Мощный консилиум ученых-металлургов и специалистов сварки быстро нашел причину. Жесткие конструкции большой толщины в холода необходимо обязательно прогревать не только перед сваркой, но и в процессе ее. Обсуждались разные варианты, вплоть до вырезания целого отсека из корпуса субмарины. Это означало, что злополучный «заказ» задержится на заводе примерно на пятилетку!

После яростный дебатов решили «лечить прочный корпус». Заводу предложили технологию, по которой механическим способом необходимо было «протурбинить» (ни в коем случае не электрострожкой) наждачными кругами все швы с периодическим люминесцентным контролем до полного исчезновения корней трещин, после чего заплавить выбранные канавки (как оказалось впоследствии, глубиной до трети толщины прочного корпуса) электродами, зачистить швы заподлицо и заново приварить новые детали набора цистерн. Более месяца рабочие завода в три смены миллиметр за миллиметром «турбинили» сотни метров сварных швов, кроя на морозе матом всех и вся… Естественно, пока эта северная эпопея не закончилась, на К-129 во Владивостоке ждали результата. Не было смысла плодить брак.

Вновь комиссия собралась только в начале апреля 1967 г., и процесс государственной приемки начался. Есть основания полагать, что он тоже шел не гладко — к ракетным стрельбам лодку удалось подготовить только к 24 апреля.

За сутки до этого лодка и госкомиссия перебазировались из бухты Золотой Рог в бухту Кошошково. Проверяющим надолго запомнилась ласковая приморская весна, цветение багульника на окрестных сопках, а также камбала, которую подводники ловили донными сетками прямо с причала и вкусно готовили на камбузе К-129.

В ночь с 23 на 24 апреля на лодку грузили ракеты. Это была обычная практика повышенной секретности. Погрузка велась только в темное время суток. Трудно сказать, чего опасались больше: разведывательных спутников США или наблюдения иностранных агентов с окрестных сопок. При этом опасность повредить ракету при погрузке под скудными лучами маскировочного освещения существенно увеличивалась.

В ту ночь погрузили не три, а только две ракеты. В центральную шахту поместили «изделие» с инертной боеголовкой, в кормовую — с телеметрической боевой частью.

В кормовой шахте ракета прошла испытания без отмеченных отклонений. Однако при генеральных вертикальных испытаниях обнаружили пары горючего, проникавшие через дренаж приборного отсека центральной шахты.

Пришлось ждать целые сутки до новых сумерек. 24 апреля ракету выгрузили, слили горючее, подтянули болты мембранного узла и снова заправили. «Все в норме», показала проверка ракеты в горизонтальном положении. Снова погрузка, но, поскольку с ракетой провозились всю ночь и люди устали, было решено проводить генеральные испытания засветло. И «Генеральдурх-шаль-Тферзухпрюфунг» снова не прошли.

На этот раз оказались расстроенными коэффициенты автомата стабилизации. Руководители испытаний решили не испытывать судьбу с упрямой ракетой и распорядились готовить другую. На что, естественно, ушли еше сутки. Тем временем на технической позиции злополучные коэффициенты согласовали. Естественно, полигон был заинтересован как можно быстрее отстрелять капризное «изделие», чтобы навсегда избавиться от него.

Госкомиссия же была непреклонна, и ее нетрудно понять. Главморштаб требовал «подарка» к празднику пролетарской солидарности. Того гляди, в Политбюро недоуменно поднимут мохнатую бровь: почему, товарищи моряки, медлите? День ото дня объясняться с Москвой становилось все труднее. Взваливать ответственность на неповоротливый Дальзавод стало невозможно. Испытания тормозила уже собственная структура флота — технический полигон № 65 в заливе Стрелок.

В ночь на 26 апреля в центральную шахту загрузили новую ракету и тут же, от греха подальше, ее испытали. Ко всеобщему облегчению, обошлось без замечаний. В 8 утра подводная лодка К-129 отвалила от причала, взяв курс на позицию стрельбы в Японском море.

Начали предстартовую подготовку. Объявлена пятиминутная готовность. В этот момент дал сбой автомат дальности «Ставрополь-1» по каналу баллистического пеленга. Сыграли отбой боевой тревоги. Тонкая сталь баков ракеты рассчитана всего один час выдерживать нагрузку 200 килограммов на квадратный сантиметр. Поэтому первым делом стравили давление в баках топлива и окислителя. Причину отказа быстро обнаружили еще в море — некачественная пропайка контакта на плате прибора питания системы.

В густом тумане субмарина всплыла и повернула на обратный курс к острову Путятин. На рейде Кит встали на бочку. В канун Первомая настроение было непраздничное. Уточнили обстановку на боевом поле у восточного побережья Сахалина. Там еще поддерживали готовность принять боеголовку. И в это время кто-то принял решение не испытывать в третий раз судьбу. Рассуждение мудрое. Коли не получилось победной реляции, так, по крайней мере, прямой смысл застраховаться от потенциальной неприятности. ЧП в будни и ЧП в праздники — в СССР для высшего военного руководства суть вещи разные. Разной была и ответственность. Нетрудно предположить, что одним из тех, кто реально обладал властью приостановить государственные испытания, мог быть командующий Тихоокеанским флотом адмирал Н.Н. Амелько.

30 апреля в 13.00 подлодка К-129 вернулась к причалу Даль-завода. В бухту Золотой Рог она входила с двумя заправленными баллистическими ракетами. Станцию наведения «Ставрополь-1» восстановили, заменив бракованный блок на запасной.

Едва закончились праздники, 3 мая в 10 утра субмарина снова отвалила от причала, чтобы в конце концов отстреляться. В 6.45, когда пилоты очередной смены американских противолодочных самолетов «Орион» еще пили утренний кофе на японской авиабазе Ацуги, капитан 2-го ранга Владимир Кобзарь с интервалом пять минут дважды нажал на пульте красную кнопку «Пуск». Одна задругой ракеты нормально покинули шахты и по гигантской дуге полетели за 600 миль к восточному побережью острова Сахалин. Здесь экипаж наглядно убедился в том, что такое стрельба из-под воды. Освободившись от ракеты, лодка получала положительную плавучесть и, как на скоростном лифте, стремительно подскакивала вверх метров на пятнадцать! Корабль требовалось одерживать, на что уходило до трех минут. Отсюда рабочая глубина пуска — не менее 50 метров, иначе на поверхность выбросит.

После того, как наблюдатели боевого поля зафиксировали падение болванок в расчетных координатах Охотского моря, ко всем на лодке снова вернулось предпраздничное настроение. Воцарилось оно и на корабле-контролере, с борта которого командующий флотом фактически сам руководил испытательным запуском. Было что доложить ко Дню Победы. Если разобраться, даже уместнее, чем к Первомаю. Уже и парады первомайские отменили. Подводный залп потенциалом в две с половиной ядер-ных килотонны все-таки не очень вязался с пролетарской солидарностью. Иное дело чисто военный праздник, который Генсек товарищ Брежнев совсем недавно сделал красным днем календаря.

После завершения испытания и успешной сдачи курсовых задач обновленная субмарина в конце лета 1967 г. ушла к постоянному месту службы. На Камчатку.

Анатолий Штыров утверждает: когда его перевели на должность заместителя начальника Управления разведки ТОФ, он начал заново создавать направление «разведки подводных сред» и впервые занялся проблемой К-129 в середине 1970 г. Не вполне понятно, зачем так рано. Побудительный мотив появился позже, примерно через три месяца.

22 октября 1970 г. военно-морской атташе посольства СССР в Вашингтоне в домашнем почтовом ящике среди обычной кучи рекламного «спама» обнаружил письмо. Никаких штемпелей и надписей. Стандартный продолговатый конверт был абсолютно чист. Офицер действовал строго по инструкции на случай анонимных вложений: отпечатков пальцев не оставлять, немедленно подняться в квартиру, запереть все дверные замки. Затем в ванной комнате он в резиновых перчатках осторожно осмотрел конверт. Содержимое сквозь плотную бумагу не просвечивало, но и закладки пластической взрывчатки, слава Богу, тоже не прощупывалось. Он вскрыл конверт, пробежал глазами короткий текст, бросился к телефону — и считанные минуты спустя уже был уже за рулем.