– «Седьмая вода на киселе» – верно сказано, – иронически заметил Аш. – Святой Патрик, какая мешанина!

– Иди ты к черту, невежественный англичанин! – невозмутимо отпарировал Уолли и продолжил описывать многочисленные достоинства своего последнего героя.

Аш сидел, привалившись спиной к стволу дерева, слушал и благодарил небо, что Уолли не изменился – во всех отношениях, кроме одного: в рассказе о последних двух годах своей жизни он ни разу не упомянул ни одного женского имени.

Похоже, разведчики и дела службы полностью занимали мысли друга, вытесняя все остальное, а веселые, беззаботные и по большей части односторонние любовные истории равалпиндских дней остались в прошлом. Если Уолли и пишет по-прежнему стихи, подумал Аш, то они наверняка посвящены не голубым глазам какой-нибудь девицы, а отвлеченным предметам вроде Патриотизма и Бессмертия. В следующий раз он влюбится уже навсегда: женится на своей избраннице, остепенится и обзаведется детьми.

Но это произойдет еще не скоро. Было очевидно, что в настоящее время он влюблен в разведчиков и романтику империи: воюющие племена и дикие Хайберские горы, стремительные ночные марши и внезапные атаки укрепленных вражеских позиций по другую сторону границы, дисциплину и товарищеский дух корпуса, который никогда не знал прелестей мирной жизни, но в любой момент был готов выступить в поход, как только вспыхивают беспорядки на вечно беспокойной границе.

Уолли не спрашивал, чем занимался Аш во время пребывания в Роуперовской коннице. Повседневные дела полка, квартирующего в спокойном, тихом городе вроде Ахмадабада, не представляли интереса ни для одного из них, а поскольку Аш писал довольно часто и в большинстве своих писем упоминал о скуке армейской жизни на мирном полуострове, Уолли сосредоточился на более увлекательном предмете: граница вообще и разведчики в частности. И только достаточно подробно обсудив данную тему, он осведомился, почему Аш нарядился в такой костюм и что дернуло его провести отпуск, обливаясь по́том на ползущем вверх по Инду судну, вместо того чтобы отправиться в поход по горам, как они планировали, или хотя бы на рыбалку в Канганскую долину.

– Я спросил Гулбаза, зачем тебе это понадобилось, – сказал Уолли, – но он ответил лишь, что, несомненно, сахиб имел веские причины так поступить и сам объяснит мне все при встрече. Ну что ж, я, твой раб, жду объяснений, и, если ты хочешь получить прощение, они должны быть убедительными.

– Это долгая история, – предупредил Аш.

– В нашем распоряжении целый день, – успокоил друга Уолли и, скрутив из куртки подобие подушки, прилег в тени и приготовился слушать. – Давай, старина. Я весь внимание.

История, поведанная Ашем Уолли, получилась гораздо длиннее, чем услышанная накануне Зарином, ведь Зарин знал Каири-Баи и ему не нужно было рассказывать о ее происхождении, родственниках и детской привязанности к мальчику Ашоку. Но когда Аш впервые рассказывал Уолли о своем детстве в Гулкоте, ему не пришло в голову упомянуть о Каири-Баи, а позже он намеренно скрывал от друга тот факт, что княжество Каридкот, принцесс которого он сопровождал в Бхитхор по приказу начальства, не что иное, как переименованный Гулкот. Поэтому на сей раз рассказывать пришлось больше, и уже через две минуты Уолли не лежал в ленивой позе, а сидел прямо, с широко открытыми глазами и разинутым ртом.

Зарин выслушал историю с невозмутимым выражением лица, но с Уолли дело обстояло иначе: он никогда не отличался умением скрывать свои чувства, и на его красивом, подвижном лице все мысли отражались столь ясно, словно были написаны на нем заглавными буквами, прочитав которые Аш понял, что ошибался, думая, будто друг не изменился.

Прежний Уолли пришел бы в восторг от истории и безоговорочно принял бы сторону Аша и несчастной маленькой принцессы Гулкота, которая, подобно героине волшебной сказки, претерпела столько мук от злой мачехи и ревнивой сестры. Но нынешний Уолли ориентировался на другие ценности и покончил со многими детскими представлениями. К тому же он, как верно догадался Аш, был страстно влюблен в разведчиков.

Разведчики стали его родным полком, неотъемлемой частью его существа, и он искренне верил, что солдаты его эскадрона являются цветом индийской армии, а офицеры вроде Уиграма Бэтти и рисалдар-майора Прем Сингха – солью земли. Вместе с ними он участвовал в боевых действиях, изведал ужас и яростный восторг битвы и видел смерть людей – не просто безымянных людей, упоминаемых в официальных сводках («мы потеряли двух человек убитыми и шестерых ранеными»), но знакомых ему мужчин, с которыми он шутил и смеялся, чьи имена, лица и проблемы он знал.

Уолли никогда не пришло бы на ум попрать их обычаи и убеждения или совершить поступок, способный навлечь дурную славу на полк, в котором он и они имели честь служить, – точно так же, как никогда не взбрело бы в голову украсть общественные деньги или сжульничать в карты. С самого начала своей влюбленности в корпус и границу он не мыслил участи страшнее, чем оказаться изгнанным из первого и отосланным со второй. Однако, если Аш действительно женился на индусской вдове, он напрашивался именно на это – просто усиленно нарывался.

– Ну? – спросил Аш, закончив свое повествование и не услышав от Уолли ни слова. – Неужели ты даже не пожелаешь мне счастья?

Уолли покраснел, как девушка, и быстро проговорил:

– Конечно, я желаю тебе счастья. Просто… – Он умолк, не зная, как закончить фразу.

– Просто я тебя удивил? – спросил Аш с раздраженными нотками в голосе.

– А чего еще ты ожидал? – спросил Уолли, защищаясь. – Ты сам понимаешь, что я ошеломлен. В конце концов, я понятия не имел, что девушки, которых ты сопровождал в Бхитхор, имеют какое-то отношение к Гулкоту. Ты никогда ни словом не упоминал об этом, и мне даже в голову не приходило… Да и с чего бы вдруг? Разумеется, я желаю тебе счастья, ты сам знаешь. Но… но ведь тебе еще нет тридцати, а ты прекрасно знаешь, что до этого возраста тебе не положено жениться без разрешения командующего, и…

– Однако я женился, – мягко произнес Аш. – Я уже женат, Уолли, и никто этого не изменит. Но ты не волнуйся: я не уволюсь из полка. Неужели ты действительно подумал, что я уволюсь?

– Да ведь как только они узнают… – начал Уолли.

– Они не узнают, – сказал Аш и объяснил почему.

– Слава богу! – с неподдельным облегчением вздохнул Уолли, когда Аш закончил. – Какого черта ты напугал меня до смерти?

– Ты ничем не лучше Зарина. В отличие от тебя он не выдал своих чувств, но я видел, что он потрясен известием о моей женитьбе на Джали, поскольку она индуска, хотя знал ее еще маленькой девочкой. Но должен признать, я считал тебя человеком, свободным от предрассудков.

– Кого – меня? Ирландца? – Уолли невесело усмехнулся. – Одна моя кузина как-то собралась замуж за малого, на беду оказавшегося католиком, и ты не представляешь, какой шум поднялся из-за этого. Все протестанты принялись истерически вопить об Антихристе и вавилонской блуднице, а другая сторона объявила Мэри еретичкой и сказала Майклу, что, если он на ней женится, его отлучат от Церкви и проклянут навеки, потому что она не готова перейти в католичество и не подпишет обязательства воспитывать своих детей в католической вере. А ведь все они были взрослыми и предположительно разумными людьми, и каждый из них считал себя христианином. Не говори мне о предрассудках! Все мы полны предрассудков, независимо от цвета нашей кожи, и если ты еще не понял этого, значит ты родился в шорах.

– Да нет, просто без предрассудков подобного рода, – задумчиво проговорил Аш. – И теперь мне уже поздно воспитывать их в себе.

Уолли рассмеялся и заметил, что Аш даже не представляет, как сильно ему повезло. После продолжительной паузы он сказал нерешительно, с непривычными робкими нотками в голосе:

– А ты мог бы… рассказать о ней побольше? Какая она? Не в смысле внешности, а в смысле внутренних качеств – что в ней тебя привлекает?

– Честность. Терпимость, которая, как однажды сказал мне Кода Дад, редкий цветок. Джали не судит строго, она пытается понять и найти оправдание.