Предполагалось первую опору, ту, что ближе к азиатскому берегу, вывести на поверхность к осеннему ледоставу и испытать под напором ледовых полей в течение всей последующей зимы. Остальные опоры планировалось поднять над водой в одно и то же время летом следующего года. Таких темпов строительства Метелица не знал за всю свою долгую жизнь. Это и радовало, и тревожило. Одно дело ледоход на реке, пусть шириной пять километров, другое — напор льда в проливе шириной восемьдесят пять километров. Правда, сами опоры сидели не очень глубоко: в среднем водная толща Берингова пролива не превышала двадцати метров, но все же… Суммарный ледовитый напор пролива составлял внушительную силу и по своей разрушительной мощи мог сравниться с хорошим землетрясением. Кроме того, ледовая обстановка не была равномерной и сильно колебалась по годам. Так же было и с самим течением. Оно не отличалось постоянством.

Известность строительства Интерконтинентального моста достигла, казалось, своей вершины. И на советском, и на американском берегу крупнейшие информационные агентства открыли корреспондентские пункты. К ним каждый день прибавлялись все новые полчища журналистов, телеоператоров, фотографов. Уезжали одни, на их место прибывали другие. Пришлось создать группу, которая только и занималась тем, что принимала журналистов, возила по объектам, знакомила с условиями работы и жизни строителей. Большинство журналистов не ограничивалось строительством Интерконтинентального моста. Им хотелось побывать в чукотских и эскимосских селениях, в оленеводческих стойбищах.

На сегодняшний день была назначена встреча со специальными корреспондентами газеты «Тихоокеанский вестник».

Приближалось назначенное время. Метелица, бросив последний взгляд на многочисленные экраны, медленно поднялся с кресла и натянул опушенную росомашьим мехом нерпичью куртку.

Он сам повел низко над водой одноместный вертостат, пролетев над всеми буями. У самого берега вечный прибой полировал чуть выступающие из воды огромные валуны, удивительно схожие со спинами играющих в студеной воде моржей.

Резко взяв высоту. Метелица заставил подпрыгнуть вертостат на верхний гребень, где стояли служебные здания Администрации строительства Интерконтинентального моста.

Выбравшись из машины, он медленно зашагал к зданию администрации, любуясь открывшимся видом.

В приемной комнате вместе с представителем отдела информации сидели двое. Один из них — незнакомый Метелице человек неопределенной национальности.

Метелица; с удивлением узнал во втором посетителе Перси Мылрока-младшего.

— Перси?

— Позвольте вам представиться: специальный корреспондент газеты, художник Перси Мылрок, а я — специальный корреспондент той же газеты «Тихоокеанский вестник» Роберт Люсин.

— Не знал, что вы стали художником, — несколько растерянно сказал Метелица Перси.

— До недавнего времени мы тоже не предполагали в нем этого таланта, — сказал Роберт Люсин. — Смею вас уверить: Перси настоящий художник, большой талант.

Сняв с себя нерпичью куртку и устроившись в кресле. Метелица спросил:

— Чем могу служить?

— Журналисты прежде всего хотели бы познакомиться лично с вами, — вступил в разговор представитель отдела информации.

— Мы бы просили разрешения зарисовать вас, — снова встрял в разговор Роберт Люсин. — Наша газета, в отличие от других, хочет создать как бы изобразительную летопись строительства моста глазами аборигена здешних мест. Согласитесь, что это необычно и крайне интересно.

— Согласен, — ответил Метелица. — Вот только для позирования у меня нет времени. До самого последнего дня строительства.

Он вежливо улыбнулся Люсину и пытливо посмотрел на странно молчащего Перси Мылрока.

— Этого и не нужно! — воскликнул Роберт Люсин. — Никакой нарочитости, только живая жизнь! Перси лишь просит разрешения несколько дней побыть с вами, сопровождать вас — только и всего. Он постарается не только не мешать вам, но даже не очень попадаться на глаза.

— А что же вы сами ничего не говорите? — Метелица обратился к Перси.

— Извините, — смущенно отозвался Перси. — Мне и вправду хочется порисовать вас. Если, конечно, не помешаю…

Внешне Перси Мылрок выглядел вполне импозантно и даже солидно. Но если пристально вглядеться, можно было в нем заметить что-то пришибленное, затаенно-горестное. Метелица, знавший историю его неудачной женитьбы, почувствовал жалость к молодому человеку.

— Наша газета наделила Перси Мылрока всеми правами полномочного представителя и оплачивает все расходы, как бы велики они ни были.

— Ну что же, — сказал Метелица, — для вас, Перси, так и быть, послужу искусству. Но, правду говоря, я и не знал, что за вами водятся такие таланты.

— Я и сам не подозревал об этом, — простодушно признался Перси.

— Вот как? — удивился Метелица.

— Но это и хорошо! — воскликнул снова Роберт Люсин. — Перси не испорчен рутинной школой. У него собственное видение. Вот поглядите на его рисунки!

Роберт Люсин торопливо выложил перед Метелицей репродукции рисунков. Они были превосходны, и даже самому Перси показались лучше, чем он о них думал.

— И впрямь интересно, — проговорил Метелица, разглядывая рисунки. — И вполне профессионально, как ни странно.

— Перси — прирожденный талант, и честь открытия его принадлежит газете «Тихоокеанский вестник», — торжественно и несколько официально произнес Роберт Люсин.

— Ну что же, — медленно проговорил Метелица. — Связь будем держать через отдел информации, к работе можете приступать в удобное для вас время, хоть с завтрашнего дня.

— Весьма благодарен, — с заметным облегчением проговорил Роберт Люсин, словно он не ожидал такого ответа.

— Со своей стороны я бы посоветовал вам встретиться с художником Яковом Цирценсом, автором художественного очертания Интерконтинентального моста. Ну и наши чукотские художники-косторезы, думаю, вам будут интересны, — так закончил беседу Метелица.

Этот летний шторм был на редкость яростным, и несколько яранг старого Уэлена оказались в угрожающем состоянии, в том числе и яранга Ивана Теина.

Волны окончательно разрушили бетонную стенку, точнее ее остатки, возведенные лет сто назад для защиты зданий Уэленской косторезной мастерской. Вода залила низину, примыкающую к Маячной сопке, несколько волн перекатилось в лагуну.

Осмотрев поврежденное жилище, Иван Теин спустился к морю и пошел на запад, по направлению к Инчоунскому мысу. Он сначала и не собирался пускаться в это путешествие, но что-то вдруг властно позвало, какой-то внутренний порыв потянул вдоль уреза воды, вдоль утихомирившегося прибоя, лениво закручивающего зеленовато-синюю воду Ледовитого океана. Галька была усеяна выброшенными на берег яркими осколками крабовых панцирей, оборванными клешнями, засыхающими на солнце мелкими рыбешками, склизкими моллюсками, обрывками водорослей всех сортов и видов. По привычке Иван Теин то и дело нагибался, брал морскую траву и жевал, наслаждаясь свежим йодистым вкусом.

Небо совершенно очистилось от облаков, и всем своим существом Иван Теин чувствовал приближение пика короткого арктического лета, той прекрасной поры, когда спокойная и ясная погода стоит недели и природа наслаждается собственной красотой и величием. Человек как бы вбирал в себя ее чистоту и мощь, и в самом деле казалось, что во все уголки тела вливается что-то новое, свежее, сильное. Так бывало после каждой бури — будь это летом или в зимние, сумеречные морозные дни.

Яркое солнце светило на южной стороне, над невидимыми отсюда, с морского берега, дальними хребтами, откуда на остров летели грузовые дирижабли, бесшумно пересекая небо над древним Уэленом.

Иногда между ними мелькали, проносясь низко над землей, юркие вертостаты.

Но Иван Теин не оглядывался назад. Его взор был устремлен вперед, на мыс Инчоун, под скалами которого по осени собиралось моржовое стадо.

Погруженный в размышления, он не заметил, как далеко ушел от старого Уэлена.