— Да, получилось весело и правдоподобно, — с улыбкой ответил Александер: — Теперь, Святая Мария, только б итальянцы не подвели.

— Я был там, в полицейском участке… полный фурор, они еще со вчерашнего дня патрулируют. Комар носа не подточит, — включился в разговор бывший «Махмуд»: — Расчет точный, через четыре часа лодка будет на побережье.

— Джонсон, сколько времени необходимо «Silver Star» до базы в Ницце на полном ходу? — сняв трубку связи с рубкой, спросил бывший «старший пират».

— Если сейчас повернем, три часа, мистер Мак-Кинли.

— Поворачивай, дружище.

…Митчелл крепко держал руль на протяжении несколько часов, лодка медленно, но уверенно приближалась к берегу. Вот уже можно рассмотреть побережье. Рихард предложил причалить в людном месте, ему было не по себе от пережитого на яхте. Вскоре они увидели пляж, большой и хорошо оборудованный, видимо, центральный, но народу на нем, к счастью, было мало. Несколько человек прямо по курсу лодки загорали на песке. Между ними ходил торговец с лотком и настойчиво предлагал мороженое, одна рука у него была в гипсе. Наконец, лодка, не доходя до берега пары метров, во что-то уперлась днищем, Митчелл заглушил мотор. Мороженщик, отбросив лоток в сторону, здоровой рукой выхватил изпод белого, явно не по росту, халата огромный пистолет, выстрелил в воздух, и с криком «Мамма Миа! Вперед за Родину!» бросился к лодке. Все без исключения редкие загорающие как по команде подскочили и с оружием в руках последовали его примеру. Голландцев скрутили и на всякий случай вставили в рот кляпы. Выяснилось, что лодка пуста, и шума от маленького человека заметно добавилось. По команде Франческо лодку вытащили на берег, сняли двигатель и перевернули. Под днищем лодки находился значительных размеров пластиковый мешок. Франческо бросил пистолет в песок, выхватил у кого-то нож, полоснул по мешку. В нем оказалось полтора десятка автоматических винтовок «М-16» и туго заклеенные и перетянутые скотчем пакеты.

— Святая Дева! Аминь! — вознес руки к небу Франческо…

После полудня, предоставив возможность Дмитрию Кратову прокрутить пару дел до вечернего выступления и доставить Альт в отель, Ева ступила на шикарный песчаный пляж «Larvotto», окружённый барами и ресторанами на любой вкус при наличии статусных пластиковых карт и припухших портмоне.

Ева, Юлька и Джастин, сбросив одежду, бросились в море. Наплававшись вдоволь, они упали на песок рядом с шезлонгами и стали разглядывать публику, беззаботно болтая то на русском, то на похрамывающем со стороны Евы английском языке, чтобы Джастину было интересно.

Женщины на пляже ходили топлесс, не забыв при этом надеть драгоценности. Увидев, как их соотечественника соблазняет иностранка, Юлька не смогла промолчать:

— Смотрите! В то время как наши гламурщицы охотятся на олигархов по клубам и бизнес-форумам, француженки берут их в голом виде прямо у воды! Здесь в каждом русском видят миллионера, что пока недалеко от истины.

— А что за девушка идёт со свитой молодых людей? Явно она фаворитка — чуть капризна и высокомерна… — спросила Ева.

— Это Изабель — дочь владельца банка и управляющая одновременно. Между прочим, одного из самых крупных в Монако. К ней клеился наш друг Кратов, чтобы решить какие-то свои дела. Но она его так по-светски бортанула — до сих пор заикается, произнося её имя, — рассмеялась подруга.

Искупавшись ещё несколько раз, Ева пешком отправилась в отель. Юлька же обещала позвонить ночью, после её главного музыкального выхода. «Даже тебя нужно слушать дозировано, иначе у души будет аллергическая реакция», — со свойственной иронией пояснила она.

Вечером в зале модного клуба при всемирно известном Казино, Ева ждала своего выхода.

В номере запиликал телефон. На другом конце провода Аркадий Борисович тоном, не допускающим возражений, объявил:

— Миша, сегодня в зале Гарнье главного Казино организаторы турнира проводят, как вы говорите, «тусовку», но только для «узкого круга». Будет много высоких гостей и игроков первого ряда, — сделав паузу, и подчеркивая значимость своей персоны, продолжил:

— Накинь на себя чего-нибудь поприличней, и через полчаса встретимся в холле. Пригласительный я на тебя взял.

Надев шёлковую белую рубашку, темно синий костюм и спрыснув волосы «Armanicode», я спустился вниз. У выхода меня ждал Борисыч в полной «боевой готовности»: черный блестящий костюм, белая накрахмаленная рубашка, лакированные туфли. Писк придавала малюсенькая бабочка, которая смотрелась до смешного крохотной в сравнении с его грузным подбородком.

— Пора бы иметь фрак, молодой человек, — весело пробасил Борисыч, оглядывая меня с ног до головы и одновременно открывая дверь в легком поклоне: — Прошу вас, сэр…

— Don't mention» s it, — нарочито небрежно, подыгрывая Борисычу, бросил я и вышел.

Ночной Монте-Карло от иллюминации сверкал всеми цветами радуги. Казалось, было даже светлее чем днем, да и движения на улицах заметно прибавилось. На площади Казино было оживленно. Фонтан, как бы чувствуя, что он в центре внимания, высоко подбрасывал голубые струи и пенился жемчужной пеной. Несколько поодаль рядами стояли машины, вернее аппараты стоимостью соизмеримые с бюджетом небольшого города.

Пройдя пять-шесть ступеней из шикарного полированного мрамора с золотыми прожилками, мы вошли в святыню игровой индустрии. Взору предстал атриум с мозаичным полом, окруженный двадцатью восьмью ионическими колоннами из оникса, величаво держащими массивный свод. У широкой мраморной лестницы мы подошли к статуе всадника — Людовика XIV. Колено лошади выделялось неестественно светлым пятном.

— Игрокам рекомендовано дотронуться до колена лошади, — поучительно начал Борисыч, будто по секрету передавал мне тайный ритуал, а затем продолжил:

— Говорят, после этого обязательно повезет в игре.

— Спасибо, но на бога надейся, а сам не плошай, — весело ответил я.

— Не кощунствуй в Храме, — и его лицо расплылось в улыбке.

— Борисыч, расслабься, вот начнется турнир, тогда и потрогаем, может, даже морду натрем или хвост, лишь бы помогло, а сейчас — Оперный театр, или как его ещё называют, «зал Гарнье».

Концертный зал был сказочным. Его роскошь восторгала и душила. Декорированный в пурпурном с золотыми узорами цвете и украшенный великолепными фресками, барельефами и скульптурами, он был неподражаем.

Мы прошли вдоль стены к сцене, и ряду на пятнадцатом «приземлились» на первые попавшиеся места. Борисыч, бегло пробегая глазами программку, встрепенулся: — Смотри, саксофон, Россия, правда, фамилия какая-то нерусская — Милан. И ударение на первом слоге — «ми».

— Да и имя тоже, — подытожил я.

— И все равно, глоток Родины здесь, на чужбине, вдали от дома, — начал было Борисыч, но я не дал ему развить мысль: — Э-Э… Борисыч… Ау, еще суток не прошло, а ты в слезы.

— Вам, молодежи, не понять патриотизма, — расстегнув английский пиджак и взглянув на швейцарские часы, Борисыч весь превратился во внимание.

Вспыхнула разноцветьем рампа, и действо началось. Номера сменяли друг друга, артисты работали на высоком уровне.

Но вот зал погрузился в темноту, и в самых её недрах стали рождаться звуки. Их количество нарастало, своей мелодичностью обволакивая слушателей. Мелодия занимала всё большее пространство, проникала в каждого, кто находился в нём. Она порабощала сердца и заманивала в великолепный мир гармонии. Белый луч, медленно разрастаясь, осветил девушку в темно-зелёном изящном платье, облегающем прекрасную фигуру; светло-русые волосы и отсутствие излишнего макияжа придавали ее лицу непринужденность и свежесть.

Борисыч напрягся и невольно подался вперед.

Небольшой пучок света мягко лёг на саксофон и стал дюйм за дюймом увеличиваться, пока не осветил лицо исполнительницы, её пальцы, которые уверенно создавали мелодию, импровизировали и не давали опомниться зрителям. Голос саксофона всей своей полнотой разрывал пространство, а когда затих и ушёл в темноту, в зале была такая тишина, что я даже слышал дыхание Борисыча….