надеяться, – ответил Дайял Сингх.
Он потянулся за патронами, и тут тело Субы Сингха повалилось на бок и одна рука свесилась в воду.
Дайял Сингх уставился на него, неподвижно застыв на месте с вытянутой рукой и часто дыша. Потом он вдруг задрожал, точно в малярийном ознобе. Пальцы его снова ожили, и он лихорадочно зарядил карабин, бормоча проклятия дрожащим от ярости голосом, а потом вскочил на ноги и принялся стрелять по скале, лихорадочно перезаряжая оружие пулями, горсть которых сунул в карман.
Плот, несущийся по течению бурного потока, опасно накренился, рулевой перебросил вес тела на противоположную сторону, выравнивая его, и крикнул сикху, чтобы тот лег. Но Дайял Сингх временно утратил способность внимать голосу рассудка. Ослепленный гневом, он забыл о всякой осторожности: он стоял с расставленными ногами над мертвым товарищем, лицом к скале, и стрелял, стрелял, в бешенстве изрыгая проклятия. Пуля задела его подбородок, и по темной бороде потекла кровь, а вскоре обмотка окрасилась в красный цвет – это вторая пуля попала в ногу. Наверное, он получил не меньше дюжины ранений, однако ни разу не дрогнул и не прекратил ожесточенно сквернословить. Но наконец очередная пуля пробила ему грудь, он покачнулся, уронил карабин и упал на труп своего товарища-сикха.
От удара тяжелого тела плот сильно накренился, и через него хлынул поток воды, пенясь вокруг гроба и смывая груду жестяных коробок и снаряжения. Прежде чем Зарин и рулевой успели его выровнять, трупы двух мужчин соскользнули с мокрых бревен и исчезли в реке.
Освободившись от части груза, неуклюжее судно выровнялось. Зарин поднялся на колени и, стряхивая воду с формы, с горечью проговорил:
– Погибли два хороших человека, а в нынешнее время мы не можем себе позволить потерять даже одного такого. Эта кампания поистине дорого стоила разведчикам. Слишком многие уже умерли или получили тяжелые ранения, и вот теперь еще четверо наших погибли, а если в самом скором времени не стемнеет, мы с тобой тоже запросто можем умереть. Черт бы побрал этих ведьминых сыновей! Хотелось бы мне… – Он осекся, прищурился и резко сказал: – Ты ранен!
– Всего лишь царапина. А как ты?
– Я цел и невредим – пока.
Но выстрелов со скалы больше не последовало, – вероятно, стало слишком темно и плот уже не являл собой удобную мишень для укрывшихся наверху стрелков. Река в сумерках казалась подобием серой ленты, а плот – смутной тенью, зыбкой и неуловимой, как мотылек или летучая мышь, порхающие по ущелью. Часом позже двое мужчин со своим скорбным грузом оставили далеко позади ущелья и самые опасные пороги, и плот плавно понесло течением через местность, менее пригодную для засад.
Минувший день был очень жарким, ибо муссон еще не достиг этих северных широт и среди раскаленных голых гор земля отдавала тепло солнца почти зримыми волнами, подобными исходящим из открытой печи. Но река Кабул питалась водой из снежных полей и ледников Гиндукуша, и, когда над рекой проносились порывы свежего ночного ветра, рулевой дрожал и пригибался пониже над своим шестом.
