— Галина, — спрашиваю я, — два часа уже скоро?
— Уже без четверти два, — отвечает Галина, — а что? Тебе на пост идти не хочется?
— Кому хочется стоять под обстрелом? Но часового нужно сменить. Он, наверно, уже измучился. Пора идти.
Потом я опять спросила:
— Галина, а ведь будет последний обстрел?
— Конечно, — отвечает Галина, — сколько уже городов целиком освобождено… Так же будет и с Ленинградом. Я в это твердо верю.
— И я верю! — сказала я. — И, когда так стреляют, я думаю: «Скоро будет последний обстрел… И все станет как прежде…» Но о тех, кто это время работал на совесть, навсегда останется доброе слово. Верно, Галина? Ну, пойдем!
После двух обстрел стал стихать. Я стою в будке, прислонившись к косяку дверей, и слушаю, как свистят снаряды. Они летят над крышей будки ровно, но все реже и реже…
И думаю я уже не о них, а о мирной жизни. О том, как я маму увижу и мы снова будем жить вместе, как учиться в техникум поступлю.
Только это все далеко еще, как в перевернутом бинокле. А теперь непременно нужно Медведева поймать.
Вдруг приоткрылась дверь. Взметнулось пламя в моем фонаре.-В будку вошел товарищ Голубков. Он, наверно, был на чердаке, как всегда во время обстрела. Спустился вот только сейчас и мимоходом зашел ко мне.
— Как дела? — спрашивает товарищ Голубков.
— Плохо, — отвечаю я не шевелясь.
— Почему?
— Не появляется,- сказала я.
— И ты, верно, устала,- сказал товарищ Голубков
— Неважно, что я устала, — говорю я. — Но ведь я не могу свою ошибку исправить.
Товарищ Голубков посмотрел на меня, и говорит:
— А я думаю, он появится… Ну, желаю тебе успеха… — И товарищ Голубков толкнул дверь. — Когда задержишь, чтобы меня разбудили сейчас же, — сказал он, уходя.
Товарищ Голубков думает, что Медведев все-таки появится. А я даже перестала считать палочки. Каждое утро палочку ставлю, но сколько их набралось, считать боюсь. Мне кажется, что их уже очень много. Вот сейчас сосчитаю. И я подняла фонарь к стене. Палочек оказалось семнадцать.
Снова рассвет, и я шагаю с винтовкой у калитки, около будки и ворот.
Тихий час наступил. Если заглянуть на отделение, в палатах ровное дыхание. Даже тяжелораненые в это время засыпают, а в коридоре за столиком дремлет дежурная сестра, склонив голову на руки… И дежурный по части задремал около телефона и моего звонка…
Пускай дремлют все, лишь бы часовой не дремал. И пусть тишина часового не обманывает. Наоборот, сейчас он должен быть больше всего настороже. Можно три года работать на совесть, а в один миг все испортить. Да, я знаю…
Но вот из высокой кирпичной трубы пыхнул в небо дымок: Лена растапливает кочегарку. Значит, около пяти.
Я останавливаюсь и смотрю на дверь и ступеньки административного корпуса. На этой ступеньке вот сейчас может появиться человек в сером комбинезоне, с плечами приподнятыми… Сначала он будет оглядываться. Увидит меня и пойдет, пойдет по направлению к будке. Раз он уже у меня на глазах, куда ему деваться? Ничего не остается ему больше, как опять попытаться пройти мимо меня. Потому важно его сразу заметить, как только он появится из дверей. И вот я смотрю, смотрю…
На дворе зашумела машина… Это «халабуда». Она выходит первая, в пять ей нужно ехать за хлебом…
Пять часов уже! А его нет… Значит, и сегодня он уже не появится. Его время прошло. Снова ставь палочку. Ну, что это такое?
А что, если он здесь появляется как прежде, только обходит меня? Вот это было бы самое горькое… Нет, так не может быть. Каждый день товарищ Голубков проверяет, не появились ли новые лазейки, все ли щели заделаны. И я, я, кажется, уже делаю все… Что я еще могу?.. Ну, я могу еще проверить машины, которые будут выходить. Да, на всякий случай проверить могу. Первая будет выходить «халабуда», начну с нее. Конечно, шофер меня будет ругать по-всякому, а все равно перетрясу «халабуду»…
Я подошла к воротам. А «халабуда» уже выехала из-за главной кочегарки и на меня надвигается с шумом. Я смотрю: кто ее ведет? Шофер тот широколицый, грудь полосатая — носит тельняшку, а рядом с шофером Кондратьич… Вот это нехорошо! Я начну «халабуду» трясти, ничего не найду, и Кондратьича это встревожит. А все-таки я хоть загляну в «халабуду», как будто бы между прочим…
Остановилась «халабуда» перед воротами. Шумит, прямо невозможно. Шофер наклонился ко мне, протягивает путевой лист и кричит:
— А, ты опять здесь, сероглазая! Подряд которую ночь не спишь? Небось наряд схватила?
Я кивнула головой.
— Верно, тебя наказали? — вдруг спросил Кондратьич.
— Наказали, — громко отвечаю я. — Я на посту заснула.
Они рассмеялись.
— Ну, давай путевку. Мы и так сегодня опоздали.
— Сейчас… Вот машину осмотрю — тогда поедешь!
И вот я в «халабуде». Как тут темно! А сколько ящиков! Да, следовало бы все эти ящики перетрясти. Но, пожалуй, это у меня не выйдет. Ну, разбросаю, которые поближе. И впопыхах я схватила один ящик, другой… Вдруг кто-то поднимается. Я бы крикнула, но у меня захватило дух. А он, хотя он меня шире и выше, отшатнулся. Прижался к стене и шепчет, взмахивая руками.
— Тише! Это я, я, Медведев… Вы же меня знаете. Не подымайте шума!..
Я протянула руку, чтобы схватить его и держать как можно крепче, и отдернула руку. Подножка скриппула, в машину влез Кондратьич…
И вот я между ними двумя. Разглядеть их не могу, но слышу, что они дышат тяжело. Сейчас что-то случит отчего Медведев опять от меня улизнет. Что делать?
— Ольга, — говорит Кондратьич, — ты скоро выметешься отсюда?
Но я уже что-то вспомнила…
— А вот сейчас, — говорю я. — Уж все. Вы можете ехать. — И быстро выскочила из машины.
Кондратьич вылез вслед за мной.
Плотно закрывает дверцы, а я бегу к воротам и земли не чувствую под собой. По пути я шагнула в будку, дрожа нащупала розетку и нажимаю кнопку раз, два, три…
И вот теперь я подхожу к воротам и чувствую, что под ногами уже твердо.
Опять «халабуда» шумит. Кондратьич забрался в кабину, а из-под арки приемного покоя выходит дежурный по части — майор Руденко. Они его еще не видят.
— Посмотрите на нее! — кричит шофер. — Теперь она зевает по сторонам! Ты сегодня откроешь нам ворота или нет?
Но я даже не повернулась в его сторону. Ко мне подходит майор Руденко.
— В чем дело? — спрашивает он.
— Посторонний в машине, — говорю я тихонько, — и я боюсь, чтобы он не сбежал.
— Стой здесь, между воротами и проходной будкой, — говорит мне майор Руденко, — и не забывай, что у тебя в руках винтовка.
И крикнул шоферу:
— Глуши мотор!
Майор Руденко его не вывел из машины, а выволок…
И Медведев обмяк сразу, обратился во что-то, как будто не человек.
Потом пошли с майором Руденко он, Кондратьич и шофер.
А я подбежала к окошку комнаты Голубкова и постучала.
— Товарищ старший лейтенант, вставайте! Это будит вас Ольга… Часовой…
