Аш не сомневался: владельцем оружия является один из обитателей лагеря и винтовка выведет на него. Но молодого человека ошеломило открытие, что у него есть враг, который не только хотел убить его, но еще и следил за ним столь пристально, что узнал о внезапно предпринятой ночной прогулке и воспользовался этой возможностью, чтобы осуществить свое, по-видимому, давнее намерение – убить капитана Аштона Пелам-Мартина.
Как ни странно, до этой минуты Аш не думал о том, кто же конкретно пытался его убить. Впрочем, весь этот неприятный эпизод, начиная от первого выстрела и кончая моментом, когда противнику удалось вырваться и скрыться в зарослях, продолжался не более десяти-пятнадцати минут, в течение которых Ашу приходилось думать о более важных вещах, чем личность убийцы. Но теперь стало жизненно важно узнать, кто это был. Вспоминая свое поведение в последние два месяца, Аш недоумевал, почему ему ни разу не пришло в голову, что у него может быть враг в лагере, если человек или люди, совершившие покушение на Джоти, наверняка по-прежнему находятся там и вполне могут ненавидеть его за участие в спасении мальчика – и за последующие старания присматривать за ним. Кроме того, еще есть Джали…
Вполне возможно, что кто-то еще, помимо старой дай Гиты, прознал о визитах Джали к нему в палатку и посчитал делом чести убить сахиба, по всей видимости соблазнившего девушку. Или же кто-то, например Биджурам, умудрился проследить – через Корпус разведчиков, Зарина и Коду Дада – связь Аша с Хава-Махалом и узнал в нем мальчика Ашока, бывшего слугу покойного ювраджа Гулкота.
Аш обдумал последнее предположение и отверг как маловероятное. Этот след давно остыл, а поскольку Лалджи и Джану-рани умерли, никто в княжестве Каридкот не извлек бы никакой выгоды из его смерти и даже едва ли потрудился бы его вспомнить. Тем не менее очевидно, что по ряду причин у него в лагере действительно может быть враг, и, скорее всего, не один. Ясно понимая это, Аш постарался на последнем участке пути обходить стороной камни, кусты и складки почвы, способные служить укрытием для стрелка, и зарекся впредь ходить без револьвера.
Свет зари уже разливался над равниной, когда Аш добрался до своей палатки. Мирно похрапывающий Махду даже не пошевелился, когда Аш перешагнул через него. Керосин в подвешенной к шесту палаточного каркаса лампе полностью выгорел, но и без того было уже достаточно светло. Аш засунул расщепленный латхи и винтовку под кровать, снял башмаки и куртку, лег прямо в рубашке и моментально заснул.
Он не счел нужным будить Махду и даже не подумал, что способен напугать старика до смерти, ибо еще не посмотрелся в зеркало и понятия не имел, какое зрелище представляет собой. Но Махду, проснувшийся через полчаса, при ярком свете раннего утра, и вошедший в палатку проверить, вернулся ли сахиб, в первый кошмарный момент решил, что видит перед собой труп, и с ним едва не приключился сердечный приступ.
Убедившись, что Аш дышит, старик неверной поступью вышел из палатки и кликнул Гулбаза, который мгновенно прибежал и после короткого осмотра объявил, что для тревоги нет причин, поскольку сахиб серьезно не пострадал.
– Думаю, он просто подрался с кем-то, – успокаивающе сказал Гулбаз. – Царапины у него на щеках оставлены ногтями и мелкими камешками. И повязка на голове не сильно пропиталась кровью. Лучше не будить его сейчас, пока он мирно спит, а позже мы добудем кусок сырого козьего мяса и приложим к глазу, чтобы кровоподтек и опухоль немного спали.
Сырое мясо, приложенное к глазу, который к тому времени переливался всеми цветами радуги, принесло известную пользу. Остальные повреждения, полученные Ашем, были такими же незначительными и быстро зажили, и через неделю уже ничто не свидетельствовало о произошедшей драке, кроме бледного синяка под глазом да тонкого шрама на лбу, смахивающего на морщинку. Но как бы быстро ни сошли отметины, они все же были, и у человека, с которым он дрался, наверняка тоже остались следы на теле – по меньшей мере, ссадины от камней, а в лучшем случае внушительное количество синяков, – и по ним нетрудно будет отыскать мерзавца.
Однако на поверку дело оказалось не таким простым. Аш упустил из виду одно существенное обстоятельство: в этом громадном отряде многие мужчины каждый день получали разные мелкие телесные повреждения. Большинство царапин и шишек было следствием неосторожности или разных происшествий, сопряженных с обычными опасностями повседневной жизни, но были и такие, что появлялись в результате споров, переходящих в потасовки.
– А что касается Гунги Дасса, – докладывал Махду, – похоже, жена и теща обнаружили, что он потратил кучу денег на шлюху, набросились на него со сковородками и разбили чатти о его голову. Потом еще Рам Лалла, который…
Подобных историй оказалось много, слишком много.
– Насчитывай наш отряд сто человек, было бы совсем другое дело, – сказал Мулрадж. – Но у нас здесь тысячи, и даже если мы найдем парня, которого ищем, у него уже наверняка приготовлена история и дюжина свидетелей подтвердит ее правдивость и расскажет, как он получил травмы. А кто сможет опровергнуть их показания?
Единственной веской уликой оставалась винтовка, поскольку, как Аш и предположил с самого начала, это был не старомодный мушкет, но современное, превосходного качества оружие – охотничья винтовка фирмы «Уэстли Ричардс», способная стрелять с большой точностью в пределах четырехсот ярдов. Аш не сомневался, что в отряде найдется не много винтовок данного образца, и здесь он тоже оказался прав: такая была всего одна. Его собственная.
Мысль, что его едва не убили из собственной его винтовки, взбесила Аша еще сильнее, чем само покушение. Подобная уму непостижимая наглость стала для него новым оскорблением, и он поклялся себе, что изобьет несостоявшегося убийцу до полусмерти, когда найдет. Но тот факт, что винтовку утянули из палатки под самым носом у Махду и никто из слуг ничего не услышал, был, наверное, самым тревожным во всей истории. Он ясно свидетельствовал, сколь плохо Аш защищен, если вообще защищен хоть сколько-нибудь, от возможного покушения, и подтверждал сделанное ранее предположение о том, что некий человек, вероятно имеющий сообщников, пристально следит за ним.
Несомненно, соглядатай заметил, что Аш уходит из лагеря ночью, вооруженный одним лишь латхи. Узнав из подслушанного разговора, что сахиб собирается отсутствовать несколько часов, этот человек оказался достаточно сообразителен, чтобы воспользоваться представившейся возможностью. Он наверняка видел, как слуги отправляются на боковую, а Махду усаживается у входа в палатку с целью нести дозор, и, когда старик заснул, спокойно прокрался в палатку, не разбудив стража. Фонарь тогда еще горел, но с прикрученным фитилем, и давал ровно столько света, чтобы вор мог двигаться бесшумно, ни на что не натыкаясь. А когда он завладел винтовкой, ему оставалось лишь крадучись покинуть палатку, двинуться вслед за Ашем и затаиться в кустах в полной уверенности, что жертва вернется именно этим путем.
В очередной раз Аш задался вопросом, сколько же всего людей видели, как Джали приходит к нему в палатку, и при одной этой мысли он похолодел от страха, гнева и разом нахлынувшей тошнотворной тревоги. Если его пытались убить из-за Джали, тогда он совершил серьезную ошибку, даже просто рассказав о покушении, а тем более подробно обсудив произошедшее с Махду, Гулбазом и Мулраджем и попытавшись вместе с ними установить возможные причины нападения. Ему следовало держать рот на замке и придумать какую-нибудь правдоподобную историю о падении в темноте, объясняющую синяк под глазом и прочие памятные подарки той ночи.
Но с другой стороны, он находился совершенно не в том состоянии, чтобы измышлять небылицы, когда ближе к вечеру пробудился от многочасового глубокого сна и увидел, что Мулрадж стоит над ним с хмурым и озабоченным видом, а у него из-за спины выглядывают встревоженные Махду и Гулбаз. Тогда Аш просто изложил обстоятельства, а при виде своего отражения в зеркале сказал, что им надо всего лишь найти человека с такими же отметинами на лице – мужчину среднего роста, склонного к полноте, который слывет метким стрелком и…