Вот такая история. Конечно, это только канва, за десять минут больше не расскажешь. Жизни практически любого человека хватит на большую и интересную книжку. Но я не стану рассказывать обо всем, что услышал от Дмитрия Степановича позже. И вообще, я, может быть, не стал бы о нем рассказывать вовсе, если бы не одно обстоятельство. Не встреть я его, не познакомься с ним близко, возможно, никто и не узнал бы о том, что случилось, не возникла бы цепочка он — я — Ленька. И крик о помощи заглох бы где-то в глубине веков. Но этого не случилось.
Однажды, уже в конце рабочего дня, меня позвали к телефону. Я сразу узнал голос Дмитрия Степановича.
— Я просил бы вас зайти вечером ко мне, — попросил он.
— Конечно, приду, — ответил я. — Что-нибудь случилось?
— Нет, просто мне нужно с вами поговорить… В восемь часов я шагал к дому Дмитрия Степановича. Со стороны лимана стал подниматься неясный рокот-даже в центре города, если прислушаться, можно его услышать. Это лягушки в лиманских камышах начинают вечерний концерт. Тени стали длинными, жара спала, на танцплощадке Клуба моряков запустили модную пластинку «Кумбанчерро», где-то вдалеке загавкали собаки, — наступил вечер.
Дмитрий Степанович сидел в кресле, тяжело опершись на подлокотники. Лицо его казалось сильно постаревшим, если можно так сказать о лице восьмидесятилетнего человека.
Сейчас я пытаюсь вспомнить некоторые подробности этого разговора и не могу. Почему-то кажется, что начался он с каких-то малозначительных слов — о здоровье, о погоде. Но суть нашего разговора я помню до малейших подробностей. Вот то дело, о котором он хотел поговорить.
— Я много рассказывал вам о себе. Но почему-то я все время избегал одной мысли, одной мечты — пусть не покажется вам это слово высокопарным, — которая наполняла всю мою жизнь почти десятилетия. — Он помолчал. — Может быть, потому, что рассказать об этом значило бы признаться самому себе, что уже не успеть, не суметь, а значит и не помочь…
Он умолк. Я ничего не понял, но ждал…
— В сорок четвертом году наши подорвали в Арденнах Оппель немецкого генерала Фокса. Среди трофеев были важные документы, походный сейф и несколько чемоданов, набитых книгами. В спешке ребята не заглянули в чемоданы, это и спасло книги-кто бы их стал на себе тащить в горы… Я разобрал чемоданы. Книги были… Сказать, что нам в руки попало чудо-сказать мало. Рукописи, малоизвестные и неизвестные издания Ариосто, Кардано, Кастильоне, Саннадзаро и многое другое… Надписи и печати говорили, что книги принадлежали монастырю бенедиктинцев близ Вероны. Видимо, оттуда они были взяты, вернее украдены Фоксом. Говорили, он был библиофил. Другие краля картины, коллекции вин, а он книги. Мы сохранили наши трофеи и сдали их в библиотеку в Седане. Но одну книгу я оставил себе. На память? Но почему именно эту?-Дмитрий Степанович убрал газету, и я увидел небольшой томик в странного цвета обложке. Сначала я подумал, что это старое серебро.
— Эта книга лежала в генеральском сейфе. Я не думаю, чтобы немец подозревал, что это такое, — Дмитрий Степанович сделал нажим на последних словах, — скорее, его привлек металл…
Дмитрий Степанович расстегнул застежки книжки и повернул ее ко мне.
Вверху страницы была надпись латинскими буквами.
— Надпись сделана на классической латыни. Она означает, — Дмитрий Степанович помолчал и продолжил, — «Нашедший, если не можешь прийти на помощь, храни!». Теперь взгляните на текст. Вы видели что-либо подобное?
Цветные кружки, углы, квадраты переплетались, отходили, проникали друг в друга, то покрывая всю страницу, то сходясь к краю, к центру и опять расходясь.
Я мучительно вглядывался, стараясь вспомнить, и вспомнил: забытые книги Магацитлов! Только те звучали!
Дмитрий Степанович покачал головой.
— Я знаю, о чем вы подумали. Нет. Марсианские книги — это чудесная фантазия Алексея Николаевича. А это — факт. Ни Лось, ни Аэлита не держали ее в руках.
— Но… — сказал Дмитрий Степанович, — но взгляните сюда.
Он раскрыл книгу на нужной странице, и я увидел правильный круг, испещренный точками, концентрическими кружками и ломаными линиями.
— А теперь возьмите, пожалуйста, вон ту книжицу.
Я снял с полки книгу в мягком синем переплете. На обложке стояло: «Академия наук СССР. Фотографии обратной стороны Луны, снятые советской автоматической станцией в октябре 1959 года». II ниже — большая фотография.
— Теперь вы понимаете? — глухо спросил Дмитрий Степанович.
Я ошеломленно молчал. Фотография и рисунок в странной книге были тождественны!
Немного придя в себя, я набросился на Дмитрия Степановича с вопросами.
— Бесспорно одно.- В сорок четвертом году, когда я нашел эту книгу, люди, кто бы они ни были, не могли знать того, что человечество узнало лишь пятнадцать лет спустя, — до той поры никто не видел обратной стороны Луны. До пятьдесят девятого года я сам не придавал значения этому рисунку. По другим признакам я чувствовал необычайность своей находки. Во-первых — эти странные движущиеся знаки. Или, например, ее не смогла пробить пуля. Или, когда взрывали сейф, заложили больше взрывчатки, чем было нужно. Броню разнесло вдребезги, и среди груды обломков мы обнаружили ее. Тогда, собственно, я и решил разглядеть ее повнимательнее. Попробуйте вырвать страницу.
Видя мою нерешительность, он подбодрил:
— Рвите, я пытался.
Как я ни тянул, страница не поддавалась, медленно скользя из моих стиснутых пальцев.
— А теперь…-Дмитрий Степанович взял лежавший рядом электропаяльник. Я понял, что он основательно готовился к разговору со мной. Подождав, пока паяльник накалится, он положил его на раскрытую страницу.
После всего услышанного и увиденного, я, конечно, предполагал, что ничего не произойдет. Но, когда так и вышло, мне снова стало не по себе.
— Это не бумага, — устало сказал Дмитрий Степанович. — Книга неуничтожима. Вот все, что я знаю. А теперь предположения. Вы вольны с ними согласиться или нет. — Он с минуту передохнул. — Кто были они? Космонавты из иного мира, потерпевшие аварию вблизи земли и вынужденные совершить посадку? Или специально посланные исследователи, попавшие в беду? Не знаю и не берусь предполагать. Почему сигнал о помощи они послали в будущее? Не знаю. Но что он послан в будущее, ясно из надписи «Нашедший, если не можешь помочь, храни!». Это значит — храни, пока не наступит Время, люди которого смогут прочесть! А значит и помочь. Почему они избрали книгу как носитель сигнала? Такой выбор говорит о многом: если у них не было способа связаться со своими напрямик, та же авария например, нужно было выбрать самый безопасный. Он не должен бросаться в глаза и должен быть застрахован от случайной гибели. Иначе говоря, его должны хранить, даже не зная всего смысла, этого действия. Книги в знакомом нам и сегодня виде появились в XI веке. Значит, раньше она появиться не могла. Иначе бы не было соблюдено первое условие — незаметность. К XIV веку книги перестали быть редкостью, оставаясь ценностью. К этому времени они стали сосредотачиваться в монастырских библиотеках — значит, охрана еще надежнее: стены, стража. Теперь. На нашей книге нет никаких печатей, кроме печати бенедиктинского монастыря, откуда она была украдена генералом Фоксом или его поверенным. А монастырь основан в 1501 году. Это значит, что примерно в это время и произошло то, о чем я говорил.
Будь это иначе, и сигнал был бы иным. Во времена фараонов они построили бы пирамиду. Главное для сохранности — равновесие, равнодействие взаимоотвергающих сил. В данном случае — ценность я относительная привычность…
Он умолк. И только сейчас я увидел, как страшно он устал; Под глазами легли тяжелые тени. Дыхание было неровным.
— Вам надо отдохнуть, Дмитрий Степанович. Поздно уже.
Он не ответил, глядя прямо перед собой. Мне даже показалось, что он не слышит. Но он слышал.
— Вы правы. Но я еще не сказал всего.
— Может быть, завтра?
