В Ришикеше у меня вновь появился гуру, учитель медитации. На этот раз мне удалось достичь эффекта, о котором пишут в книгах — я ощущал энергию, несущую блаженство. «Со-о-о. Хам-м-м. Со-о-о. Хам-м-м» — вдох, выдох. «Я — это Он» — бесконечно повторялось индийское заклинание. Я не знал, Он это или нет, но энергию чувствовал. Она входила в меня сверху через голову, как сплошной поток света. Дыхание в этот момент прекращалось, да и нужды в нём не было. Хотелось лишь сидеть в позе лотоса и счастливо улыбаться, как каменные статуи Будды.

Наверное, это было состояние близкое к самадхи, что-то вроде летаргического сна, в котором месяцами могут находиться легендарные мистики и йоги Востока. Это состояние делало меня счастливым, но и пугало одновременно. Иногда мне казалось, что лучшим местом для жизни была бы крошечная каморка монаха. Или даже тихая темная одиночная камера в какой-нибудь тюрьме, где можно было бы до конца жизни пребывать в состоянии медитативного счастья. Но всякий раз я выскакивал из медитации, боясь, что без дыхания задохнусь и умру.

Я также переживал, что у меня почти не осталось желаний — мне не хотелось ни есть, ни развлекаться. Мне были не нужны ни семья, ни дом, ни новая одежда, ни что-либо ещё. После долгого перерыва я включил ноутбук, чтобы посмотреть кино, и тут же почувствовал, настолько мне неприятно глядеть на мерцающий экран и бегущие по нему картинки. Это было почти так же гадко, как идти мимо мусульманских торговых рядов, где вывешены освежеванные бараньи туши.

Но более всего меня беспокоило то, что я перестал видеть свои Знаки и больше не понимал, куда и зачем иду. Казалось, что в своих духовных поисках я просто топчусь на месте. Шестимесячная индийская виза заканчивалась. Можно было продлить её, выехав в Непал и вернувшись обратно, как делают многие. Но я решил отправиться домой, чтобы навестить родителей. Купил билет и улетел из Дели.

В России моё «духовное» состояние быстро покинуло меня. Поменялось окружение, сменился климат и образ жизни. Я начал пропускать занятия йогой, стал позже просыпаться, перестал медитировать. Вновь стал «нормальным», что встретило одобрение со стороны друзей и родственников. Моя жизнь вернулась в привычное русло, а чудеса пропали совсем.

В Индии говорят: всё, что мы видим вокруг себя, лишь иллюзия. Если так, то прогулки в белом балахоне по предгорьям Гималаев ничуть не более безумны, чем офисная работа в мегаполисе. Разве что первая иллюзия приятнее.

Дорогое удовольствие, 2011

Механическая тётя из станционного громкоговорителя всю ночь напролёт что-то объявляет на хинди, перемежая свою речь мажорной музыкальной отбивкой: «та-да-а…» Хочется закричать спросонья: «да отрубите же ей наконец голову!» Жаль, что я не настоящий махараджа, да и головы у тёти нет — один механический голос. Её невольные слушатели: лежащие вповалку на тускло освещенных перронах индийцы и мы, пассажиры стоящего на вокзале Агры супердорогого поезда «Махараджа Экспресс».

Отодвигаю занавеску, но замечаю прямо перед собой несколько чумазых парней, молча смотрящих ко мне в окно. Смутившись, снова прячусь за цветную ткань, отделяющую «гламурный» мир от «реального». Оказывается, быть богатым не так уж просто.

Из существующих в Индии полудюжины поездов класса люкс, таких как «Дворец на колёсах» или «Золотая колесница», «Махараджа Экспресс» — самый современный. Первый коммерческий рейс состоялся в марте 2010 года. В индийских блогах тут же разгорелись споры по поводу этого поезда: нужно ли его ненавидеть за то, что на нём ездят толстосумы, или любить за прибыль, которую он приносит экономике Индии? Зачем вообще платить такие деньги за то, чтобы увидеть несчастную индийскую провинцию с писающими мальчиками? — спрашивает один из блоггеров.

Что ж, в любом обществе найдутся как любители считать чужие деньги, так и те, кто и свои не особо считает. «Махараджа Экспресс» предназначен для последних. Не просто для обеспеченных людей, а для настоящих махараджей, не стесняющихся своего богатства.

Стоимость билетов — от 800 долларов за один день пути. Маршрут от Мумбая до Дели поезд проходит за 8 дней, не торопясь и делая остановки, чтобы пассажиры успели осмотреть достопримечательности.

Для пассажиров предусмотрены просторные купе с кондиционерами и отдельными ванными комнатами. В моём купе (3,5x2,5 метра) две кровати, но я живу один. Есть стол для работы, стулья, телефон, телевизор, кондиционер, стенной шкаф и даже сейф. Когда поезд стоит, можно поймать сигнал wi-fi и воспользоваться Интернетом.

― Сегодняшняя газета, сэр! — ежедневно мне приносит пахнущую типографской краской газету «Хиндустан Таймс» мой собственный камердинер (valet). Его зовут Ньютон, невысокий азиат с невозмутимым лицом. Я понятия не имею, для чего нужен камердинер, и поэтому немного его побаиваюсь. Ньютон меня не беспокоит, но я догадываюсь о его присутствии по тому, что каждый день моя кровать оказывается застеленной, а номер убран. Сам Ньютон вместе с другим валетом делит комнатушку чуть большего размера, чем мой стенной шкаф, с двухъярусной кроватью и персональными мини-вентиляторами.

Из-за увеличенной площади пассажирских купе, в поезде узкие коридоры, в них сложно разминуться. Когда по вагону идёт гость, обслуга вжимается в стены или ниши. Если же в проходе сталкиваются два гостя, они сами решают, кто кого пропустит.

Курить в поезде запрещено, что радует меня, но сильно огорчает нескольких пассажиров-курильщиков, вынужденных выходить на платформу или тайно курить в туалете, выдыхая дым в вентилятор.

В «Махараджа Экспресс» два ресторана и два бара. По вечерам предусмотрен дресс-код: дамы в вечерних платьях, мужчины в костюмах. За отсутствием костюма я надеваю приобретённую в Мумбае чёрную курту, традиционный индийский балахон, в котором со своей бородой становлюсь похожим на священника.

Каждый вагон в поезде имеет своё название. Жилые вагоны, такие как «Маник», «Мунга», «Панна» — названия драгоценных камней на хинди. Вагон-бар «Раджа-клуб» оформлен картинами с изображениями усатых раджей, скачущих на лошадях. На столиках лежат цветные фолианты, в которых можно прочитать об истории королевских семей Раджастана, интерьерах дворцов и фамильных бриллиантах. «Сафари-бар» с изображённым на стене тигром — чуть менее формальное место, здесь можно поиграть в настольные игры: карты, монополию, скрабл. Каламбур — по-английски game означает дичь и игра одновременно.

В барах можно заказать включённые в стоимость путешествия напитки или что-нибудь особенное. Например, виски Johnnie Walker Blue, 6-летнее итальянское красное Chianti или Moet Chandon Rose.

Высокий молодой человек в красивом голубом тюрбане с бантом — бармен Прашант. В иерархии обслуживающего персонала его должность выше, чем у официантов, и называется bar captain, то есть капитан бара. Прашант работал барменом в делийских отелях на протяжении нескольких лет. На «Махараджа Экспресс» это его пятое путешествие. 28-летний бармен принадлежит к высшей касте браминов (жрецов), а им нельзя есть мясо и употреблять алкоголь. Касты или варны — общественные группы, выполняющие определённые социальные функции. Жрецы придумывают законы, воины сражаются, торговцы торгуют, крестьяне пашут. И так из поколения в поколение. Хотя значение каст уже не то, что в прошлом, и официально в Индии «все равны», но во многих частях Индии кастовые традиции сохраняются до сих пор. Поэтому родственники Прашанта не одобряют его профессию, но несмотря на это бармен-брамин любит свою работу. Обслуживать бар нужно утром с 7.00 до 12.00 и вечером с 18.00 до 1.00. В остальное время он спит или слушает музыку, молодой брамин предпочитает американский хип-хоп. Как все бармены, Прашант умеет жонглировать бутылками со спиртным, но в поезде этого не делает — слишком мало места, к тому же по вечерам состав обычно движется и слегка раскачивается.

Из-за ночной качки некоторые пассажиры не могут уснуть. Мне такое покачивание и перестук колёс, скорее, кажутся приятными и нравятся больше, чем стояние на беспокойных индийских вокзалах.