Обычно Иван Теин заставал у яранги сына. Во время работы перебрасывались необходимыми словами, а больше молчали. Иван Теин тяготился этим, выискивал пути сближения, но каждый раз в памяти звучала обидная фраза сына о бюрократизме.

Петр-Амая успел восстановить стенку с морской стороны, вкопал новые столбы. Притащил с берега несколько тяжелых, обкатанных волнами камней-грузил, тяжестью которых держалась крыша из моржовой кожи.

Полог высушили в редкие солнечные дни и повесили на прежнее место.

Поработав около двух часов, Иван Теин присел передохнуть на бревно-изголовье. Петр-Амая зажег небольшой костер на месте старого, смытого волнами очага. Теплый дым наполнил отсыревшую ярангу, и на душе стало веселее.

— Читал статью в «Тихоокеанском вестнике»?

— Я не получаю этой газеты, — ответил Иван Теин.

— Там о тебе много сказано и даже помещен твой портрет, сделанный Перси Мылроком, — с улыбкой сказал сын.

— Интересно, — проронил отец, хотя внутренне заинтересовался: что бы могли написать о нем в этом «Вестнике»?

— Во-первых, приписывают тебе главную роль в спасении американских охотников, а во-вторых, как тебе сказать… В общем-то статья, я бы сказал, неожиданная…

— Что ты имеешь в виду?

— Мне показалось, что «Тихоокеанский вестник» даже как-то заискивает перед тобой.

— С чего это они? — нахмурился Иван Теин.

— С некоторых пор, приблизительно с того времени, как в газете начали появляться рисунки Перси Мылрока, косяком пошли статьи в защиту аборигенов Аляски и Чукотки, и чуть ли не в каждой из них подчеркивается мысль о том, что строительство Интерконтинентального моста — это начало конца существования малых арктических народов в районе Берингова пролива.

Голос Петра-Амаи был ровный, но за внешней бесстрастностью чувствовался неподдельный интерес, как ко всему этому отнесется отец?

Иван Теин молчал. Да, мост наверняка изменит жизнь аборигенов Берингова пролива. Но лучше построить мост, лучше укрепить мир на земле, чем снова вернуться к временам взаимных угроз, страха и неопределенности, которые существовали между могущественными государствами во второй половине прошлого века.

— Мы сделали выбор, — тихо ответил Иван Теин. — Если ты помнишь историю, то это началось еще с ленинского Декрета о мире…

— Что ты мне говоришь об этом? — усмехнулся Петр-Амая. — Ты это скажи тем, кто пишет в «Тихоокеанском вестнике».

— Я читаю другие газеты, — сказал Иван Теин. — Вот американцы предложили, чтобы очередная традиционная встреча двух президентов произошла на состыкованном отрезке моста, который соединит остров Ратманова и Малый Диомид.

— Я слышал об этом. Американский президент хочет заработать лишние очки на будущих выборах.

— Это его личное дело, — заметил Иван Теин. — Наше дело поддерживать дружеские отношения с нашим соседом… Метелица говорит, что стыковка произойдет где-то ближе к весне, или, по-нашему, в длинные дни.

— По нашим расчетам, — медленно заговорил Петр-Амая, — Френсис должна родить в середине июня…

Иван Теин ошеломленно уставился на сына. Затем вскочил с бревна-изголовья.

— Что же ты мне раньше ничего не говорил?!

— Да вот только с сегодняшнего дня Френсис уверена, — ответил Петр-Амая. — Я разговаривал с ней утром, врач подтвердил ее предположение.

— Послушай, так ведь она должна беречься! — возбужденно продолжал Иван Теин. — Это же такое дело… А вдруг она родит сына?.. Нет, надо как-то сделать, чтобы она не моталась так. Послушай, нельзя ли устроить, чтобы она приехала сюда?

— Мы подумаем, отец, — ответил с улыбкой Петр-Амая. — Тебе спасибо. Спасибо.

Возвращались через лагуну уже в кромешной темноте. С моря дул ледяной ветер, гоня поземку по темному, еще не покрытому снегом льду лагуны. Новый Уэлен отражался в ледяной глади как в зеркале.

Весть о беременности Френсис разбудила затаенные, старые надежды Ивана Теина на мужское продолжение рода. Если будет внук, это замечательно! Род Теинов не прервется, протянется в будущее. И то, что не будет доведено до конца нынешним, уже уходящим поколением, будет довершено внуками, ибо внуки — истинные продолжатели сегодняшних дел. И те, грядущие поколения тоже начнут новые, необычные, большие дела, для свершения которых тоже потребуется не одно поколение… Вот где истинное, настоящее бессмертие человека!

Давно у Теина не было такого приподнятого, окрыленного настроения.

Наскоро поужинав, он поднялся к себе в рабочую комнату и засел за работу. Он очень редко писал в вечерние часы, отдавая творчеству только утро, самое прекрасное и спокойное время.

Но сегодня был особенный день.

Прежде всего он прочитал написанное несколько дней назад рассуждение о жизни и смерти: «Природа в своих созданиях необыкновенно рациональна и предусмотрительна. Совершенство и целесообразность любого творения поражают пытливый ум, вызывают размышления. Но более всего размышлений и восхищения по праву вызывает сам человек. В чем его истинная миссия и целесообразность появления в бесконечной цепи эволюции? Для чего ему дан разум? Очевидно, для познания самой природы. Разум — это высший смысл существования материи. Но почему это высшее создание природы — разум — заключено в такую хрупкую, недолговечную оболочку, как человеческое тело, которое само по себе еще в свою очередь нуждается в защитных приспособлениях, начиная от одежды и жилища и кончая медицинскими мерами по предохранению от множества болезней, по продлению хотя бы до века его жизни? И куда все уходит, куда девается эта огромная сила разума, когда оболочку его — тело — покидает жизнь? Если, как утверждает большинство ученых, вместе с жизнью тела угасает и разум, то можно ли после этого называть природу целесообразной и мудрой? Разумно ли и целесообразно затратить на создание разума колоссальные природные силы, чтобы это чудо исчезало за какую-нибудь секунду?.. Сам разум, само мышление не соглашается с этим и ищет доказательств тому, что разум продолжается и существует пусть в иных формах, в иных видах… Но в каких?

Быть может, стремление к продолжению рода в будущем — это один из видов выживания разума, истинного бессмертия?

Или эта загадка задана человеку среди многих других лишь для того, чтобы сам разум был бесконечно деятелен в поисках решения, в стремлении к разгадке? Кажется, со времени возникновения человечества число этих нерешенных проблем, несмотря на колоссальное развитие науки, накопление знаний, не уменьшается, а даже становится больше. Может быть, так и надо. Удовлетворить полностью любопытство человека — значит лишить его главного стимула жизни…»

Интересно, приходят ли такие мысли Петру-Амае? Или он чувствует себя настолько молодым, что будущее расставание с жизнью для него слишком далеко?

Сам Иван Теин задумался об этом довольно давно, перечитывая размышления Льва Николаевича Толстого о смерти… А еще ранее, будучи совсем молодым, и как-то в состоянии мысленного исследования самого себя он ухватился за мелькнувшую в его мозгу мысль, что ему жить и жить так долго, что за это время ученые наверняка найдут пути к сохранению человеческой жизни на бесконечные времена… Но, похоже, такого не случится, во всяком случае при его жизни. И тогда вот задумываешься: куда все исчезает? И исчезает ли? И разум бунтует: не может он исчезнуть бесследно, не должен!

Иван Теин усмехнулся про себя и послал в память машинки написанное.

Но, странное дело, сообщение Петра-Амаи о беременности Френсис успокоило его. Он уже смотрел не так мрачно на свой неизбежный уход из жизни.

На следующее утро Иван Теин встал бодрым и хорошо отдохнувшим. Да и погода благоприятствовала его хорошему настроению: выдался настоящий зимний день с низким ярким солнцем, блеском снега и льда, легким морозцем. Должно быть, в такую погоду давние предки Ивана Теина торили первую тропу на свежем снегу, прокладывая пути на собачьих упряжках к охотничьим угодьям, в соседние селения, в оленеводческие стойбища. Он уже подумывал о том, чтобы под благовидным предлогом сесть на электрический снегоход и выехать в тундру, к озеру Коолен. Половить подо льдом рыбу и угоститься первой в эту зиму строганиной.