Ева с яростью отмахнулась. И тоже крикнула:

— Дурак!

Толпа мальчишек загоготала. Нина протащила Еву сквозь толпу к кассе.

— Я не иду в сад, — заупрямилась Ева.

— Господи, — всполошилась Нина, — почему же тебе не идти? Кто же тебя тронет в саду? Там приличная публика гуляет. Охота обращать внимание на дураков!

— И там тоже ходят дураки и будут цепляться. Я не иду!

— Нет, идешь! — решительно объявила Нина. Купила в кассе два билетика, подхватила Еву под руку и силой протащила в сад.

Сад маленький, стиснут каменными домами. На весь сад одна только аллейка и круговая дорожка. Посредине несколько клумб, оркестр на эстраде. В черноте осенних деревьев светят электрические лампочки. Нина и Ева идут по круговой дорожке под руку. И вдруг на повороте налетела на них гурьба реалистов. Кто-то заглянул Еве под шляпку и крикнул:

— Васька! Вот твоя рыженькая пришла.

— Ну вот, ну вот, — зашептала Ева, — я говорила.

Какой-то долговязый в распахнутой шинели вылетел из гурьбы и прямо к Еве.

— Здравствуйте, Ева Кюн!

Нина и Ева в удивлении остановились: Котельников!

— Вы меня не узнаете? — говорит Котельников. — Я на вечере в гимназии танцевал с вами вальс.

— Узнаю, — буркнула Ева и потянула Нину. — Идем!

Пошли. И Котельников пошел рядом с Евой.

— Я тогда вас искал, — сказал Котельников, — а вы убежали с вечера. Я хотел с вами танцевать кадриль.

«Вот, — подумала Ева, — он рыжую выбрал на кадриль, чтоб всех распотешить». И покраснела.

— Знаете, — сказал Котельников, — скоро в реальном вечер. Закрытый вечер, только по пригласительным билетам. Мы устраиваем — наш класс. Я вам пришлю пригласительный билет. Вы лучше всех танцуете, честное слово! Как потанцевал с вами, больше ни с кем не хотелось танцевать. Придете? Уж я буду смотреть, чтобы вы не убежали, как в тот раз.

Ева весело рассмеялась.

Вдруг из темноты аллеи выходит им навстречу еще реалист — держится прямо, руки засунуты в карманы шинели, локти оттопырены. Коля Горчанинов! Прошел и пристально на Еву посмотрел.

На эстраде грянул оркестр. Марш, с грохотом барабана. Все, кто сидели на скамейках, поднялись и медленно, друг за другом, как по течению, пошли по круговой дорожке. И Ева с Котельниковым и Ниной закружили по течению. Один Коля Горчанинов решил гулять против течения. Вразрез всем вышагивает, не вынимая рук из карманов шинели. Каждый раз при встрече он пристально смотрит на Еву и Котельникова. Еве весело. Котельников забавляет Еву и смешит. Ева смеется без устали. Все оглядываются на веселую рыжую девочку в соломенной шляпке.

— Ева, — говорит Нина, — не пора ли домой?

— Подожди, подожди, — шепчет Ева тихонечко.

Нине надоело ждать.

— Уж тридцать раз весь сад обежали, — шепчет Нина. — Я иду, а ты как хочешь. Но и тебе советую. Вдруг твой папа приехал?

Ева распрощалась с Котельниковым и весело побежала домой.

На другой день вечером Нина примчалась к Еве. Уселась на кровать, потому что в новой комнате больше не на что сесть, перевела дух и говорит;

— Ах, Ева, что я расскажу!

— Интересное?

— Очень интересное. Тебя касается! Иду я по Дачной… С Вольфом пошли прогуляться, и вдруг навстречу Коля Горчанинов. Подходит ко мне и говорит очень вежливо: «Извините, кажется, Ева Кюн ваша подруга?» — «Да», — говорю. — «Так вот, — говорит, — пожалуйста, передайте ей записку».

Ева так и подпрыгнула на стуле.

— Где записка? — закричала Ева.

— Вот.

Куликова вынула из кармана аккуратно сложенную треугольником светло-зеленую бумажку.

— Понюхай! — сказала Нина.

— Зачем же нюхать?

— Пахнет! Духами надушил. А зеленый цвет означает надежду.

— А ты читала? — подозрительно спросила Ьва.

Нина возмутилась.

— Как ты могла подумать? Я чужих писем не читаю! Ты сама мне прочтешь.

Ева развернула бумажку, читает про себя:

«Ева!

Почему вы из гимназии не ходите больше по Дачной улице? Приходите завтра. Мне нужно с вами поговорить.

Коля Г.»

Ева не хотела читать Нине записку. Но Нина обиделась.

— Я тебе все говорю, все секреты. А ты скрываешь от меня. Ты гадкая!

И чуть не расплакалась. А потом говорит:

— Если не прочтешь, я тебе больше почтальоном не буду.

Пришлось читать.

— Ты пойдешь? — спросила Нина, сгорая от любопытства.

— Нет, — решительно отрезала Ева.

— Какая ты гордая!

— Не была гордая, — ответила Ева, — а теперь стала гордая. Так надо!

Через день Нина снова прибегает, и уже не записка у нее, а письмо в запечатанном конверте.

«Ева! Я очень глупо себя вел после того, как вы мне кинули в окно камушек с запиской. Теперь, как я вспомню камушек с запиской и что там было написано, — было прекрасное для меня. Я очень хочу с вами видеться. Будет вечер в реальном, я пришлю вам пригласительный билет. Котельников говорит, что вы обещали с ним танцевать все танцы. Напишите, Ева, правда это или нет. Ответ передайте с Ниной Куликовой.

Коля Г.»

— Какое чудесное письмо! — воскликнула Нина. — До пятого класса дожила, а никто мне таких писем не писал.

— А Вольф?

— Вольф не писал. Он говорил: «Я люблю вас и буду любить долго». А теперь говорит: «Любовь прошла, и осталась только привязанность».

— Ну, — сказала Ева, — привязанность — это неинтересно. Говорят, из любви потом привычка бывает. Привычка — совсем, совсем не интересно. По-моему, так: или уж любить, или уж не любить.

— Вот, — сказала Нина, — я тебе все говорю. И ты обещалась все говорить, а вот все-таки что-то скрываешь Я ничего не знала, что ты кинула записку. Так не делают подруги. Пиши скорей ответ! Я завтра передам.

— Нет, — сказала Ева, — ответ писать не буду. После когда-нибудь напишу.

— Но ведь он ждет! Он будет спрашивать!

— Пусть, — сказала Ева, — пусть ждет. Так надо…

— Ты каменная! — воскликнула Нина с возмущением.

Ева спрятала записку и письмо в коробочку, а коробочку в ящик стола. Каждый день она заглядывает в ящик, перечитывает и смеется от радости.

Приехал папа из уезда и позвал Еву к себе в кабинет.

Ева вошла. Папа ходит по комнате взад и вперед. Под тяжелыми шагами поскрипывают половицы.

«Сейчас скажет», — решила Ева, но папа сейчас не сказал. Папа стал расспрашивать, что делала Ева в Дебессах. Долго расспрашивал и наконец остановился перед Евой.

— Ну, — сказал папа, — сообщу тебе новость. В скором времени в нашем доме будет хозяйка. Я женюсь. Что ты скажешь на это?

Ева на папу не смотрит. Ева смотрит в пол и молчит.

— Ты что нахохлилась? Ты недовольна? Ты сейчас же подумала: «Ой, мачеха будет обижать»? Не бойся, такая мачеха будет у тебя, что скорее ты ее обидишь. Что ж ты молчишь?

— Женись, — проговорила Ева.

— Ты знаешь Зою Феликсовну? — спросил папа.

— Знаю — классная наставница приготовительного класса. Девочки ее не любят. Она противная!

— Нет, — сказал папа, — совсем не противная, а симпатичная и неглупая дама. А девчонкам, конечно, не нравится, потому что держит их строго, в порядке. Я женюсь на племяннице Зои Феликсовны, сироте. Она сейчас живет в деревне — грязная изба, печь с угаром, а кругом мужичье. Она мне всем будет обязана. Будет покорной женой, а для тебя будет хорошим примером.

И появились в доме две: Зоя Феликсовна с племянницей Женей. Папа шумно встречает гостей. Настя накрывает стол к чаю.

Зоя Феликсовна — пожилая юркая дама. Так и шныряет за ней шлейфик синего платья.

— А где мой рыжик? — кричит Зоя Феликсовна. — Позовите сюда милую девочку. Пусть пьет с нами чай. Ева, кушай конфеты, не жди, пока папа предложит. И можешь положить в карман. Женя, смотри, глаза у Евы точь-в-точь как у ее мамочки.

Ева краснеет. Совсем некстати Феликсовна напоминает о маме. И лучше бы совсем не говорила о ней.