– Только этого не хватало… – сокрушается Дина. – Сегодня же все узнаю.

– Хорошо. А я поговорю с ее матерью. Думаю, она подтвердит мои предположения.

– Ты все еще не готов сдаться и ищешь способы, чтобы спасти Айлин? – беря меня за руку, спрашивает Дина. Ее взгляд полон тепла и сочувствия.

– Да. И рассматриваю самые безумные варианты… Скажи, она может потерять свою магию, если переспит с вампиром?

– Нет. Она – темная, для нее это, скорее, будет подпитка сил, а не их обнуление, – разрушает мою надежду Дина.

– А если обратить ее в вампира?

– То ее способности усилятся десятикратно.

– Черт! Почему у меня нет в запасе этих долбаных трех с половиной лет?! – в отчаянье вырывается у меня.

– Зотикус, ты влюбился в нее? – осторожно спрашивает меня Дина, и я с удивлением смотрю на нее.

– Нет, конечно. Что за бред пришел тебе в голову? – сержусь я.

– Айлин не так проста, как кажется. Она может играть с тобой, как кошка с мышью, даже сама не осознавая этого. Давать тебе то, чего ты хочешь почувствовать. Считывать с твоего лица эмоции и подстраиваться под них. Ее психика гибкая, как пластилин. Ей ничего не стоит подключиться к тебе и соответствовать твоим ожиданиям.

– Если все так, то почему вокруг нее столько ненависти? Не от большой радости она трижды пыталась убить себя. Не находишь, что при таких способностях это странно?

– Мощный у нее хранитель получается… – задумчиво произносит Дина. – Но я думаю, что все дело в том, что заклятье блокирует ее способности в отношении людей. В этом все дело. Ты уже мертв, поэтому ей просто манипулировать тобой.

– Почему ты в этом так уверенна? Она что, не может быть просто искренней? – сопротивляюсь подобным утверждениям я.

– Ты очарован ею, а потому слеп, – с грустью делает выводы Дина. – Послушай свое сердце. Ты любишь ее, и хорошо это ни для кого не закончится.

За тебя уже все решили, ты лишь исполнитель. Нельзя нарушить обещание, данное мертвой.

Поднимаюсь на ноги. Дина делает тоже самое. Подходит ко мне сзади и кладет руки на плечи.

– Давай найдем другой выход.

– Зотикус, ты же такой древний, такой мудрый… Неужели жизнь не научила тебя смиряться? – голос ведьмы звучит вкрадчиво, ласково.

Не успеваю ответить ей на это. В дверь раздается настойчивый звонок. Дина убирает руки с моих плеч. Снова садится в позу лотоса, а я спускаюсь вниз, чтобы встретить гостя.

На пороге оказывается Рудольф Вагнер. Он одет в светлый бежевый костюм. На руке у него висит кашемировое пальто такого же цвета. Пальцы, украшенные массивными перстнями, сжимают трость. От него пахнет дорогим парфюмом и кожей.

– Господин Дорадо? – мягко произносит он, слегка наклонив голову в бок.

– Именно так, – откликаюсь я, изучая лицо незваного гостя. Он выглядит таким лощеным, словно отполированным, отчего кажется ненастоящим.

– Мы виделись вчера в клубе, но я подумал, что это не самое лучшее место для личного разговора. Меня зовут Рудольф Вагнер. Впрочем, вы уже это знаете. И я пришел поговорить с вами о своей дочери. Вы пригласите меня в дом?

– Мне кажется, что наша беседа будет короткой, но я буду вежлив, – проходите, располагайтесь, – жестом приглашаю его войти. Он царственно переступает порог, вешает пальто на вешалку. Садится в любимое кресло Риты, перекидывает ногу на ногу. Прищурившись, внимательно изучает меня. У него теплый, приятный взгляд, от которого исходит ощущение безопасности. Вспоминаю слова подруги о том, что он может воздействовать на волю, стараюсь не смотреть ему в глаза, убеждая себя, что это всего лишь иллюзия.

– Итак, слушаю вас, Рудольф. Или может быть, мне называть вас Амаликом? – садясь напротив, спрашиваю я. На миг его лицо становится хмурым, но тут же преобразуется улыбкой.

– Вы хорошо осведомлены, это приятно. Мне не придется притворяться. Честность – очень важный критерий во время переговоров. Могу я называть вас по имени?

– Нет, по имени меня называют только друзья. Вы к ним не относитесь.

– Хорошо, – Рудольф улыбается. – Мне нравится ваша ершистость. Она символизирует молодость вашей души, несмотря на ваш возраст. Вне всякого сомнения, Елена сделала лучший выбор для своей внучки. Вы могли бы быть для нее идеальным опекуном, но вы умираете. А, следовательно, не сможете больше заботиться о девочке.

– Пока я жив, Айлин будет со мной.

– Ну, вы же понимаете, что это ненадолго. Если вы хорошо к ней относитесь, то должны подумать о ее будущем.

– Подумал уже, и не раз, – сопротивляться влиянию Амалика становится все сложнее. С каждым сказанным словом он все больше берет власть надо мной. – Но она не достанется вам ни до моей смерти, ни после.

– Я один из ее ближайших кровных родственников, – возражает Амалик, и в его глазах вспыхивает золотистое пламя. Едва заметное, но уверенное.

– Который изнасиловал и убил ее мать. Вы, правда, считаете, что Айлин, узнав правду, захочет с вами жить?

– Вы не можете судить о том, как все было на самом деле. Не присутствовали, как говорится, свечку не держали. Я любил Василису. Ее убийство было необходимостью для становления Айлин. Она знала, что ее ждет после родов и приняла это. Я выполнил все ее предсмертные пожелания. Отдал ребенка на воспитание Елене, назвал именем, которое она выбрала. Даже согласился наблюдать за воспитанием девочки со стороны, не принимая в нем участия. Я не был жесток к ней.

– Какое-то у вас извращённое понимание доброты.

– Уверен, что моя дочь меня поймет, – спокойно говорит Амалик. – И, в отличие от вас, не будет осуждать. Хотя лично у вас меньше всего прав на это. Вы по горло в чужой крови.

– Грешен, не отрицаю. Но все равно убийство матери своего ребёнка считаю кощунством.

– В каждой ситуации – свои правила. И это тоже необходимо учитывать. Есть такие, где смерть – единственный выход. Но ведь мы не будем пускаться в философские рассуждения об устройстве мира, не так ли? У нас есть конкретная тема для разговора – вы отдаёте мне мою дочь по-хорошему.

– Елена поручила ее мне, и я не могу нарушить ее волю, – упрямлюсь я.

Рудольф вздыхает. Поднимается на ноги, неспешно проходится по гостиной.

– Понимаю, вам сложно мне верить, особенно после того, что эти милые женщины вам наговорили про меня. Вы видите во мне врага и варвара, а я всего лишь творец, который хочет сделать своего ребёнка идеальным. У Айлин есть предназначение, и она должна его исполнить. И я сделаю для этого все, что в моих силах.

– Именно поэтому девочка останется со мной, – мне хочется спать, веки становятся свинцовыми. Жаждать сна – для вампира это нонсенс.

– Айлин не будет счастлива в мире людей. Если она останется здесь, то они ее уничтожат.

– Я позабочусь, чтобы этого не случилось.

– У вас это плохо получается, – резко говорит Амалик и останавливается. – Я знаю о том, что случилось. И для меня как для отца это большое горе.

– Вы его заслужили, в отличие от вашей дочери. Я только не понимаю, как вы столь мудрый и могущественный, не смогли предвидеть такого развития событий, и не придумали, как защитить свою дочь от насилия?

– В судьбе каждого существа есть так называемые «слепые пятна». Моменты, в которые жизнь может круто измениться и перескочить на другую спираль развития. Их нельзя ни увидеть, ни просчитать. Этим как бы Вселенная напоминает о том, что невозможно держать под контролем все. Ее встреча с вампиром была как раз той самой роковой точкой. Но когда я это понял, было поздно, и уже ничем нельзя было ей помочь, – в голосе Амалика звучит искреннее сожаление.

– Для ваших планов это существенный минус, – замечаю я.

– Ну что вы, это не так. Я предполагал, что наш разговор касательно Айлин может зайти в тупик, – говорит Амалик, – поэтому предлагаю вам сделку. Вы отдаете мне мою дочь, а я, в свою очередь, исцеляю вас от болезни. Каждая из сторон получает желаемое, и мы мирно расходимся.