Он отпустил поводья и повернулся, чтобы помочь Анджали спешиться. Хотя Аш знал, насколько она устала от жары и многочасовой езды шагом по опасным горным тропам после долгого дня, проведенного в душном укрытии на судне, он не попытался поддержать ее под руку. На Востоке добропорядочная женщина вне стен своего дома является безликой и безмолвной фигурой, которой не следует уделять внимание, а Аш знал, что в стране, где почти все спят на свежем воздухе, в ночи зачастую полно посторонних глаз. По той же причине он не представил свою жену другу, но отвернулся, взял поводья лошадей и последовал за Зарином в ворота, предоставив Анджали замыкать шествие по освященному веками мусульманскому обычаю.
По всей видимости, домочадцы уже легли спать, но во внутреннем дворе светил тусклый огонек: там самая преданная служанка бегумы, пожилая молчаливая женщина, ждала с фонарем, чтобы быстро провести Анджали в верхнюю комнату. Когда они ушли, двое мужчин повернулись и смерили друг друга оценивающим взглядом при свете керосиновой лампы, оставленной в нише у двери. И каждый из них сразу подумал со странным чувством утраты, как же сильно изменился другой со времени последней встречи в этом самом доме…
Прошло всего два года, однако в бороде Зарина появилась седина, которой не было прежде. И на лице пролегли новые складки, в том числе длинный бугристый шрам, тянущийся от виска до угла рта и проходящий совсем рядом с глазом, – след от рубящего удара саблей, полученного, среди прочих ранений, в бою при Сипри. После того сражения Зарину присвоили звание рисалдара, и в дополнение к шраму лицо его было теперь отмечено той не поддающейся определению печатью, какую накладывают на человека власть и ответственность.
Перемена, произошедшая с Ашем, не так бросалась в глаза, и, возможно, люди, знавшие его не столь близко, вообще ничего не заметили бы, но Зарина она поразила. Лицо друга утратило напряженное, тревожное, отчаянное выражение, столь сильно обеспокоившее Зарина во время последней встречи, и хотя сейчас оно казалось более худым, чем когда-либо, глаза под черными бровями были спокойными и довольными. «Он нашел свое счастье, – подумал Зарин с нехорошим предчувствием. – Это все меняет».
Они смотрели друг на друга долго и пристально, и посторонний наблюдатель при виде их решил бы, что они скорее прощаются, нежели встречаются после долгой разлуки, – и в известном смысле был бы прав, ибо каждый из них с легкой печалью сознавал, что человек, которого он знал прежде, исчез навсегда. Потом Аш улыбнулся, и короткий миг сожаления миновал. Они крепко обнялись на прежний манер, и Зарин, взяв фонарь, провел Аша в комнату, где их ждала холодная закуска. Они ели и разговаривали, разговаривали…
Аш узнал, что в последнее время Коде Даду нездоровится, но Зарин известил отца о прибытии Аша и не сомневается, что тот немедленно выедет в Атток, коли позволит самочувствие. Гамильтон-сахиб уехал в отпуск, и Гулбаз не ждет судно на берегу, как предполагал Аш, а находится где-то в окрестностях Абботтабада, куда отправился на поиски Гамильтона-сахиба, который, как он узнал, возвращается в Мардан из Канганской долины.
– Он сказал, что ты послал с ним письмо для Гамильтона-сахиба и велел отдать сахибу лично в руки, – сказал Зарин. – Поэтому, не застав его в Мардане, Гулбаз принял решение отправиться в Абботтабад. Должно быть, у него возникла задержка в пути или Гамильтон-сахиб еще не добрался туда и Гулбаз проехал дальше, зная, что я жду тебя здесь. Я послал привратника встретить судно и доставить в дом твои вещи.
Ашу не терпелось узнать о последних событиях в полку и на границе – он не получал никаких новостей со времени последнего письма Уолли, написанного почти три месяца назад, и Зарин обстоятельно рассказал также о вероятности войны с Афганистаном. Но Аш не заводил речи о своих собственных делах и ни словом не упоминал об Анджали, а Зарин старался не задавать лишних вопросов. С этой темой можно подождать, пока у Ашока не появится желание обсудить ее, которое, видимо, возникнет, когда он хорошенько выспится, поскольку едва ли у него имелась такая возможность в нестерпимо жарких ущельях Инда.
Аш действительно крепко спал той ночью, а на следующий день подробно рассказал всю историю последних нескольких месяцев, начиная с внезапного появления Гобинда и Манилала в Ахмадабаде и кончая днем, когда Анджали стала его женой после короткой брачной церемонии на борту «Моралы». Он также коротко поведал о событиях трехлетней давности, приведших к бракосочетанию, – сначала Зарину, а позже, по необходимости, Фатиме-бегуме. Оба слушали с огромным интересом.
Зарин был в какой-то степени предупрежден: Гулбаз сообщил, что женщина, оказать гостеприимство которой сахиб просит Фатиму-бегуму, является высокородной индусской вдовой, которую он привез с юга и с которой совершил какую-то церемонию, якобы сделавшую их мужем и женой, хотя означенная церемония, продолжавшаяся всего несколько минут и проведенная вовсе не жрецом, а капитаном-ангрези, нисколько не походила ни на один свадебный обряд, известный Гулбазу, и потому ее не следует воспринимать всерьез. Но разумеется, Зарину не пришло в голову, что он сам знает упомянутую вдову, вернее, знал в далеком прошлом как дочь фаранги-рани, маленькую Каири-Баи.
Тот факт, что Ашок считал себя женатым на ней, опечалил Зарина: он надеялся, что друг вступит в удачный брак со своей соплеменницей, которая поможет ему решить проблему своей национальной принадлежности и родит сильных, здоровых сыновей, а они впоследствии по стопам отца вступят в Корпус разведчиков и станут отличными офицерами, потому что непременно унаследуют от него любовь к Индии и понимание местных нравов. Однако, если он сохранит верность Каири-Баи, такого никогда не произойдет. Его дети будут незаконнорожденными и полукровками (Зарин тоже считал, что церемония на судне, описанная Гулбазом, не имеет законной силы), а следовательно, непригодными для службы в корпусе.
Несколько утешало то обстоятельство, что Ашок, настаивавший на законности церемонии и считавший Каири-Баи законной женой, намеревался сохранить свой брак в тайне и поселить новобрачную в каком-нибудь укромном маленьком домике в Хоти-Мардане, куда он, если будет соблюдать осторожность, сможет наведываться незаметно для обитателей военного городка. Мотивы, побуждавшие Ашока действовать столь разумно, явно происходили не из сомнений в законности брака, а единственно из страха за безопасность так называемой жены, – страха, который Зарин, хорошо помнивший Джану-рани и теперь получивший ясное представление о Бхитхоре, полагал совершенно обоснованным. Впрочем, какими бы соображениями ни руководствовался друг, Зарин только радовался, что они оказались достаточно вескими и воспрепятствовали Ашоку погубить свою карьеру, предъявив в Мардане бывшую рани и потребовав, чтобы все в корпусе признали ее в качестве его жены. Зарин был твердо уверен в одном: никто из них, начиная от командующего-сахиба и кончая самым зеленым новобранцем, никогда этого не сделает. И, хорошо зная Ашока, он даже чувствовал некоторую благодарность к первому министру Бхитхора и его наемным убийцам.
Фатима-бегума, будучи реликтом иной эпохи, не увидела ничего странного в желании сахиба поселить индийскую девушку в каком-нибудь тихом маленьком биби-гурхе (женском доме) рядом с местом своей работы, о чем и сообщила племяннику. Это самое обычное дело, заявила бегума, которым сахиб никак себя не запятнает: когда это о мужчине начинали думать хуже, коли он заводил любовницу? Она раздраженно отмахнулась от истории о бракосочетании, потому что уже поговорила с Анджали, сразу вызвавшей у нее глубокую симпатию, а сама Анджали, несмотря на все заверения Аша, так и не поверила, что проведенный на борту «Моралы» странный обряд, до такой степени лишенный ритуальных действий и проведенный столь быстро, может иметь законную силу.
Тетушка Зарина настояла на том, чтобы Анджали с мужем провели остаток положенного сахибу отпуска у нее в гостях, и сказала племяннику, что сама подыщет подходящий дом для бывшей рани поблизости от Мардана – такой, где она сможет жить спокойно и без труда скрывать свою подлинную личность. По словам бегумы, ни одной добропорядочной домохозяйке не придет в голову выяснять прошлое куртизанки, а поскольку Анджали не станет соперничать с прочими представительницами данного ремесла, то сможет жить в безопасности и уединении.
