Больше никаких разногласий по поводу выплаты выкупа за невесту не возникало, и теперь хозяева просто из кожи вон лезли, чтобы угодить гостям. Брата и дядю невест, а также всех желающих настойчиво уговаривали задержаться после свадьбы на сколь угодно долгое время – до начала сезона дождей, коли они захотят. Жемчужный дворец будет отдан в полное их распоряжение, и они смогут оставить при себе любое количество слуг и прочих членов свиты, которые все разместятся в парке.
Предложение подкупало своим великодушием, и Аш с досадой осознал, что оно, вероятно, будет принято и что, как бы сильно ему самому ни претила перспектива задержаться в Бхитхоре хотя бы на день дольше необходимого, на самом деле задержаться здесь имеет смысл. Нельзя игнорировать тот факт, что чем дольше Джоти остается вне досягаемости для Нанду, тем лучше. Биджурам умер, а его слуги и сообщники отосланы прочь, но в Каридкоте по-прежнему остаются люди, готовые совершить убийство по первому слову своего правителя, и Аш надеялся, во всяком случае до знакомства с раджой, что новоиспеченный зять мальчика согласится оставить его в Бхитхоре до того времени, пока он не станет достаточно взрослым, чтобы оградить себя от возможных покушений, или пока Нанду не падет жертвой собственных козней и не будет низложен. Подобный поворот событий представлялся вполне вероятным в свете того факта, что в устный доклад, который начальство потребует от Аша по его возвращении в Равалпинди, войдет рассказ о двух покушениях на жизнь Джоти, вследствие чего британские власти обязательно сосредоточат самое пристальное внимание на деятельности Нанду, как прошлой, так и нынешней.
Надлежало также принять в расчет и благополучие всего лагеря в целом, а Аш прекрасно знал, что подавляющему большинству людей, лошадей, слонов, вьючных животных и прочего домашнего скота пойдет на пользу остаться в Бхитхоре до наступления сезона муссонов. Если бы все шло по плану, сейчас они уже были бы на полпути домой, но из-за задержек, возникших по дороге сюда, и затянувшихся переговоров они потеряли в общей сложности несколько недель. Жаркий сезон был в самом разгаре, и пускаться в обратный путь по такому зною означало бы для всех подвергнуться великим тяготам. Особенно трудно придется старикам, а Кака-джи, к примеру, не отличается крепким здоровьем и не привык к такой жаре.
«Им придется остаться», – подумал Аш. Им всем придется остаться, включая его самого. Он не вправе покинуть вверенных его попечению людей, пока они не вернутся в Динагундж. И он принял предложение раджи, хотя перспектива торчать в Бхитхоре неподалеку от Рунг-Махала, где будет жить Анджали, отданная в жены и любовницы этому сморщенному бессовестному сатиру, казалась невыносимой. Аш пожертвовал бы десять лет своей жизни за возможность убраться из Бхитхора сейчас же, немедленно, и убраться подальше; плюс еще десять – за возможность забыть, что он вообще был здесь когда-либо.
Зато известие, что они задержатся в Бхитхоре еще на месяц, привело в восторг Джоти, который теперь, когда день бракосочетания приближался, начал думать о будущем и задаваться вопросом, как с ним поступит Нанду, когда он вернется в Каридкот. Мальчика бросало в дрожь от одной мысли об этом, и потому он воспринял предложение раджи как отсрочку приведения в исполнение смертного приговора, по детскому своему неразумию забыв, что отсрочка будет недолгой и дополнительное время, ему дарованное, пролетит очень быстро. Он пришел в прекрасное расположение духа и стал видеть в радже милостивого благодетеля, а не отвратительного людоеда.
Кака-джи обрадовался не меньше. Он содрогался при мысли о тяготах путешествия по такой жаре и не рвался сменить прохладные мраморные комнаты Жемчужного дворца на душную палатку посреди пыльных голых равнин, выжженных палящим солнцем. Однако Мулрадж отнесся к предложению раджи без особого энтузиазма, хотя и согласился, что для Джоти и Кака-джи оно в высшей степени выгодно.
– Но все мы не можем остаться. Нас слишком много, и будет большой ошибкой так сильно злоупотреблять гостеприимством – или терпением – правителя. Кроме того, в этом нет необходимости. Я предлагаю разделить лагерь пополам и по завершении празднеств отправить одну половину домой под командованием Хиры Сингха – он человек надежный и сумеет позаботиться о безопасности и благополучии людей. Они возьмут с собой тяжелый багаж и будут двигаться только по ночам, ибо никакой нужды в спешке нет. А если погода будет благоприятствовать, возможно даже, те, кто задержится здесь, нагонят их прежде, чем они достигнут границы Каридкота.
Аш одобрил этот план, но не предпринял никаких шагов к его осуществлению. Дела лагеря внезапно потеряли для него всякий смысл, и ему стало трудно изображать хотя бы поверхностный интерес к ним. Он предоставил Мулраджу и его офицерам прорабатывать детали плана и заниматься всеми необходимыми приготовлениями, а сам проводил дни, стреляя рябков или совершая конные прогулки в узких долинах между холмами. Он был готов заниматься чем угодно, лишь бы убежать от прошлого, оказаться подальше от Жемчужного дворца, не видеть и не слышать людей, занятых приготовлениями к церемонии бракосочетания. Такое было возможно только далеко на равнине или в горах, поскольку и город, и все селения и деревушки княжества пестрели яркими флагами и гирляндами, а на подступах к парку выросли арки, украшенные мишурой, разноцветной бумагой и цветами.
В день свадьбы на узких улочках Бхитхора стоял аромат ноготков и жасмина, а не привычный смешанный запах пыли, помоев и кипящего гхи, и гул оживленных толп заглушался громом оркестров и треском патаркаров. В Жемчужном дворце над центральной частью зала для дурбаров, обычно открытой небу, натянули тент, а под ним на четырех серебряных столбах установили балдахин из многих тысяч головок ноготков, нанизанных на золотую проволоку, под которым будет разожжен священный костер и священнослужители совершат шади – обряд бракосочетания.
Землю между серебряными столбами покрыли свежим коровьим навозом, который тщательно разровняли и высушили, получив в результате гладкую площадку в восемь квадратных футов. На ней белой пастой, изготовленной из рисовой муки, нарисовали большой круг и различные символы счастья, ибо долгожданный день наступил.
В одной из комнат в глубине Жемчужного дворца невест омыли и умастили душистыми маслами, ступни и ладони им покрасили хной, а Анпора-Баи расчесала девушкам волосы и заплела в косы.
Для них день начался с пуджи, совершенной на рассвете. Невесты молились о рождении сотни сыновей и сотни дочерей. Девушки ничего не ели, поскольку должны были воздерживаться от любой пищи до окончания брачного обряда. Придворные дамы толпились вокруг них, смеясь, отпуская добродушные шуточки и тараторя без умолку, точно стая разноцветных попугаев, пока облачали девушек в свадебные наряды из блестящего шелка и газа, подводили им глаза сурьмой и украшали их драгоценностями из приданого – алмазами, изумрудами, кроваво-красными рубинами и нитями жемчуга из сокровищницы Хава-Махала.
В маленькой полутемной комнате было душно и сильно пахло сандалом, жасмином и розовым маслом. Судорожные рыдания Шушилы терялись в громком гомоне женщин и игнорировались, как давно текущий кран. Джоти заходил повидаться с сестрами и дать несколько полезных советов относительно выбора драгоценностей для церемонии, но собравшаяся вокруг них толпа возбужденно кудахчущих женщин на сей раз не обратила на него внимания, и он задержался ровно настолько, чтобы сказать Шушиле, что она будет самой уродливой невестой во всей Индии, коли не прекратит реветь. Этим по-братски чистосердечным замечанием мальчик вызвал у Шушилы еще более сильный поток слез и заработал неожиданно увесистый шлепок от Анпоры-Баи. Джоти в возмущении удалился и отправился на поиски Аша, чтобы похвастаться своим праздничным нарядом и пожаловаться на женскую глупость.
– Я правду говорю, сахиб. Она вся изревелась, и теперь глаза у нее опухли и заплыли, а нос стал красным, как сари. Она выглядит ужасно, и я думаю, раджа решит, что мы нарочно обманули его, и разозлится на всех нас. Как по-вашему, он поколотит ее? Я бы поколотил, будь она моей женой, которая только и делает, что плачет! Я так ей и скажу. Однако Каири говорит…